Блог Михаила Лучины

Как державы обостряют

29 ноября 2021
Распечатать

16 октября 1962 г. в Белый дом поступили сделанные разведывательным самолётом снимки ракет на Кубе. За несколько недель до этого 35-й президента США выступил с заявлением о том, что не потерпит наличия советского наступательного оружия на территории социалистического соседа. Ему тогда и не могло прийти в голову, что необходимость отстаивать своё слово возникнет так скоро, причём в это время на него ещё давил и груз провала прошлогодней операции в заливе Свиней. Такой совокупный психологический пресс вполне мог расположить к предельно решительному ответу в адрес Н. Хрущёва. Но на развилке обоим лидерам удалось сделать шаг в правильном направлении.

5084733.jpg

Источник: ТАСС

Однако, что стояло за их выбором? Ведь его предваряли сотни точечных шажков, за каждым из которых могла оказаться пропасть. Раскрытие этой поступи является не только уделом историков, но и прибежищем для современных госдеятелей, намеренных успешно преодолевать серьёзные кризисы. Одним из наиболее глубоких руководств для них достоин стать труд учёных Грэма Аллисона и Филипа Зеликова под названием «Квинтэссенция решения: на примере Карибского кризиса 1962 года», впервые увидевший свет в 1971 г. Подвергнув тщательному анализу череду событий и процессов от выработки в Кремле решения об отправке ядерного оружия в Западное полушарие и до конфиденциальной договорённости между советским послом А. Добрыниным и братом президента Р. Кеннеди от 27 октября, авторы с различных точек зрения показали, почему всё происходило именно так и когда каждая из сторон могла оступиться: будь это момент приведения стратегических вооружённых сил США в состояние тревоги и объявления Кеннеди линии так называемого карантина на подступах к Кубе (22.10) или момент приближения советского корабля «Кимовск» к этой линии (24.10), не говоря уже о сбитом над островом советской ракетой «земля-воздух» американском У-2 (27.10) или той сумятице, что была привнесена в Овальный кабинет двумя обращениями Хрущёва, в первом из которых говорилось о согласии убрать ракеты в обмен на гарантию невторжения на Кубу (26.10), а в другом – выдвигалось требование дополнить эту гарантию выводом «Юпитеров» из Турции (27.10).

Спустя почти 60 лет после Карибского кризиса издание «Бюллетень учёных-атомщиков» в своей метафорической индикации близости человечества к ядерной катастрофе в виде Часов судного дня держит стрелки за 100 секунд до полуночи (так близко к двенадцати они ещё никогда не находились), считая, что мировые лидеры недостаточно действенны в разрешении глобальных проблем и ликвидации угроз, исходящих от атома. И раз холодная война оставила после себя не сработавший в шестьдесят втором детонатор, то общественность не вправе поддаваться общепринятым представлениям о снижении рисков ядерной войны и уклоняться от постижения уроков того октября.

Ёж в штаны

Сущность Карибского кризиса, как и всякого другого большого противостояния, направляемого правительственными элитами, во многом скрывается за занавесом гостайны и строгой секретности достигнутого на келейных переговорах. Правда, нередко время способствует прояснению дела благодаря опубликованным откровениям действовавших лиц и окончанию срока, за которым следует снятие грифа секретности. Воспользовавшись этим, «Квинтэссенция» на основе новой информации развивает три ретроспективы – как бы действовал рациональный игрок, каким образом на происходившее повлияли вовлечённые организации и что придала и без того напряжённому действу острая политическая борьба внутри каждого из полюсов холодной войны.

