Оставаться нельзя, мигрировать! О проблемах «приезжих»

Право человека на свободу перемещения получило документальное закрепление еще в прошлом веке, во Всеобщей декларации прав человека. [1] Но никогда процессы миграции не приобретали такой масштаб, как сегодня: по данным доклада Департамента ООН по экономическим и социальным вопросам от 11 сентября 2013 года, численность мигрантов составляет 232 миллиона человек, а это 3,2% от населения всей Земли.

 

Таким образом, формулировка одной из статей Декларации, гласящая, что «каждый человек имеет право покидать любую страну, включая свою собственную, и возвращаться в свою страну», фактически, теряет половину своего значения. В свою страну мигранты уже не возвращаются.

 

Существует множество проблем, с которыми государства сталкиваются при формировании политики в отношении мигрантов. Одна из самых важных из них – как мигранты взаимодействуют с коренным населением государства-реципиента, как выстраивают свою жизнь в новых условиях. И здесь участие государства часто играет ключевую роль.

 

Например, еще в 60-70е годы прошлого века в Канаде был провозглашен государственной политикой мультикультурализм (признание многонациональности и равноправия культур). Здесь впервые в истории приняли закон, согласно которому расизм и нацизм официально был запрещен. Такая политика, естественно, сразу получила своих сторонников и противников. Первые считали, что мигранты и местные жители смогут совмещать свои традиции и культуру, в то же время мигранты сохранят свою идентичность. Вторые же полагали, что подобная политика приведет к фрагментации общества и росту социального напряжения. Так или иначе, практика мультикультурализма стала применятся во многих странах мира. Везде это привело к разным последствиям. 

 

В той же Канаде развились скрытая ксенофобия и негативный настрой к меньшинствам, которые часто требовали от государства слишком много. Основным аргументов меньшинств была фраза «за страдания наших дедов». Как и от чего страдали их деды в стране, прошедшей мирную эволюцию и не подвергшуюся захватнической политике, остается не ясным. Более того, политика «особого статуса» мигрантов и этнических меньшинств не может быть эффективной, если осуществляется лишь на основе исторических фактов, эмоций и толерантности. Она должна подкрепляться анализом настоящей ситуации и трезвым взглядом.

 

Что касается Европы, здесь особого внимания заслуживают представители исламской религии, самой большой после христиан конфессиональной группы на этой территории. Сейчас уровень рождаемости мусульман-мигрантов катастрофически превышает уровень рождаемости коренных европейцев: 92% от прироста населения в Европе составляют именно мусульманские дети. При сохранении подобных цифр такая ситуация в далекой перспективе приведет к вырождению европейских наций. В это время внутри самой мусульманской общины происходят изменения: во втором и третьем поколениях формируется отношение к себе как к полностью коренным жителям. Эти люди родились уже в Европе, знают язык, получают образование и требуют признания их полноценными европейцами. При это они сохраняют свою веру, традиции и хотят, чтобы с этим считались. Иными словами, со своим уставом да в чужой монастырь, они настойчиво втискиваются в общество, называя себя «евромусульманами» и не желая ассимилироваться.

 

Европейцы, также как канадцы и американцы, во многом сами виноваты в сложившейся ситуации. Их беспрекословная вера в свободу личности и равноправие созданных Богом людей (особенно любимая гражданами США аксиома) привела к тому, что «приезжие» начали этой свободой не просто злоупотреблять, но и бросать любому «несогласному» упреки в расизме и нацизме, грозить судебными исками и последствиями. В такой свободолюбивой и противоречивой обстановке все больше людей задумывается, а стоило ли так жалеть мигрантов и сочувствовать их «нелегкой» жизни?

 

P.S.

Однажды я и моя подруга серьезно заблудились в окрестностях собора Сакре-Кер, в Париже. После часового скитания по тупикам темных улиц, мы забрели в «черный», простите, квартал. Десятки недоумевающих взглядов темнокожих прохожих встречались нам на каждом шагу. Светловолосые иностранки были здесь будто бы дикостью, к тому же, подобных нам на улицах не было. Спустя какое-то время один заботливый официант с мощным африканским акцентом подошел к нам и сказал: «Вам здесь не место, дамы.» До сих пор я иногда задумываюсь: почему же мне, девушке с европейской внешностью и весьма толерантными взглядами, не место в самом сердце старой-доброй Европы?