Распечатать
Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей
Андрей Павлов

Д.и.н., доцент Санкт-Петербургского государственного университета

Спустя сто лет после приведшего к началу войны Июльского кризиса 1914 г. кажется, что мы знаем о нем все. Сегодня исследователям доступно достаточно разнообразных источников, отражающих практически каждый шаг правителей, политиков и военных, сыгравших важные роли в превращении кризиса в войну. Тем не менее споры о происхождении Первой мировой войны до сих пор не утихли.

Спустя сто лет после приведшего к началу войны Июльского кризиса 1914 г. кажется, что мы знаем о нем все. Сегодня исследователям доступно достаточно разнообразных источников, отражающих практически каждый шаг правителей, политиков и военных, сыгравших важные роли в превращении кризиса в войну. Тем не менее споры о происхождении Первой мировой войны до сих пор не утихли.

Война: случайность или неизбежность?

Ход событий непосредственно в июле 1914 г. хорошо изучен, но историки до сих пор спорят о том, каковы были истинные причины войны. Одни считают, что война разразилась, потому что дипломатам не хватило времени, чтобы разрешить проблему миром. Прямо противоположное мнение основывается на представлении о войне как о неизбежной развязке кризиса в условиях накопившихся за десятилетия многочисленных и разнообразных противоречий между великими европейскими державами.

Тезис о случайности войны сегодня можно принять, только если речь идет о сроке ее начала. Убийство эрцгерцога Франца Фердинанда 28 июня 1914 г. в Сараево было использовано Австро-Венгрией и Германией для инициализации конфликта, но если бы покушение не состоялось, у войны мог быть совсем другой повод. А вот представление о неизбежности войны требует более серьезного осмысления.

Геополитических, экономических и других противоречий накопилось действительно много, но риск войны повышался еще и потому, что возможная война рассматривалась как эффективный и, главное, вполне приемлемый способ их разрешения.

Однозначно ответить на вопрос, была ли неизбежной война, достаточно трудно. Однако резкое повышение ее вероятности в начале ХХ столетия было очевидно. К началу века в Европе сложилась система военно-политических союзов. Тройственный союз Германии, Австро-Венгрии и Италии противостоял русско-французскому блоку. В 1904 г. был подписан и англо-французский договор, сформировавший Антанту («Сердечное согласие»). В 1904–1913 гг. эту блоковую систему регулярно сотрясали международные кризисы, каждый из которых мог привести к крупномасштабной войне. «Столкновение народов в Европе должно было представляться неизбежным в более или менее близком будущем. Атмосфера с каждым годом становилась все напряженнее», – писал в своих мемуарах генерал Ю. Данилов, занимавший в годы войны ряд важных должностей в русской армии [1].

Но дело было не только в накоплении противоречий между державами и военно-политическими союзами. Геополитических, экономических и других противоречий накопилось действительно много, но риск войны повышался еще и потому, что возможная война рассматривалась как эффективный и, главное, вполне приемлемый способ их разрешения. Общеизвестно, что никто всерьез не рассматривал возможность затягивания войны на годы. Стратегические планы великих держав предполагали, что активная фаза войны продлится всего 2–3 месяца, в течение которых планировалось нанести решительное поражение противнику и добиться победы.

economist.com
Первая мировая война

Почти повсеместное создание в XIX веке в Европе массовых вооруженных сил нового типа, построенных на основе всеобщей воинской повинности, заставило сформировать и новую систему военного планирования. Планирование теперь осуществлялось на постоянной основе, подготовка к возможным будущим войнам приобрела характер рутинной работы. Необходимость в случае войны как можно раньше завершить мобилизацию, организовать снабжение войск припасами и материалами, объем которых значительно возрос по сравнению с предшествовавшим периодом, обеспечить транспортировку на театр военных действий – все это заставляло формировать стратегические планы даже тогда, когда война казалась маловероятной. К 1914 г. Тройственный союз и Антанта имели уже многолетний опыт формирования стратегических планов войны друг против друга. Постоянное совершенствование этих планов создавало иллюзию того, что в случае войны все будет так, как предусматривалось планами: война будет быстрой и победоносной, и неожиданностей быть не должно.

Таким образом, распространенное убеждение в эффективности и приемлемости войны как средства решения проблем, а также в том, что противник думает так же, делало войну если не неизбежной, то весьма вероятной в ситуации, когда одна из сторон сочтет сложившуюся стратегическую обстановку подходящей для начала войны.

