Кризис миропорядка и глобальный Юг

2020 год стал временем тяжелых испытаний для всего мира, одним из тех исторических рубежей, которые отделяют старую эпоху от новой. Наверное, нет такой страны, такого общества и такого сектора глобальной экономики, которые не были бы так или иначе затронуты драматическими событиями последних нескольких месяцев. Сегодня бессмысленно спорить о том, будет или не будет мир иным, пройдя через драматический 2020 год, — мир уже стал иным, хотя до конца нынешних потрясений пока еще очень далеко.

Текущий кризис уникален тем, что он представляет собой сочетание целого набора важных, преимущественно дестабилизирующих явлений международной жизни — распространения пандемии коронавируса, резкого падения цен на нефть, начала циклической рецессии, ухудшения военно-политической обстановки в ряде ключевых регионов планеты, фактического развала системы контроля над вооружениями, обострения американо-китайской конфронтации и т. д. Каждое из этих явлений имеет свою историю, свою логику и свою динамику. Но отделить влияние на международную систему какого-то одного фактора от влияния других факторов не всегда просто, а в некоторых случаях — вообще невозможно. Когда мы говорим о мире «после коронавируса» или о мире «после рецессии», мы так или иначе подразумеваем мир после глобального системного кризиса, начавшегося в первые месяцы 2020 г. Вполне вероятно, что мы пока находимся даже не в середине, а в начале этого кризиса, и едва ли кто-нибудь сегодня возьмется определить время его завершения.

Нынешний кризис можно обозначить как системный с большим на то основанием, чем любой из прошедших кризисов нынешнего столетия, поскольку он затронул максимально широкий набор параметров современной международной системы, вобрав в себя эпидемиологическое, экономическое, политическое, военно-стратегическое и даже цивилизационное измерения мировой политики. В этом смысле он является более значимым событием, чем, например, террористические акты в США 11 сентября (2001 г.), всемирный финансовый кризис (2008–2009 гг.) или «арабская весна» (2010–2011 гг.).

Даже если ограничиться лишь экономическими аспектами разворачивающихся сегодня событий, то приходится констатировать, что человечество вошло в стадию структурной экономической перестройки, подобной структурным сдвигам 30-х или 70-х гг. прошлого века. Поэтому о «восстановлении» мировой экономики после кризиса в строгом смысле этого слова говорить нельзя — мировая экономика уже никогда не вернется в ту точку, в которой она была в январе 2020 г. Наверное, утверждение о пройденной «точке невозврата» справедливо и в отношении многих аспектов мировой политики.

Глобальные масштабы нынешнего кризиса ни у кого не вызывают сомнений. Однако, очевидно и то, что проходящая болезненная трансформация всемирного социума, получившая мощное ускорение в текущем году, будет иметь и уже имеет разные последствия для различных регионов мира. Как и всегда в подобные переломные моменты истории, мы увидим существенные коррекции в соотношении сил между игроками на региональном и на глобальном уровнях, новые вызовы и новые возможности для отдельных государств, сдвиги в привычном наборе инструментов внешнеполитической мощи и т. д. В данной работе автор попытался обозначить вероятное воздействие кризиса на обширные регионы мира, которые можно условно обозначить как «глобальный Юг».

В современной теории международных отношений нет четкого определения того, какие страны следует относить к «глобальному Югу». Одним из основных дискуссионных вопросов остается принципиальный вопрос о том, следует ли включать в это понятие Китай. По понятным причинам, руководство КНР обычно ассоциирует свою страну именно с Югом, неявно претендуя на лидирующую роль Пекина в этой многочисленной группе стран Азии, Африки и Латинской Америки.

Однако, на наш взгляд, по целому ряду фундаментальных экономических, социальных, демографических и иных характеристик отнести КНР в «глобальному Югу» на пороге третьего десятилетия XXI века было бы не вполне корректно. Исторически Китай вышел из «глобального Юга» подобно тому, как Соединенные Штаты вышли из Европы. Но сегодня США уже нельзя воспринимать как простое географическое продолжение Европы. Точно так же и Китай нельзя воспринимать как еще одну, пусть и очень большую страну глобального Юга; Китай слишком сильно отличается даже от таких гигантов развивающегося мира как Индия или Бразилия.

В представленном докладе РСМД под «глобальным Югом» автор подразумевал те страны Азии, Африки и Латинской Америки, которых раньше международники относили к «третьему миру», то есть не входившие ни в «первый мир» (развитые страны Запада), ни во «второй мир» (социалистические страны Европы, Азии и Куба). При всем разнообразии стран, относящихся к глобальному Югу, они обладают целом рядом особенностей, отличающих их от стран, входящих в глобальный Север.

