От гибридных операций к гибридной дипломатии
Ведущий эксперт Центра военно-политических исследований МГИМО МИД России, эксперт РСМД
Краткая версия
Полная версия
Комментарий к статье Special Operations and Diplomacy: A Unique Nexus.
Несмотря на то, что публичная дипломатия никак не ассоциируется с силовыми и тем более военными операциями, в США важнейшим «пользователем» инструментария публичной дипломатии оказываются силовые структуры. Среди них прочное первое место занимает командование сил специальных операций. Примечательно, однако, что цель разработанных стратегий состояла не только и не столько в декларированной поддержке миротворчества путем повышения уровня культурных компетенций и создания позитивного имиджа вооруженных сил США. Во многом более важной частью стратегии стало распространение влияния США и купирование влияния конкурирующих режимов, прежде всего Ирана, Пакистана и Китая на территориях, где проводятся войсковые операции. В этом свете неудивительно, что проводником глобального уровня стратегии стало Командование сил специальных операций.
Адаптация подходов США к замороженным конфликтам в Грузии
Мы сталкиваемся не столько со стратегией поведения бойцов на потенциально враждебной территории, подкрепленной вновь созданными уставами, сколько с разработанной методикой распространения влияния с использованием инструментов публичной дипломатии. Однако в данном случае в качестве проводника дипломатических усилий непривычно для себя выступает Армия США.
Проблема поддержания мира на территориях, где отсутствуют действенные социальные или государственные институты, была осознана Армией США с некоторым запозданием, во время операции «Свобода Ирака». Выработке общей стратегии по проведению комплекса мероприятий в сфере публичной дипломатии в интересах Армии США способствовали скандалы, связанные с привлечением к поддержанию порядка различных ЧВК, что повлекло за собой резонансные инциденты, связанные с гибелью местного населения. Армия столкнулась с новым форматом участия в конфликте, который требовал качественного освещения в позитивном ключе с одной стороны, а с другой — отвлекал до 60% персонала на операции, не связанные непосредственно с боевыми действиями. Солдаты были подготовлены к поддержанию оккупации, но оказались совершенно не готовы к мирным действиям в потенциально враждебной среде. Попытки копировать израильские подходы не увенчались успехом, после чего была поставлена задача разработки информационных стратегий, применимых на враждебных территориях силами Армии США и специальных операций. Результатом разработки этой стратегии стал отработанный инструментарий по поддержанию мира, в существенной мере опирающийся на методы, характерные для публичной дипломатии.
В 2011 г. командование сил специальных операций США возглавил адмирал Вильям МакРейвен, которого в некоторых публикациях называют визионером. С его именем связан разворот сил специальных операций в сторону использования мягкой силы в интересах поддержания американских интересов. Под его руководством также были предприняты усилия по созданию и расширению сети сил специальных операций за рубежом и установлению более тесной координации со структурами Госдепаратамента США. Результатом этих мероприятий стало присутствие персонала командования сил специальных операций в 138 государствах мира и тесное его вовлечение в поддержку дипломатических официальных усилий Госдепа другими средствами.
Фокус проводимых операций находится на Ближнем Востоке и в Афганистане. При этом командование сил специальных операций ведет также активную деятельность в политически нестабильных зонах в Колумбии, Филиппинах и ряде государств Центральной Африки.
Примечательно изменение концепции по проведению подобных операций с течением времени. В 2011 г. командование сил специальных операций стремилось к поддержке прокси-образований, где декларированной целью было создание устойчивых военизированных формирований, которые смогли бы самостоятельно противодействовать экстремистским региональным движениям. Следует обратить внимание на то, что эта открытая цель имеет двойное дно: поддержкой пользуются те формирования, деятельность которых выгодна США в противостоянии политическим конкурентам. В дальнейшем, однако, модальность операций сменилась в направлении поддержания позитивного имиджа США на проблемных территориях, то есть использовании мягкой силы в ее «полужестком» проявлении. В 2016 г. в Нигере СОКОМ нанял ветеринаров для вакцинации животных и проведения образовательных программ во время массового падежа скота, одновременно поддерживая базу БПЛА. Ранее в Грузии СОКОМ привлек медицинский персонал в интересах проведения аудита медицинских учреждений. В ряде стран спецназ проводил вакцинацию местного населения, а также активно привлекался к гуманитарным операциям по повышению уровня образования населения, насаждению норм персональной гигиены, контрацепции, борьбы со СПИДом и т.п.
