Иван Зуенко: 18-й съезд КПК и перспективы демократизации Китая

18-й съезд Коммунистической партии Китая –  событие по большей части символическое. Неожиданностей от него не ждут – аналитики всех мастей уже который год пишут о смене «четвертого поколения руководителей» на Си Цзиньпина, Ли Кэцяна и их сверстников, как о свершившемся факте. Между тем, по всей видимости, нынешний транзит власти станет последним в истории нового Китая, который пройдет по нынешней гладкой схеме.

Несмотря на укоренившиеся в сознании иностранных наблюдателей стереотипы о всесилии Коммунистической партии Китая и стабильности китайского политического режима, трудно не заметить, что 18-й съезд КПК проходит на фоне небывалого ранее кризиса лояльности населения к правящей партии и роста критики в СМИ, как вполне официальных, так и то что называется «народных» (прежде всего, Weibo – китайском аналоге твиттера).

Конечно же, в подтверждение этого тезиса нельзя привести ни один соцопрос – таковые во все еще авторитарном Китае не проводятся и проводиться не могут - однако личный опыт автора и наблюдения его собеседников, постоянно живущих в Китае, свидетельствуют: на данный момент положение КПК в Китае сравнимо с положением «Единой России» в нашей стране. Партия непопулярна, национальных лидеров принято ругать, коррупционные скандалы стали привычным делом. По большому счету единственное, что удерживает правящую партию у власти, так это состояние абсолютного политического вакуума, ей же собственно и созданное. В условиях общественного запроса на стабильность и отсутствия хоть сколько-нибудь состоятельных политических оппонентов, КПК, как и «Единая Россия», может быть спокойна за решение тактических задач на текущем этапе. Но что дальше?

Согласно устоявшимся в китайской политической практике правилам, очередное «поколение руководителей» приходит к власти на два срока по пять лет, так что «эпохи» в политической жизни КНР меряются десятилетиями. Целый ряд факторов позволяет ожидать от ближайшего десятилетия (до 20-го съезда КПК в 2020 году), что это будет время по меньшей мере непростое.

Во-первых, это уже упомянутый кризис лояльности населения к партии. Она, похоже, раздражает уже абсолютно всех (не считая номенклатуру и силовиков). Для «традиционалистов» она - символ разрыва с вековыми ценностями Срединной империи (некоторые действия КПК, вроде заключения с Россией Договора о дружбе и добрососедстве, официально закрывшего вопрос территориальных претензий Поднебесной к северному соседу, вообще считаются «предательством национальных интересов»). Для «западников» КПК – узурпатор власти и нарушитель прав человека. Китайское общество раздражено постоянными коррупционными скандалами и циничным поведением лидеров Коммунистической партии, образ жизни которых диссонирует с идеалами марксизма-ленинизма и мифологизированной эпохи Мао Цзэдуна. Наконец, едва ли не самое распространенное обвинение в адрес Чжуннаньхая – мягкотелая, нерешительная внешняя политика, никак несоответствующая амбициям огромной державы, недавно преодолевшей, наконец, комплекс «ста лет унижений».

Не стоит также забывать, что ближайшие годы неизбежно будут ознаменованы снижением темпов социально-экономического развития страны. Уровень роста ВВП ниже 7% в год, по мнению многих западных аналитиков, чреват ростом безработицы, социальной напряженности и падением уровня жизни (вернее, снижением динамики ее улучшения – что тоже будет восприниматься болезненно). Добавим к этому также фактор старения населения, разрыв в доходах между бедными и богатыми, повышение стандартов потребления в самом Китае, что, фактически, сводит на нет главное конкурентное преимущество китайской экономики – дешевизну рабочей силы, и получаем совсем не радужную картину.

И все это на фоне роста информированности населения посредством Интернета и социальных сетей, которую нынешний режим уже не способен (или не хочет) сдерживать.

Очевидно, что тандему Си Цзиньпин - Ли Кэцян достается непростое наследство. На вызовы времени необходимо будет искать адекватные ответы. Как будет строиться политика Пекина при новом «правителе», каков будет девиз  его правления (у Ху Цзиньтао им стала концепция «гармоничного общества»), не знает по сути никто. В любом случае, очевидны три вещи. Во-первых, какие-либо изменения во внешне- и внутриполитическом курсе последуют не раньше весны следующего года (ключевые решения оглашаются не на съездах всей партии, а на пленумах Центрального комитета). Во-вторых, первые пять лет правления (до следующего, 19-го съезда) в целом будут продолжать политику предшественников. В-третьих, через пять лет последуют (ибо должны!) реформы. В ситуации, которая описана выше, трансформация правящей партии неизбежна. А, следовательно, неизбежна и трансформация политического режима в Китае.