Стратегия и дипломатия в Июльском кризисе

В течение ста лет, предшествовавших началу Первой мировой войны, европейские великие державы сформировали и активно использовали систему взаимодействия в кризисных ситуациях, опиравшуюся на многостороннюю дипломатию, которая осталась в истории как «Европейский концерт». Конгрессы, конференции и совещания позволяли выяснить интересы держав и расстановку сил, что делало возможным формирование общей компромиссной позиции. Эта система срабатывала не всегда, но все же была достаточно эффективной. Уже в период существования враждующих блоков ее удавалось задействовать, например, в период Марокканского кризиса 1905–1906 гг. или Первой Балканской войны 1912–1913 гг. для предотвращения возникновения войны между великими державами. Однако попытки России активизировать систему многосторонней дипломатии для мирного разрешения кризиса в июле 1914 г. натолкнулись на сопротивление, прежде всего, со стороны Германии. Император Вильгельм II и командование его армии рассматривали сложившуюся для блока Центральных держав ситуацию как стратегически выгодную на тот момент, но способную ухудшиться в ближайшем будущем. Этим и объяснялось стремление использовать ее для разрешения накопившихся противоречий через военный конфликт.

Повсеместное создание в XIX веке в Европе массовых вооруженных сил нового типа, построенных на основе всеобщей воинской повинности, заставило сформировать и новую систему военного планирования.

Расстановка сил, казалось, была действительно благоприятной для Германии. К концу 1913 г. ей удалось досрочно и успешно завершить ряд программ усиления армии. В гонке сухопутных вооружений немцы пока еще явно выигрывали. С 1910 по 1914 гг. численность постоянной армии Германии возросла с 622000 до 800000 человек, а сразу после мобилизации численность регулярной армии могла достичь 3685000 человек. Союзная австро-венгерская армия после мобилизации могла достичь численности 2080000 человек. Русская армия могла выставить 3516000 человек, Франция – 1735000, а небольшие британские сухопутные силы располагали в начале войны для переброски на континент лишь 6 дивизиями [2]. Если учесть техническое превосходство немцев, а также наличие у них разветвленной сети коммуникаций, превосходство оказывается значительным.

Россия и Франция всячески стремились догнать главного противника, но не могли выдержать заданный Германией темп. В 1913 г. в ответ на действия соседа во Франции был принят закон об увеличении на год (т.е. до трех лет) срока службы в вооруженных силах. Вскоре это должно было привести к значительному увеличению численности постоянной армии.

topwar.ru
Спуск линейного корабля на воду со стапеля
Балтийского завода

Однако главные события происходили в России. Поражение в русско-японской войне 1904–1905 гг., революция и последовавший за этим экономический кризис подорвали военный потенциал России. В то же время угроза возникновения крупной войны в Европе нарастала, и это приходилось принимать в расчет при принятии решений, касавшихся экономического развития страны. Кроме того, проведенный специальной комиссией Главного артиллерийского управления анализ опыта проигранной войны с Японией, а позднее оценка опыта Балканских войн показали, что даже сравнительно небольшая по размаху и продолжительности современная война требовала расхода значительно большего объема военных материалов, чем ранее.

Стабилизация экономики и начавшийся медленный экономический рост позволили России приступить к восстановлению боеспособности вооруженных сил. В 1909 г. началось строительство четырех новых линкоров для Балтийского флота. В 1912 г. была запущена программа развития флота, предполагавшая усиленное строительство кораблей различных типов. В 1913 г. была принята «Малая программа», а в 1914 г. – «Большая программа по усилению армии». Они предусматривали реорганизацию войск, увеличение численного состава пехоты и кавалерии, значительное усиление артиллерии и должны были завершиться в 1917 г.

Расчеты стратегов в основном и предопределили стремление австро-германского блока использовать летом 1914 г. неожиданно возникший повод для решительных действий и подорвали попытки дипломатов запустить механизм консультаций для урегулирования кризиса.

Итак, к 1914 г. в сухопутных вооружениях Германия еще сохраняла превосходство над своими противниками, но со временем рисковала его утратить. Будущее главного союзника, Австро-Венгрии, оставалось туманным: накопление внутренних проблем в государстве, которое тогда называли «лоскутной империей», грозило подорвать ее силы. Только на море Германия еще не смогла достичь паритета с главным противником, Великобританией, хотя и прилагала к этому титанические усилия. Однако некоторое потепление отношений между Германией и Великобританией в 1912–1914 гг. сформировало в Берлине убеждение, что англичане воздержатся от вмешательства в будущий конфликт [3].

