Распечатать
Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей

В 2015 году исполняется 35 лет одному из самых известных аналитических центров США — Институту Восток–Запад. В то же время Институт празднует назначение бывшего посла США Кэмерона Мантера на должность нового исполнительного директора. Благодаря многолетней дипломатической карьере в Центральной и Восточной Европе, на Ближнем Востоке, в Индии и Пакистане Кэмерон Мантер надеется привнести в деятельность Института новый взгляд на дипломатию, не ограничивающийся традиционной концепцией взаимоотношений на государственном уровне. РСМД попросил г-на Мантера поделиться своим экспертным мнением об изменении традиционной концепции дипломатии и российско-американских отношениях, а также раскрыть планы своей деятельности на новом посту в нынешний период политической нестабильности.

В 2015 году исполняется 35 лет одному из самых известных аналитических центров США — Институту Восток–Запад. В то же время Институт празднует назначение бывшего посла США Кэмерона Мантера на должность нового исполнительного директора. Благодаря многолетней дипломатической карьере в Центральной и Восточной Европе, на Ближнем Востоке, в Индии и Пакистане Кэмерон Мантер надеется привнести в деятельность Института новый взгляд на дипломатию, не ограничивающийся традиционной концепцией взаимоотношений на государственном уровне. РСМД попросил г-на Мантера поделиться своим экспертным мнением об изменении традиционной концепции дипломатии и российско-американских отношениях, а также раскрыть планы своей деятельности на новом посту в нынешний период политической нестабильности.

Что из Вашего многолетнего и непростого дипломатического опыта Вы намерены передать Институту Восток–Запад в будущем? Какой Вы видите работу Института не только как «фабрики мысли», но и организации, предлагающей практические решения, под Вашим руководством?

Я рад, что Вы не называете нас просто научным институтом; мы отличаемся от него. В отличие от других традиционных восточноамериканских «мозговых центров», мы меньше сконцентрированы на научных исследованиях и декларациях. Мы отличаемся от Брукингского института или Карнеги-центра, стараясь не только выдвигать или оценивать идеи, но и прислушиваться к другим. Одна из главных особенностей научно-практического института (think-and-do tank) заключается в том, что мы не столько заявляем о том, что, по нашему мнению, должно случиться, сколько стараемся понять контекст происходящего, чтобы позволить остальным работать вместе и находить решения. Это не просто анализ: это поиск общего языка. Мы продолжаем нарабатывать новые связи, расширяя базу контактов, созданную за последние четыре десятилетия. Со своей стороны я хотел бы увидеть, как принятая в нашей организации структура распространяется по всему миру. Старая модель Института Восток–Запад сейчас становится действительно протяженной с Востока на Запад; мы укрепляем связи с Китаем и Индией. Сейчас дела обстоят уже не так, как в прошлом, когда граница проходила лишь по Европе. Теперь важны отношения с организациями по всему миру.

Россия и США переживают тяжелый период, который серьезно влияет на всю систему международных отношений. Каким Вы видите будущее украинского кризиса? Сколько времени уйдет на то, чтобы прекратить военные действия и урегулировать разногласия? В чем, на Ваш взгляд, глубинная причина такого ухудшения двусторонних отношений?

Затрагивая тему двусторонних отношений, я хотел бы подчеркнуть, что в XXI веке важно не ограничивать себя двусторонним взглядом на вещи.

Это исключительно сложный вопрос, и он иллюстрирует вклад, который мы хотели бы внести. Конечно, мы не надеемся на магическое решение вопроса, но доверие, наработанное на разных уровнях, можно было бы использовать для предотвращения ошибок и начала более продуктивной дискуссии. В центре внимания должно быть не только урегулирование разногласий и прекращение боевых действий. Мы должны дать ответы на вопросы о том, кто должен сесть за стол переговоров, как мы можем помочь этим переговорам, как сформулировать вопросы наиболее конструктивно.

Затрагивая тему двусторонних отношений, я хотел бы подчеркнуть, что в XXI веке важно не ограничивать себя двусторонним взглядом на вещи. Позвольте рассказать о схожей ситуации, которую я изучал недавно. США и Пакистан связывают давние и, я бы сказал, достаточно неэффективные двусторонние отношения. Даже когда я был послом в этой стране, мы продолжали совершать одни и те же ошибки. Я заметил, что те же проблемы существуют между пакистанцами и индийцами. Они снова и снова дискутировали по одним и тем же вопросам, потому что сама структура их дипломатии была двусторонней. Метод решения спорных вопросов, о которых я упоминал (включая даже Украину), заключается в том, чтобы понять, что существуют не только традиционные многосторонние соглашения и действующие стороны. Есть и другие игроки, которые могут подходить к тем же вопросам иначе. Не обязательно речь идет о правительственных учреждениях, это могут быть деловые или общественные организации. Существуют ли подходы к нестандартным вопросам, которые зачастую возникают в двусторонних отношениях? Не касаться их означает ограничивать наши возможности в урегулировании конфликтов.

Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун говорил, что Институт Восток–Запад всегда бросает вызов традиционному восприятию международных отношений. Сейчас вся система переживает огромный сдвиг; возможно, изменения будут необратимыми. Какой Вы видите новую систему? Что будет в ее центре?