Что имеется в виду? Правящая партия вынуждена будет играть в демократию, чтобы смягчить общественное недовольство. Каковы будут направления этой имитационной «демократизации»? Представляется следующее: во-первых, это передача части властных полномочий «в народ» (в руки общественных организаций и органов местного самоуправления – комитетам сельских и городских жителей, которые формально находятся вне административной системы); во-вторых, это демократизация внутрипартийной жизни (вернее, легализация и публицизация внутрипартийной фракционной борьбы).

Скорее всего, продержаться еще десять лет на том же уровне монополизации власти правящая партия не сможет. События, предшествовавшие этому съезду – от скандального дела Бо Силая и Гу Кайлай до мутной истории с благосостоянием семьи Вэнь Цзябао – подняли перед КПК массу сложных вопросов, игнорировать которые будет себе дороже. КПК вынуждена будет меняться, ибо стремительно меняется сам Китай. Но вот резких действий, по типу нашей Перестройки, от китайцев ждать не следует (во всяком случае, не хотелось бы, так как стабильность политического режима в Китае – это то, в чем кровно заинтересована наша страна). КПК будет двигаться в сторону демократии, хотя понятно, что подлинной демократизацией режима стал бы отказ от монополии на политическую власть. На это КПК в здравом уме, конечно же, не пойдет. Да и в условиях политического вакуума на материке единственной реальной альтернативой КПК является Гоминьдан – но возвращение националистов в единый общекитайский политической контекст возможно только в случае объединения с Тайванем на условиях «одна страна – две системы», а это уже совсем малопредсказуемый вариант развития событий.

Другое дело, что функции «другой партии» могли бы выполнять различные фракции внутри самой КПК. Фракционная борьба на нынешнем этапе характеризуется тем, что выделяются не группировки, а, скажем так, идеологические направления. Например, пресловутая «тайцзыдан» (фракция «принцев», к которой относят и будущего генсека КПК Си Цзиньпина и опального ныне Бо Силая) вряд ли существует как закрытая монолитная группа. Но вот «реформисты» (во главе с идейным отцом Вэнь Цзябао, возглавляемые Ван Яном и Ли Юаньчао), а также «консерваторы» и «националисты» – это реально существующие внутри правящей элиты течения. (Единственные, кто существует только в аналитических отчетах, но вряд ли в реальности – так это «неомаоисты», о которых уместно говорить только в контексте популизма, ориентированного на самые маргинальные группы китайского общества). Вполне возможно представить, что идеологическая борьба внутри КПК посредством смягчения цензуры в СМИ (которое мы наблюдаем уже сейчас) становится достоянием широких слоев членов партии и всего общества. После чего, с учетом призывов к демократизации партийной жизни и плюрализма мнений (об этом много говорил еще Ху), реализуется на практике в виде более свободной дискуссии на низовом и центральном уровне. Общество воспринимает запрашиваемую реакцию властей, может даже немного влиять на политический процесс (в конце концов, есть прямые, альтернативные выборы в волостные Собрания народных представителей), а самое главное, получает новую надежду на перемены. (Не меняться-то нельзя, как мы уже выяснили). Вполне допустимо, что вышеописанный сюжет станет главным содержанием во внутриполитическом развитии Китая в ближайшее десятилетие. А дальше: либо демократизация режима управляемая (пока все еще – из раздела «фантастика»), либо неуправляемая, чреватая народными бунтами (типа событий на площади Тяньаньмэнь в июне 1989 года) и соответственно жесткой реакцией и возвращением к авторитаризму (пока Си Цзиньпин выглядит человеком, вполне способным на роль «сильной руки»).

Наконец, представляется, как десять лет спустя, в ходе 20-го съезда КПК, кандидатура преемника Си Цзиньпина, а также кандидатов в члены Политбюро Центрального комитета, становятся предметом обсуждения как в самом Китае, так и за рубежом. Делегаты съезда проводят длительные консультации с партийным активом, выясняя, чьи же кандидатуры им поручено поддержать. Аналитики соревнуются в прогнозах и поясняют общественности, чего придется ожидать в случае прихода к власти того или иного руководителя. Мир замирает в ожидании…

Но все это десять лет спустя. А сейчас – Си Цзиньпин. Имя его «преемника» также уже «известно». Это Ху Чуньхуа - «маленький Ху». Сейчас он возглавляет партком Внутренней Монголии, на этом съезде он войдет в Политбюро. Ожидается, что пять лет спустя он будет избран в Постоянный комитет Политбюро, займет должность главы секретариата и ректора Высшей партийной школы. Казалось бы, все уже предопределено.

Однако КПК должна поменяться.

Автор: Иван Зуенко, ассистент кафедры Тихоокеанской Азии Школы региональных и международных исследований ДВФУ.