Если отделить Китай от стран глобального Юга и рассматривать вероятные последствия общемирового системного кризиса не по оси «Запад — не Запад», а по оси «Север — Юг», то привычные представления о фундаментальных трендах в мировой политике и экономике после кризиса неизбежно начинают меняться. Выясняется, что кризис не ускоряет, а скорее замедляет перераспределение сил и ресурсов от мирового центра (Севера) к мировой периферии (Югу) и усиливает, а не ослабляет зависимость периферии от центра. Именно Юг, а не Север оказывается особенно уязвимым по отношению к неизбежным сдвигам в международной системе, именно на Юге будут находиться основные источники глобальной нестабильности посткризисного мира. Соответственно, нуждаются в коррекциях или, как минимум, в новом обосновании многие распространенные представления о наступлении эпохи многополюсного (полицентричного) мира, о «пост-западном этапе» в мировой политике и пр.

Для Юга кризис 2020 г. имеет несколько взаимосвязанных измерений. К числу основных следует отнести пандемию коронавируса, глобальную экономическую рецессию и резкое снижение мировых цен на углеводородное сырье и другие сырьевые товары, традиционно составлявшие основу экспорта многих стран глобального Юга. Сопутствующими факторами стало обострение конфликтных ситуаций на Ближнем Востоке (Сирия), в Северной Африке (Ливия), в Латинской Америке (Венесуэла) и в некоторых других точках глобального Юга. Обострение геополитического и экономического противостояния между США и Китаем может дать странам Юга некоторые дополнительные тактические возможности, но в целом будет иметь для этих стран больше негативных, чем позитивных последствий, превращая их из субъектов мировой политики в объекты манипуляции со стороны сверхдержав.

Структурно работа состоит из трех разделов. В первом (Тенденции) предпринимается попытка суммировать уже проявившиеся последствия кризиса 2020 г. для стран глобального Юга на середину года, а также уже наметившиеся устойчивые тренды развития ситуации на глобальном Юге в контексте кризиса. Во втором (Проблемы) автор попытался выделить наиболее существенные вызовы и угрозы глобальному Югу, связанные с кризисом, но выходящие за его вероятные временные рамки. В-третьем (Решения) суммируются предложения по минимизации негативных последствий кризиса, с особым акцентом на возможную роль России.

Предварительный анализ ближайших и среднесрочных последствий системного кризиса для глобального Юга позволяет сделать несколько предположений:

• Выход глобального Юга из кризиса будет более сложным и медленным по сравнению с глобальным Севером; соответственно, общее соотношение сил между Севером и Югом будет меняться в пользу первого (при том, что вполне возможны отдельные исключения в виде успешного преодоления последствий кризиса теми или иными развивающимися странами);
• Системный кризис усилит многочисленные негативные тенденции, действовавшие на глобальном Юге в предыдущий период; он способен оказаться катализатором множества новых политических, экономических и социальных кризисов национального и регионального уровня; многие латентные хронические проблемы, существовавшие на Юге до 2020 г., способны перейти в острую форму;
• Заинтересованность Севера в развитии Юга в среднесрочной перспективе в целом будет снижаться; большинство стран глобальной периферии окажутся частично или даже полностью исключенными из новой системы экономических и технологических цепочек, складывающейся в посткризисном мире;
• На Севере глобальный Юг будет восприниматься в большей степени как проблема, чем как возможность; при этом объем ресурсов, которые Север будет готов предоставить Югу в виде программ технической и гуманитарной помощи, торговых преференций, льготных критиков и т. д. будет сокращаться, а не расти;
• Нынешние межгосударственные и гражданские вооруженные конфликты на глобальном Юге в своем большинстве не будут разрешены, вероятно их продолжение в той или иной форме с периодическими обострениями и временными периодами снижения интенсивности;
• При этом нельзя полностью исключать возможности мощного экономического и социального рывка глобального Юга, значительных успехов в переходе к новому технологическому укладу, социальной стабильности и модернизации государственных институтов; вероятность оптимистического сценария зависит от целого набора внутренних и внешних независимых переменных;
• Важнейшей задачей глобального Юга в посткризисный период станет выход на траекторию устойчивого социально-экономического развития при наличии приемлемого уровня международной стабильности; это потребует от стран Юга долгосрочных и болезненных мер по переходу на новый технологический уклад;
• Успешная социально-экономическая модернизация стран Юга невозможна без реформы международной экономической системы и составляющих ее институтов; необходима новая «Большая сделка» между Севером и Югом;
• Роль России в трансформации глобального Юга неизбежно будет ограниченной, но не обязательно маргинальной; по всей вероятности, эта роль окажется более заметной в сфере безопасности, чем в сфере развития;
• В более отдаленном будущем стратегической задачей станет преодоление цивилизационного разрыва между глобальным Севером и Югом; необходимым условием решения этой задачи будет выход международной системы на принципиально новый, более высокий уровень глобального управления.