Таким образом, расчеты стратегов в основном и предопределили стремление австро-германского блока использовать летом 1914 г. неожиданно возникший повод для решительных действий и подорвали попытки дипломатов запустить механизм консультаций для урегулирования кризиса.

Россия перед сложным выбором

Россия предлагала великим державам совместно рассмотреть проблему и найти компромисс, но для этого нужно было время, а австро-венгерское правительство дало сербам только 48 часов.

В очень сложных условиях России пришлось принимать решения, определившие в дальнейшем многое. Ультиматум, предъявленный 23 июля 1914 г. Австро-Венгрией правительству Сербии, был составлен таким образом, чтобы сербы не смогли выполнить все изложенные в нем требования. Сценарий развития событий сразу после отрицательного ответа сербского правительства был понятен: австрийцы готовились к войне. Сербия ждала от союзной России рекомендаций и хотела знать, как она поступит в случае дальнейшей эскалации конфликта. Разрешить возникшую перед российским правительством дилемму было чрезвычайно непросто. С одной стороны, пообещав оказать помощь Сербии, Россия рисковала вступить в войну с австро-германским блоком в условиях едва начавшегося процесса реорганизации и усиления армии. С другой стороны, без помощи России Сербия вряд ли смогла бы устоять перед натиском противника. В этом случае падение Сербии, скорее всего, означало бы потерю для Антанты всех Балкан. Казалось, что после разгрома сербов австро-германский блок, на стороне которого уже была Османская империя, получил бы все шансы привлечь на свою сторону не только Болгарию, но и Румынию, а также, возможно, Грецию и даже Италию. Решение, принятое на заседании Совета министров 24 июля 1914 г. можно назвать соломоновым [4].

Председатели Совета Министров России и
Франции Коковцов и Пуанкаре на обложке
журнала «Искры»

Во-первых, Россия в последний раз попыталась задействовать систему консультаций великих держав, чтобы побудить австрийцев отложить враждебные действия. Россия предлагала великим державам совместно рассмотреть проблему и найти компромисс, но для этого нужно было время, а австро-венгерское правительство дало сербам только 48 часов. Министр иностранных дел Российской империи С. Сазонов попытался добиться отсрочки еще до заседания Совета министров. Он обратился к министру иностранных дел Австро-Венгрии графу Л. фон Берхтольду, а также к германскому послу в Санкт-Петербурге, но его попытки не увенчались успехом.

Во-вторых, чтобы избежать крупномасштабной европейской войны в случае нападения австро-венгерских войск и невозможности для сербов отразить агрессию самостоятельно, правительству Сербии рекомендовалось «не противостоять вооруженному вторжению на сербскую территорию, если таковое вторжение последует, и заявить, что Сербия уступает силе и вручает свою судьбу решению великих держав» [4]. Казалось, что даже если война между Австро-Венгрией и Сербией начнется, можно будет попытаться организовать дипломатическое вмешательство великих держав для ее прекращения. И только третий пункт решения Совета министров предусматривал подготовку к наихудшему варианту развития событий – к втягиванию в войну России. В нем говорилось о необходимости обратиться к царю за разрешением объявить мобилизацию Киевского, Одесского, Московского и Казанского военных округов и Черноморского флота, к которому царь лично добавил Балтийский. Призрачная надежда на то, что возможную войну удастся ограничить Балканами, сквозила в решении не включать в список Варшавский и Виленский военные округа.

Усилия С. Сазонова, поддержанные послом Франции М. Палеологом, а также посла России в Лондоне А. Бенкендорфа не увенчались успехом. Британское правительство не смогло быстро выработать единую позицию по этому вопросу и определилось слишком поздно.

У России оставалась еще одна надежда избежать войны: можно было попытаться развеять иллюзии немцев о невмешательстве Великобритании в будущий конфликт и тем самым изменить представления германского императора о том, что стратегическая обстановка складывается для Тройственного союза благоприятно. В этом российские дипломаты могли рассчитывать на помощь своего главного союзника – Франции. Посетивший 20–23 июля Россию президент Французской Республики Р. Пуанкаре в очередной раз продемонстрировал нерушимость франко-русского альянса. Однако усилия С. Сазонова, поддержанные послом Франции М. Палеологом, а также посла России в Лондоне А. Бенкендорфа не увенчались успехом. Британское правительство не смогло быстро выработать единую позицию по этому вопросу и определилось слишком поздно.

