Дельцы против династий: Кения накануне выборов

Кения ждет приближения новых президентских выборов, назначенных на 9 августа 2022 г. Похоже, что на этот раз такие привычные и знакомые «разделительные полосы» на электоральном ландшафте, связанные с политизацией этнического фактора, постепенно стираются, уступая место новым. Нынешние предпочтения избирателей соотносятся с глубинными метаморфозами, затрагивающими представления кенийцев о самих себе.

Власть в Кении — традиционный предмет противостояния и торга между двумя крупнейшими кланами: Кениата и Одинга. Отцы-основатели кенийского государства — первый президент Кении Джомо Кениата и видный деятель антиколониального движения Джарамоги Огинга Одинга — то сотрудничали, то враждовали друг с другом на протяжении нескольких десятилетий. Каждая фамилия — своего рода символ для крупнейших народностей Кении: семья Кениата — лидеры кикуйю, Одинга — луо. В условиях характерных для Африки патронажно-клиентельных сетей электоральная база каждого политика формируется не на основе имиджевой или программной привлекательности, а исходя из его этнической принадлежности, и приход к власти того или иного клана влечет за собой перераспределение ресурсов в пользу представителей поддержавшего его этноса.

Однако в 2018 г. ситуацию переломил неожиданный для многих альянс между Кениатой и Одингой, заключенный после вспышки насилия в результате очередных выборов в 2017 г. и названный «Инициатива по наведению мостов». Собрав под свои знамена соратников из Оранжевого демократического движения (ODM), Юбилейной партии (Jubilee Party), Национальной радужной коалиции (NARC-Kenya) и нескольких десятков более мелких партий, в марте 2022 г. Одинга и Кениата официально объявили о создании объединенной партии под названием Азимио (Azimio la Umoja — One Kenya, то есть Декларация единства — Единая Кения). В качестве кандидата в президенты коалиция выдвинула Раилу Одингу, а баллотироваться на пост вице-президента вместе с ним будет Марта Каруа.

Старым «династиям» противостоит новая политическая сила, лицом которой стал дистанцировавшийся от Кениаты 55-летний вице-президент Уильям Руто, родом из четвертого по величине в Кении племени календжин. Его опора — молодые и предприимчивые кенийцы со средним и низким уровнем дохода, готовые реализовывать свои профессиональные и финансовые амбиции в условиях активно развивающейся и пока не особенно регулируемой экономики.

Основные претензии у прослойки граждан, стоящей за Руто, сосредоточены вокруг неисправимых зол: коррупции, повального взяточничества со стороны церковнослужителей, возросшей в ковидные годы безработицы среди молодежи и, что немаловажно — трайбализма, имеющего кадровое, экономическое и политическое выражение. В хронической неспособности справиться со всеми этими бедами коалиция Руто винит «династийность» кенийской политики, противопоставляя ей «нацию дельцов» (hustler nation). В кенийском английском словом hustler принято называть человека из небогатого района, готового на любые подработки ради того, чтобы только вырваться из бедности. Сам Руто выстроил свой образ на полном отождествлении со своим электоратом.

Переформатирование политического дискурса отозвалось в сердцах многих кенийцев и определило тональность и настроение нынешней предвыборной гонки. Однако смена электоральных предпочтений — симптом более масштабного процесса, затрагивающего всю ткань социальных отношений, и речь идет не только о выходе на сцену новых действующих лиц в пику узурпации власти узкой группой традиционных элит. Племенная идентичность в Кении постепенно отходит на второй план, уступая место социально-классовой. Этому способствует и многолетнее движение государства, пусть не всегда уверенное, по капиталистической траектории, и влияние урбанизации на этнотерриториальные границы внутри страны, и особенности молодежной культуры, а также другие аспекты.

Кения ждет приближения новых президентских выборов, назначенных на 9 августа 2022 г. Похоже, что на этот раз такие привычные и знакомые «разделительные полосы» на электоральном ландшафте, связанные с политизацией этнического фактора, постепенно стираются, уступая место новым. Нынешние предпочтения избирателей соотносятся с глубинными метаморфозами, затрагивающими представления кенийцев о самих себе.