Модель рационального игрока предполагает умозрительное замещение действующего лица исследователем, рассматривающим проблему сквозь призму этой модели, с тем условием, что последний будет исходить из необходимости принятия решения, максимизирующего пользу для своего государства. И для того, чтобы вжиться в роль, нужно сперва рассмотреть специфику той международной среды. Аллисон и Зеликов раскрывают её, поднимая вопрос – почему СССР решил разместить наступательные ракеты на Кубе? Многое становится понятным при учёте базового положения, определяющего отношения двух сверхдержав, а именно логики холодной войны, в рамках которой каждая из сторон зондировала решительность своего оппонента. Стоило одному немного уступить давлению, как образовавшийся вакуум тут же заполнялся вторым, за чем следовали потеря первым авторитета, снижение дисциплины в его блоке и т. д., что вкупе должно было подорвать стратегическое положение. На первый взгляд, операция «Анадырь» не могла не иметь в качестве базового основания такое видение, но при более тщательном рассмотрении не сложно убедиться, что западная Атлантика одно из худших мест, где Советский Союз мог устроить подобную проверку Белому дому. Несмотря на стойкость правления Кастро данный регион невозможно было не отнести к вашингтонской вотчине, поэтому внерегиональный вызов США неподалёку от их берегов практически не мог иметь шансов на успех. Стремление создать определённые сложности для главного противника исключать, конечно же, нельзя, но для обоснования предпринятых Кремлём шагов потребуется что-то более конкретное. Например, гипотеза о защите Кубы. Спустя полтора года после провала операции по смене власти перспектива силового сценария продолжала держать в напряжении Карибский бассейн. На этом фоне Москва готовилась оказать поддержку Гаване. 12 апреля 1962 г. Президиум ЦК КПСС принял решение развернуть на Кубе полк Советской Армии и отправить туда ЗРК С-75 «Двина». Реализации этих мер должно было оказаться достаточным для недопущения вторжения, но если защита острова являлась ключевой целью, то непонятно, зачем усложнять её достижение наступательными средствами. За исключением фэнтэзи-варианта с созерцающим будущее кремлёвским руководством (т. е. способным задолго до окончания кризиса предвидеть, какими гарантиями он в итоге завершится), сложно осознать, как в период до конца октября мысль отправить ядерное оружие могла работать именно на защиту, т. к. ЯО, как известно, находилось там в формате красной тряпки для ВВС США, в дни кризиса планировавших бомбардировки позиционных районов ракет средней дальности.

Более убедительными ответами на вопрос «почему СССР разместил наступательные ракеты», с точки зрения авторов, являются гипотезы о чрезвычайной для СССР важности усиления своего ракетно-ядерного потенциала и выборе Кубы в качестве средства давления по вопросу Западного Берлина.

На рубеже 1950 – 60-х гг. советский ядерный арсенал состоял по большей части из ракет средней дальности, радиус действия которых ограничивался европейскими союзниками США. По числу же МБР, подводных лодок с ракетами морского базирования и стратегических бомбардировщиков Советский Союз уступал Штатам. Такое неравенство в области стратегических вооружений создавало дополнительные возможности для Вашингтона в оказании давления на Москву по военно-политическим вопросам. Вдобавок у последней при крайнем сценарии ядерного размена могло банально не оказаться достаточных средств для нанесения ответного удара. В таком случае размещение ЯО на Кубе позволяло Союзу уравнять шансы в противостоянии с американцами.

С другой стороны, Хрущёв в это время был всецело занят проблемой Западного Берлина. В течение года до Кубы он постоянно поднимал этот вопрос в переписке с Кеннеди и к началу кризиса трижды ставил ультиматум, требуя вывода западных войск из этого анклава. В таком контексте можно понять, в какую ситуацию Первый секретарь ЦК КПСС пытался загнать Вашингтон: «Если американцы ничего не сделают, Хрущёв изгонит Запад из Берлина, будучи уверенным, что ракеты на Кубе удержат американцев от того, чтобы начать войну, – приводится в «Квинтэссенции». – Если бы американцы попытались торговаться, условиями была бы торговля вокруг Кубы и Берлина. Поскольку Берлин был несравнимо важнее Кубы, такие торги также стали бы победой Хрущёва. Если бы американцы подвергли Кубу блокаде или напали на неё, Хрущев мог использовать это как предлог для эквивалентной блокады или нападения на Берлин».

Постреволюционная Куба и советское положение в мире стали, соответственно, поводом и причиной отправки советского ядерного оружия, и, бесспорно, советский лидер так или иначе искушался каждым из приведённых целеполаганий. Но, учитывая бо́льшую состоятельность двух последних, более сильным соблазном поднимать градус в державном взаимодействии обладают обстановки, лишённые военно-стратегического равновесия и обременённые территориальными противоречиями.

