По правде говоря, я до самого последнего времени и не представлял себе, сколько лет на самом деле Виталию Вячеславовичу Наумкину. С тех далеких времен, когда мы с ним познакомились (а было это, кажется, в начале 90-х годов прошлого века), мне всегда казалось, что Виталий принадлежит к нашему поколению — к тем, кто родился уже после XX съезда КПСС и встретил перестройку где-то около своего тридцатилетия. Может быть, именно поэтому с Виталием было легко перейти на «ты», откровенно обсуждать самые деликатные вопросы нашего всегда непростого академического бытия, обращаться за профессиональным советом или просто общаться на отвлеченные темы.
По правде говоря, я до самого последнего времени и не представлял себе, сколько лет на самом деле Виталию Вячеславовичу Наумкину. С тех далеких времен, когда мы с ним познакомились (а было это, кажется, в начале 90-х годов прошлого века), мне всегда казалось, что Виталий принадлежит к нашему поколению — к тем, кто родился уже после XX съезда КПСС и встретил перестройку где-то около своего тридцатилетия. Может быть, именно поэтому с Виталием было легко перейти на «ты», откровенно обсуждать самые деликатные вопросы нашего всегда непростого академического бытия, обращаться за профессиональным советом или просто общаться на отвлеченные темы.
Многие наши коллеги быстро и необратимо меняются, заняв высокие посты в своих институтах, приобретают академическую солидность и дополнительный вес (в том числе и в буквальном смысле этого слова). Для Виталия Наумкина позиция директора одного из наших ведущих академических центров, как мне кажется, мало что изменила — в стиле работы и жизни в целом; он сохранил свою невероятную, фантастическую энергию, свою жадность до новых идей и новых проектов, свое неподражаемое жизнелюбие и свой демократизм. Только, наверное, работать стал еще больше, разрываясь между собственными исследованиями, административными обязанностями и участием в работе над практическими вопросами нашей внешней политики. Кстати, не могу не упомянуть о неизменном оптимизме Виталия Вячеславовича — во времена почти всеобщего пессимизма и причитаний на тему о печальной участи российской науки он никогда не жаловался на отсутствие финансирования, на сокращение ставок, на проблемы с ремонтом, на невостребованность академических экспертов, на бюрократические рогатки и пр. Поистине, редкое качество в нашей академической среде!
В академической среде всегда много поводов для профессиональной ревности, мелких склок и крупных конфликтов. Я не помню ни одного случая, когда Виталий Наумкин высказался бы недоброжелательно в отношении кого-то из своих коллег партнеров или потенциальных конкурентов. Доброжелательность — привилегия сильного лидера, и Виталий обладает этим качеством в полной мере. Но его доброжелательность не стоит путать с соглашательством и бесконфликтностью — я помню случаи, когда Наумкин шел на немалый профессиональный, и даже личный риск, отстаивая свои принципиальные позиции. Его манера общения может быть обманчивой, а попытки давить на него, скорее всего, окажутся не только бесполезными, но даже и опасными для давящего — бархатная перчатка таит в себе железный кулак.
Не сомневаюсь, что будущие историки науки, анализируя развитие российского востоковедения в конце ХХ – начале XXI века, посвятят немало страниц такому уникальному феномену в этой сфере как Виталий Вячеславович Наумкин. А мы, работающие вместе или рядом с этим замечательным человеком, можем лишь пожелать — себе, а не ему — что на каждого из нас по-прежнему будет хватать его заинтересованного внимания, творческой энергии и непобедимого оптимизма.
Андрей Кортунов,
Генеральный директор РСМД