Градус Трампа
Очевидный вопрос, который встает в связи с таким нехарактерным поведением, — это «почему же спецназ»? Ответ на него довольно прост: силы специальных операций действуют в рамках секретной части оборонного бюджета, не подчиняются законам и нормам ведения войн (или имеют возможность произвольно толковать эти нормы), не требуют для своего использования каких-либо международных согласований, а также решения Конгресса. Таким образом, создается окно возможностей для проведения гуманитарных операций в произвольном их толковании по прямому решению ОКНШ и президента США, без мандата ООН. При этом такие операции легко могут быть ориентированы на поддержку нелегитимных образований на национальных территориях, создание центров вооруженной оппозиционной деятельности и т.п.
Статус специальной операции для гуманитарной помощи либо каких-то других действий, при необходимости переходящих в силовую поддержку, создает исключительно гибкий инструмент для проведения внешней политики США в обход международного права. В частности, переход к силовым операциям отмечен в последние годы в Сомали, Йемене, Мали и Ливии. Таким образом, использование персонала командования сил специальных операций, обеспечивает удивительную гибкость, сочетая мягкую и жесткую силу, в формате, который может быть обозначен как «умная сила». Если попробовать представить себе градацию от мягкой силы к непосредственному боевому столкновению, операции командования сил специальных операций окажутся в пограничной зоне, причем постепенно расширяя спектр воздействия в направлении мягкой силы.
Генерал Джозеф Вотел, командовавший силами специальных операций США с 2014 по 2016 гг., в своей публикации «Нетрадиционные боевые действия в серой зоне» отмечает: «Несмотря на то, что серая зона описывает некоторое пространство между конфликтом и миром внутри политического континуума, методы связывания и атаки нашего противника в этом пространстве имеют много общего с политической войной [1], которая была определяющей во время холодной войны. Политическая война проходила именно в пространстве между дипломатией и открытым военным противостоянием, где традиционные государственно-ориентированные практики неадекватны или неэффективны, а масштабные военные операции признаны неприменимыми по различным причинам». Командование сил специальных операций в его современной форме оптимизировано для предоставления превентивного военного вклада в мероприятия государственной политической войны и способно проводить малозаметные и политически значимые операции. Силы специальных операций предоставляют американским властям стратегические варианты для защиты и продвижения национальных интересов США без привлечения армейских формирований к дорогостоящим, длительным операциям экспедиционных контингентов [2].
Не стоит, конечно, думать, что спецназ США используется только лишь для создания позитивного имиджа и распространения мягкой силы. Второе дно этих операций обычно засекречено, но присутствует практически в любой из значимых операций.
Так, например, в упомянутом кейсе с аудитом лечебных учреждений в Грузии основной целью командования сил специальных операций было лоббирование создания центра биологических исследований Армии США в государстве, где регулирования биотехнологий фактически не существует. Создание такого центра на территории США прямо запрещено. Второстепенная цель состояла в поиске хорошо доступного и оборудованного медицинского учреждения для размещения закрытой лаборатории в дополнение к небезызвестной лаборатории Лугара, где в 2000-е годы собирались опасные штаммы с заявленной целью их дальнейшего уничтожения. Грузинские источники также заявляют, что есть основания полагать, что упомянутые центры биологических исследований, пользуясь де-факто экстерриториальным статусом, использовались для организации бесконтрольного транзита наркотиков между Талибаном и Албанией. Примечательно в этой связи изъятие трех тонн жидкого героина, «Слез Аллаха», на грузинской территории. Это наркотик нового поколения, где концентрация опиатов превышает таковую в порошке в 5 раз, причем его производство значительно сложнее, чем привычной порошковой формы. В 2016 г. биолаборатория США появилась также на территории Украины. Через несколько месяцев местные правоохранители начали изымать «Слезы Аллаха» в килограммовых масштабах, чего ранее не отмечалось.