Власть в Кении — традиционный предмет противостояния и торга между двумя крупнейшими кланами: Кениата и Одинга. Отцы-основатели кенийского государства — первый президент Кении Джомо Кениата и видный деятель антиколониального движения Джарамоги Огинга Одинга — то сотрудничали, то враждовали друг с другом на протяжении нескольких десятилетий, и эта кармическая, как бы сейчас сказали, динамика вышла далеко за пределы межличностных отношений. Каждая фамилия — своего рода символ для крупнейших народностей Кении: семья Кениата — лидеры кикуйю, Одинга — луо. В условиях характерных для Африки патронажно-клиентельных сетей электоральная база каждого политика формируется не на основе имиджевой или программной привлекательности, а исходя из его этнической принадлежности. Приход к власти того или иного клана влечет за собой перераспределение ресурсов в пользу представителей поддержавшего его этноса — это обязательное условие благосклонности избирателей, негласный закон, действовавший еще до обретения страной независимости. Такая картина, с одной стороны, приводила многих исследователей к выводу, что демократические политические институты в Африке приживаются плохо или, по крайней мере, приобретают причудливые формы, а с другой — наталкивала на очевидную мысль о том, насколько сложный процесс представляет собой согласование интересов между крупнейшими племенами, к тому же готовыми к самым радикальным действиям ради доступа к властному ресурсу.

Раила Одинга

Балансировать в Кении получалось с переменным успехом. Начиная с 1990-х гг. выборы в стране неоднократно сопровождались политическим насилием. Апофеоз его наступил в 2007 г., когда несмотря на успешную предвыборную кампанию и высокий рейтинг Раилы Одинги, наследника одного из кланов-мастодонтов, победителем был объявлен его соперник Мваи Кибаки, пользовавшийся поддержкой Кениаты. В результате массовых беспорядков между сторонниками Кибаки и оппозицией, продолжавшихся несколько недель, погибло около 1100 чел. При посредничестве Африканского союза и ООН стороны все-таки подписали соглашение об урегулировании и сформировали коалиционное правительство под руководством Одинги.

Нынешние представители главных политических семей — действующий лидер страны Ухуру Кениата и Раила Одинга — на первый взгляд люди с совершенно разным бэкграундом. Про таких как Ухуру Кениата говорят «родился с серебряной ложкой во рту». Сын первого президента Кении, выпускник Амхерст-колледжа в штате Массачусетс, он сформировался как большой поклонник капитализма и западных политических ценностей. Раила Одинга же обучался в Кении, позже — в Восточном Берлине и унаследовал от отца восхищение маоистским Китаем, а также симпатии к социалистическому блоку в целом. Тем не менее оба харизматичных лидера, каждый со своей идеологией и этнотерриториальной электоральной базой, выглядели как настоящие колоссы, между которыми в некоторой степени маятникообразно и, как казалось, предсказуемо двигался политический процесс.

Однако в 2018 г. список ключевых игроков существенно поменялся. Ситуацию переломил неожиданный для многих альянс между Кениатой и Одингой, заключенный после вспышки насилия в результате очередных выборов в 2017 г. и призванный остудить наэлектризованную до предела атмосферу. «Инициатива по наведению мостов» — так назвали этот жест в рамках политики национального примирения. Собрав под свои знамена соратников из Оранжевого демократического движения (ODM), Юбилейной партии (Jubilee Party), Национальной радужной коалиции (NARC-Kenya) и нескольких десятков более мелких партий, в марте 2022 г. Одинга и Кениата официально объявили о создании объединенной партии под названием Азимио (Azimio la Umoja — One Kenya, то есть Декларация единства — Единая Кения). В качестве кандидата в президенты коалиция выдвинула Одингу, а баллотироваться на пост вице-президента вместе с ним будет Марта Каруа, которая прославилась в период так называемого «второго освобождения» — борьбы за многопартийность в 1980–1990-х гг., и с тех пор успела сделать сразу две карьеры: в юриспруденции и политике. Ставка на «кенийскую железную леди» дает Азимио возможность мобилизовать традиционно пассивную часть электората — женщин, проживающих в городских районах.

Старым «династиям» противостоит новая политическая сила, лицом которой стал дистанцировавшийся от Кениаты 55-летний вице-президент Уильям Руто, родом из четвертого по величине в Кении племени календжин. Его опора — молодые и предприимчивые кенийцы со средним и низким уровнем дохода, готовые реализовывать свои профессиональные и финансовые амбиции в условиях активно развивающейся и пока не особенно регулируемой экономики. Популярность Руто, за которого по состоянию на 1 августа 2022 г. готовы отдать голоса 53% избирателей, хорошо объясняет характеристика, данная Кении политиком-социалистом и известным филантропом Джосайей Мванги Кариуки еще в эпоху Кениаты-старшего: «Десять миллионеров и десять миллионов нищих». В 2015 г. индекс Джини в этой стране превысил отметку в 40%. Это хорошо понимает команда Руто и делает ставку на неомарксистские лозунги: призывы к равному распределению экономических и политических возможностей и социальной справедливости.