Не желая начала войны в момент, когда главный союзник не был к ней готов, сербское правительство согласилось выполнить почти все требования ультиматума. Было мягко отклонено лишь одно из них, касавшееся допуска австрийских властей на территорию Сербии для расследования заговора. Этого оказалось достаточно для Австро-Венгрии, которая объявила Сербии войну уже 28 июля. Сербы не последовали совету русских союзников не оказывать сопротивления и вступили в ожесточенную борьбу с вторгнувшимся противником. Далее стратегические соображения окончательно отодвинули дипломатию на задний план. Механизм стратегических союзов заработал в полную силу.



Вступление России в войну стало лишь одним из этапов цепной реакции, условия для возникновения которой формировались в течение десятилетий

Объявление в России всеобщей мобилизации (вместо частичной) основывалось на вполне обоснованном убеждении военных в том, что воевать неизбежно придется с обоими союзниками – и с Австро-Венгрией, и с Германией, а «миролюбивые» послания германского императора имели только одну цель – выиграть время для удара по Франции. Отказ России прекратить мобилизацию привел к объявлению Германией войны 1 августа. Франция даже не пыталась остаться в стороне от конфликта, понимая, что в случае разгрома России ее рано или поздно постигнет та же участь. Французское правительство отказалось гарантировать немцам свое невмешательство в разворачивающийся конфликт, и Германия объявила войну и ей. Конфликт, возникший на Балканах, быстро перерос в мировую войну.

Эскалация кризиса летом 1914 г. подчинялась своеобразной внутренней логике, и часто именно эта логика вынуждала правительства принимать те или иные решения. Вступление России в войну стало лишь одним из этапов цепной реакции, условия для возникновения которой формировались в течение десятилетий. Толчком, запустившим механизм этой реакции, стало решение Центральных держав, Германии и Австро-Венгрии, использовать убийство в Сараево как повод для решительных действий. Дипломатические усилия, предпринятые Россией для предотвращения войны, не имели шансов на успех не из-за отсутствия времени. С одной стороны, действия России не смогли поколебать представления руководителей австро-германского блока о том, что выгодная для начала войны стратегическая ситуация не должна быть упущена. С их точки зрения действовать нужно было быстро, не давая возможности дипломатам не желавших войны стран запустить многосторонний механизм урегулирования кризисов. С другой стороны, стратегические интересы России также значительно ограничивали возможности для маневра: смириться с разгромом главного союзника на Балканах оказалось невозможно.

Так сложились условия, сделавшие неизбежным превращение кризиса в войну.

1. Данилов Ю.Н. Россия в мировой войне. 1914–1915 гг. Берлин, 1924. С. 1.

2. Оценки численности армий русским Генеральным штабом см.: Шацилло К.Ф. От Портсмутского мира к Первой мировой войне. Генералы и политика. М.: РОССПЭН, 2000.

3. Наличие целого ряда политических и экономических проблем заставляло Германию и Великобританию в 1912–1914 гг. делать шаги навстречу друг другу, вести переговоры по урегулированию наиболее спорных вопросов. Однако все это создавало лишь видимость «разрядки». См.: Романова Е.В. Путь к войне. Развитие англо-германского конфликта. 1898–1914. М.: Макс Пресс, 2008.

4. Особый журнал Совета министров 11 июля 1914 г. // Особые журналы Совета министров Российской империи. 1914 г. М.: РОССПЭН, 2006. С. 197.

Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей

Прошедший опрос

  1. Какие угрозы для окружающей среды, на ваш взгляд, являются наиболее важными для России сегодня? Отметьте не более трех пунктов
    Увеличение количества мусора  
     228 (66.67%)
    Вырубка лесов  
     214 (62.57%)
    Загрязнение воды  
     186 (54.39%)
    Загрязнение воздуха  
     153 (44.74%)
    Проблема захоронения ядерных отходов  
     106 (30.99%)
    Истощение полезных ископаемых  
     90 (26.32%)
    Глобальное потепление  
     83 (24.27%)
    Сокращение биоразнообразия  
     77 (22.51%)
    Звуковое загрязнение  
     25 (7.31%)
Бизнесу
Исследователям
Учащимся