Машина Страшного суда

Иногда в анализе конфликтов можно встретить недооценку одного очень важного фактора, говорящего, что начало войн не всегда напрямую связано с волей определённых акторов, а, наоборот, является опосредованным по отношению к ней. Люди заранее составляют планы войны, подписывают союзнические договоры и создают военно-политические организации для того, чтобы оказаться более эффективными в момент начала противостояния. Проблема в том, что эти институты могут перейти в автономный режим и сыграть злую шутку, сузив в решительный момент выбор лишь до успешного дебюта в бойне, которую можно избежать, если политические лидеры будут иметь больше альтернатив. Достаточно красноречиво особенности такой институциональной автономности продемонстрировал Г. Киссинджер. Описывая механизм, оберегавший «casus belli от какого бы то ни было политического контроля», он обращался к кануну первой мировой войны: «Франция и Россия договорились производить одновременную мобилизацию, если мобилизацию предпримет любой из членов Тройственного союза по любой причине… К примеру, стоит Италии, союзнику Германии, произвести мобилизацию против Франции по поводу Савойи, Россия обязана будет осуществить мобилизацию против Германии; если Австрия объявит мобилизацию в связи с Сербией, Франции придется произвести мобилизацию против Германии. И поскольку было совершенно ясно, что в какой-то момент любая нация может произвести мобилизацию по той или иной причине, всеобщая война становилась лишь вопросом времени. Достаточно было одной из великих держав сделать это — и машина Страшного суда заработает вовсю».

Она могла заработать и в шестьдесят втором. Применив к нему «модель организационного поведения», Зеликов и Аллисон подняли немало фактов автономности поведения военных институтов, в рамках которых допускался широкий простор для принятия самостоятельных решений. Простор был таким, что потребовал активного вмешательства администрации Кеннеди, направленного на снижение риска применения ядерного оружия силами Североатлантического альянса. В правление Д. Эйзенхауэра США делегировали часть своих полномочий в пользу НАТО. Это было вызвано рядом причин. Во-первых, в Белом доме исходили из опасения потери возможности отдачи приказа о ядерном возмездии, если советское нападение застанет американцев врасплох и унесёт жизни высшего руководства. Во-вторых, нужно было удовлетворить запрос европейских союзников, стремившихся оторвать гарантии своей безопасности от конъюнктуры царивших в Вашингтоне настроений. Попытка навести порядок в этой области была предпринята на афинском совещании блока в 1962 г. Тогда в новых директивах был сделан особый акцент на условиях предварительной передачи права на использование ЯО членам, возможной только в случае «достоверной» и «широкомасштабной» атаки на НАТО. Однако одной такой перестраховки было явно недостаточно для распространения президентского контроля над всеми действовавшими тогда планами санкционирования применения ЯО. По утверждениям авторов, в дни кризиса в серой зоне относительно президентских директив оказались находившиеся в Европе, в том числе в Турции, американские ядерные бомбардировщики, приведенные в состояние «15-минутной готовности к взлёту с полным вооружением». Этими самолётами распоряжался командующий силами НАТО в Европе Лорис Норстад, наделённый полномочиями отдавать команду на запуск при получении оповещения о нападении.

В таком случае интересен вопрос, насколько генерал Норстад был близок к тому, чтобы трактовать всё происходившее исходя только лишь из важности обретения военных преимуществ перед противником на европейском ТВД. По сути, ответ на него в «Квинтэссенции» даётся при обсуждении логики советских военных. Напомним, что, помимо прочего, на острове развернули крылатые ракеты береговой охраны «Сопка», оснащённые ядерными боеголовками, и тактические ядерные ракеты «Луна». Сведениями о тактическом ЯО на Кубе американцы не обладали до самого последнего момента. Почему Москва не довела эту информацию до Вашингтона даже после речи Кеннеди 22 октября? Ведь сигнализация об этом могла лишний раз охладить пыл главных лоббистов варианта силового разрешения в Белом доме. Объяснение авторов кратко: «С точки зрения советских военных командиров, их миссией было сражаться и выигрывать сражения. К чему раскрывать своё оружие противнику и портить ядерную засаду?»