Уильям Руто

Основные претензии у прослойки граждан, стоящей за Руто, сосредоточены вокруг неисправимых зол: коррупции (Кения занимает 129-е место из 180 в рейтинге Transparency International), повального взяточничества со стороны церковнослужителей, которые пользуются в стране большим авторитетом, возросшей в ковидные годы до 65% безработицы среди молодежи и, что немаловажно — трайбализма, имеющего кадровое, экономическое и политическое выражение. Перед фрустрацией и ощущением безысходности особенно уязвимы молодыми мужчины: как отмечают социологи Чимараоке Изугбара и Наоми ван Стапеле, кенийский идеал маскулинности подразумевает, что мужчина должен полностью обеспечивать свою семью. Социокультурный прессинг по отношению к тем, у кого это не получается, становится почти невыносимым. Эти переживания транслируются через социальные сети, особенно Twitter, где за последние годы набрало силу не аффилированное ни с кем из кенийских политиков виртуальное сообщество #KOT — Kenyans on Twitter, и все более активно политизирующуюся поп-культуру: так, клип рэпера King Kaka под названием Wajinga Nyinyi, в котором исполнитель на протяжении шести минут перечисляет все вышеупомянутые проблемы с конкретными примерами, вызвал небывалый резонанс.

В хронической неспособности справиться со всеми этими бедами коалиция Руто Kenya Kwanza («Кения прежде всего» — явная отсылка к лозунгу кампании Трампа America First), где тон задает партия Объединенный демократический альянс (UDA), винит «династийность» кенийской политики, противопоставляя ей «нацию дельцов» (hustler nation). В кенийском английском словом hustler принято называть человека из небогатого района, при этом готового на любые подработки ради того, чтобы только вырваться из бедности. Сам Руто, заработав многомиллионное состояние в страховом бизнесе и на продаже недвижимости, выстроил свой образ на полном отождествлении со своим электоратом: так, он нередко делится историями, как до 15 лет ходил босиком в школу, а позже зарабатывал на жизнь продажей кур.

То, что «дельцы» теперь — сила, с которой придется считаться, продемонстрировал в том числе и знаковый для Кении исход дополнительных выборов членов парламента в Джудже и Рури в центральной части Кении весной 2021 г., когда кандидаты, пользовавшиеся поддержкой Руто, неожиданно для всех одержали победу в округах кикуйю, симпатизирующих Юбилейной партии. Тем самым был разрушен стереотип о том, что избиратели кикуйю якобы не голосуют за «чужаков». По данным опросов, в густонаселенном регионе Маунт-Кения «династии» и «дельцы» вообще идут вровень: впервые с момента установления многопартийной демократии в стране там нет однозначного лидера мнений. Это произвело такое впечатление на кандидатов, что оба они решили заручиться поддержкой выходцев из этого региона: как и Марта Каруа, ярый критик режима Кениаты Ригати Гачагуа, претендент на пост вице-президента из лагеря Руто, имеет те же «исторические корни». Еще два кандидата в президенты, эксцентричный Джордж Ваджакойя и Дэвид Ваихига, вряд ли смогут претендовать на серьезное количество голосов.

Переформатирование политического дискурса отозвалось в сердцах многих кенийцев и определило тональность и настроение нынешней предвыборной гонки. Однако смена электоральных предпочтений — симптом более масштабного процесса, затрагивающего всю ткань социальных отношений, и речь идет не только о выходе на сцену новых действующих лиц в пику узурпации власти узкой группой традиционных элит. Племенная идентичность в Кении постепенно отходит на второй план, уступая место социально-классовой. Этому способствует и многолетнее движение государства, пусть не всегда уверенное, по капиталистической траектории, и влияние урбанизации на этнотерриториальные границы внутри страны, и особенности молодежной культуры, а также другие аспекты.

Значит ли это, что этнический фактор совсем исчезнет из кенийской политики? В ближайшем будущем нечто подобное вряд ли можно прогнозировать: слишком сильна пока еще связка племя–язык–ареал проживания. Как бы то ни было, сегодняшняя расстановка сил не случайна и является прямой производной от процессов, происходящих в кенийском обществе. Что касается того, кто победит 9 августа 2022 г., никакого глубокого кризиса ожидать в любом случае не стоит: пройдя с 1991 г. через многочисленные драматические повороты и кровопролитные столкновения, сама кенийская политическая система демонстрирует удивительную устойчивость и адаптивность, и нет никаких оснований полагать, что в этот раз все будет по-другому.