Я не думаю, что мы увидим смену одной системы на другую. Многие говорили о конце Вестфальской системы международных отношений. Я считаю это заявление некорректным. Вокруг нее возникают другие виды дипломатии, другие вопросы. Наибольшее значение приобретают связи на уровне общества, бизнеса, филантропии, управления. Конечно, мы очень серьезно воспринимаем межгосударственные связи на высоком уровне. Я надеюсь, что мы сможем уйти от традиционного восприятия дипломатии в отношениях. По моему мнению, Пан Ги-Мун имел в виду, что мы видим не распад одной системы и приход на смену ей другой, а более глубинные перемены.

Сейчас Институт работает с экспертными группами из Китая. Каковы основные направления сотрудничества и диалога?

Мы ведем диалог на уровне лидеров политических партий. Это единственный, насколько мы знаем, диалог между партиями Америки и Китая, в котором демократическая и республиканская партии общаются с коммунистической партией Китая. В последнее время мы встречались достаточно часто, обсуждая, например, борьбу с коррупцией. Мы помогаем такому сотрудничеству, облегчая взаимопонимание этих организаций. Кроме того, существует американо-китайская программа Санья (US-China Sanya initiative), объединяющая отставных высших офицеров армий обеих стран. Ее участники обсуждают такие темы, как Тайвань, кибербезопасность, напряженная обстановка в Южно-Китайском море. Мы надеемся, что она предотвратит недопонимание на высшем уровне. Кроме того, раз в год мы встречаемся в Пекине и обсуждаем общие вопросы Азиатско-Тихоокеанского региона. Мы стараемся восстановить доверие на высоком уровне, но это не значит, что нас заботит лишь то, о чем думают люди на высоких постах. Мы видим свою деятельность как поиск творческих решений, новых идей и третьих сторон в широком смысле этих понятий.

В 2015 году Институт отмечает 35-летний юбилей. Что является главным достижением этой организации? Считаете ли Вы, что аналитические центры эффективны в высокой политике? Могут ли они давать политикам весомые и ценные советы?

Институт Восток–Запад начинал свою деятельность достаточно скромно — как организация, пытавшаяся заглянуть за «железный занавес» и увидеть, можно ли понять и обсудить перемены, происходившие в 1980–1990-е годы, можно ли наладить связи. Особенно серьезное содействие Институт оказал в мирном воссоединении Германии. Я горжусь международной репутацией Института как беспристрастной и справедливой организации. То, чем мы занимаемся, теперь позволяет нам вносить вклад и в более масштабные проекты (например, на Ближнем Востоке, в Южной Азии, а в последнее время — в ситуации между Россией и Западом).

Изменились ли цели Института с момента его создания? Какие задачи Вы ставите перед собой на будущее?

Наибольшее значение приобретают связи на уровне общества, бизнеса, филантропии, управления.

Наши цели остались прежними: как и раньше, мы способствуем общению, построению доверия на высшем уровне, решению местных и некоторых функциональных вопросов. Тем не менее, хотя цели остались прежними, изменился их масштаб. Сейчас наша деятельность носит по-настоящему всемирный характер. Чем шире круг стран, с которыми мы имеем дело, тем больше мы видим разных способов решения проблем. Это непростая задача. Хотя мы расположены в США, мы считаем себя глобальной организацией, поэтому стараемся быть максимально независимыми.

Множество людей в России и на Западе очень озабочены политическим кризисом. Мне хотелось бы думать, что именно в ситуациях, когда новизна проблем делает их серьезными, такие организации, как наша, становятся полезными. И именно в такое время совместный подход позволяет нам найти конкретные решения, которые могут использовать люди у власти.

Одно из сильнейших направлений работы Института — кибербезопасность. Сейчас завершается подготовка к очередной конференции по кибербезопасности в Нью-Йорке. Что самое сложное в решении проблем кибербезопасности?

Одна из сложностей, возникающих при изучении кибербезопасности, заключается в том, что многие организации и государства определяют проблему по-разному.

Когда мы начали работать в области кибербезопасности, мы стали своего рода первопроходцами, так как опередили исследования этих вопросов. С тех пор появилось много экспертов. Сейчас нам необходимо найти дополнительные сильные стороны — то, в чем мы можем помочь, а другие не могут. Частично это определение повестки дня. Одна из сложностей, возникающих при изучении кибербезопасности, заключается в том, что многие организации и государства определяют проблему по-разному. Одни сконцентрированы на физической безопасности, другие на финансовых транзакциях, третьи — на классических военных вопросах. Мы работаем над тем, чтобы определить области, в которых правила (если они будут выработаны) могли бы стать приемлемыми для всех игроков; под игроками я понимаю не только государства, но и крупные финансовые организации. Ключевой аспект нашей работы — поиск общего языка, который крайне необходим в этой области. Кибербезопасность обязательно должна получить определение и принятый всеми юридический статус, чтобы избежать недопонимания, приводящего к реальным конфликтам. Мы не стараемся всемерно укрепить кибербезопасность и стать непревзойденными экспертами в этой области; скорее мы хотим быть теми, кто помогает определить пути решения проблемы, чтобы с нами могли работать и другие. Сам факт, что мы работаем во многих местах на западном и восточном побережьях США, в Европе и Азии, свидетельствует, что мы находимся на правильном пути.

Беседовала Мария Гурова, редактор сайта РСМД

Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей
Бизнесу
Исследователям
Учащимся