Россия и НАТО: парадоксальный кризиc
Активное привлечение командования сил специальных операций к дипломатическим мероприятиям и гуманитарным операциям также вызывает опасения в США. Замечательна цитата из статьи: «Послы должны признать, что наш лучший шанс на поддержание нашей способности к использованию мягкой силы во многих проявлениях может быть сопряжен с вовлечением сил специальных операций… противодействие глобальному экстремизму не может демонстрировать серьезного прогресса без привлечения спецназа и структур USAID». Эта цитата является прямым свидетельством того, что силовые структуры США заинтересованы в расширении своего прямого влияния на внешнеполитические решения государства, причем готовы отстаивать свою вовлеченность в том числе и при помощи силового ресурса.
Сами представители силовых структур пытаются развеять эти опасения, указывая на то, что даже несмотря на присутствие сил специальных операций в 138 государствах, они не имеют достаточной компетенции в установлении и поддержании официальных дипломатических контактов высокого уровня. И в то же время, в силу своей невысокой компетентности в этих областях представители командования сил специальных операций периодически высказывают сомнения в эффективности традиционной дипломатии как таковой, ошибочно полагая, что отработанные технологии «дипломатии снизу» позволяют добиваться поставленных целей меньшими усилиями и с большей эффективностью, чем это делает официальный дипломатический корпус. У этой дихотомии есть и другая сторона: дипломатический корпус в стране присутствия в той или иной мере осведомлен о возможностях командования сил специальных операций, в связи с чем может возникать соблазн простого решения, тем более что оно более не представляется невозможным.
Примечательно, что рассматриваемая модальность использования силовых структур в сочетании с официальными дипломатическими учреждениями перекликается с концепцией гибридных боевых действий в их расширенном формате. Фрэнк Хоффман, автор концепции гибридных операций, дает в своей основополагающей работе крайне точное и узкое определение гибридных боевых действий, которые включают в себя «спектр различных модальностей ведения войны, включая классические, нерегулярные тактики и построения, террористические акты, включая ненаправленное насилие, а также криминальные беспорядки» [3]. В дальнейшем, однако, Рассел Гленн расширил определение гибридной угрозы до следующего: Противник, который одновременно использует некоторую комбинацию политических, военных, экономических, социальных и информационных технологий, а также конвенциональные, иррегулярные, катастрофические, террористические и криминальные методы ведения войны. Может включать в себя комбинацию государственных и негосударственных акторов.
«Остаточное» военное присутствие США в Сирии: вызовы и возможности
В то время как Ф. Хоффман фокусируется преимущественно на исследовании методов вооруженной борьбы, Р. Гленн вводит расширенное понимание использования силы, включающее в себя политические, экономические, социальные и информационные технологии.
Пример развертывания сил специальных операций, действующих в координации с учреждениями Госдепартамента США, полностью укладывается в это определение гибридных угроз. Действительно, мы наблюдаем одновременное использование политических и военных технологий, а также возможности по созданию и привлечению иррегулярных сил к ведению операций на иностранных территориях. Это снижает порог перехода к непосредственному вмешательству в дела суверенных государств, одновременно размывая границу между дипломатическими мероприятиями и специальными операциями, причем все чаще эту границу не могут обозначить и сами чиновники. Таким образом, можно говорить о «гибридизации» классической дипломатии в меняющихся условиях, где официальная дипломатия начинает смешиваться с публичной, а при необходимости способна воспользоваться и силовыми методами. Разумеется, складывающаяся ситуация не может способствовать повышению уровня стабильности в мире. России следует обратить внимание на складывающиеся тенденции с перспективой донесения до контрагентов и партнеров позиции о недопустимости подобной «гибридизации» дипломатической деятельности.
1. К определениям «политической войны» см. Wilson Centre Digital Archive, “George Kennan on Organizing Political Warfare”, https://digitalarchive.wilsoncenter.org/document/114320.pdf
2. Там же
3. См. Hoffman, Frank, Conflict in the 21st Century: The Rise of Hybrid Warfare, (Arlington: Potomac Institute for Policy Studies, 2007), p. 8.