Продолжая облекать некоторые неувязки в объяснения «модели организационного поведения», авторы разгадали одну из загадок Карибского кризиса – почему маскировка советского ЯО оказалась столь недостаточной, что не помешала американским разведсамолётам обнаружить оружие? Дело в том, что баллистические ракеты средней дальности никогда раньше не покидали территории СССР, и поэтому советские военнослужащие, оказавшись на Кубе, продолжали исходить из тех организационных шаблонов, которые определяли манипуляции с тем или иным оружием, техникой и т. п. не где-нибудь заграницей, а на территории Союза.

«На местах каждая команда делала то, что она знала, как делать, – установила ракеты – буквально по учебнику. В каждом позиционном районе баллистических ракет средней дальности было четыре пусковых установки, потому что именно столько пусковых установок предусмотрено для каждого подобного района <…> Дополнительная ракета была привезена для каждой пары пусковых установок, потому что у пусковых аппаратов баллистических ракет средней дальности была возможность повторного запуска, которая входила в стандартный набор при развёртывании на западе Советского Союза, где ракеты были нацелены на Западную Европу...»

Можно сказать, что перед группой советских войск встал ряд проблем. Командование имело две противоречивые цели – скрытность действий и готовность к бою. Если выбор первой дополнительно усугублялся замедлением темпов развёртывания, то выбор второй – не мог не казаться насущной необходимостью, т. к. максимально быстрое достижение боевой готовности, мягко говоря, не лишено здравого смысла в условиях, когда войска в любой момент могут быть поставлены под удар. Так что обстоятельства, продуцируемые новизной условий и пребыванием под боком у главного противника, не могли не создавать постоянных дилемм, разрешение которых с учётом обозначенных особенностей и привело к обнаружению и дальнейшей американской реакции.

Всё это даёт понять, что туман войны начинает опускаться задолго до первого выстрела. Нередко различные институты, от федеральных министерств и до немногочисленных боевых единиц «на земле», обладают потенциалом существенно повлиять своей узкой логикой на разворачивающийся процесс. В таком случае перед главами государств встаёт серьёзный риск упустить нить происходящего. И тогда многое будет зависеть от того, способны ли они в период кризиса держать под строгим контролем участвующие в деле организации, и была ли заблаговременно проведена ревизия организационных шаблонов.

Косы на камни

Последние главы «Квинтэссенции» посвящены модели правительственной политики, отражающей многогранность подхода президента США к Кубе, мнения его соратников и специфику внутри-и-внешнеполитической обстановки. Поместив всё это в один флакон и тщательно смешав, авторы пришли к выводу, что лишь чрезвычайные меры могли устроить Кеннеди.

Его позиция по кубинской проблеме была обусловлена рядом факторов, образовавших такую колею, что из неё было не выбраться. Как уже говорилось, апрельский провал 1961 г. стал тяжким бременем для всей администрации, породив «весьма серьёзные внутренние сомнения относительно суждений президента, мудрости его советников и качества даваемых ими советов». Вдобавок к этому сама Куба стала представлять угрозу, от которой уже никак нельзя была отвернуться (чего американский режим и не собирался делать, взявшись с осени 1961 г. за разработку плана «Мангуст», нацеленного на свержение Кастро путём саботажа, диверсий и повстанческого движения). Поэтому в сентябре 1962 г. американский лидер решил публично рискнуть своим авторитетом, чтобы провести обозначавшую недопустимость советского наступательного оружия на Кубе «красную линию». Хрущёв, кстати, успокаивал своего коллегу, подтверждая словом отсутствие соответствующих планов и намерений хоть как-то усложнить ему жизнь перед намеченными на ноябрь выборами в конгресс. Когда же выяснилось, что первый секретарь ЦК КПСС блефовал, а на Кеннеди продолжала давить ситуация с выборами, Кубой и находившейся под вопросом репутацией, то из Белого дома в ответ на лихую вылазку советов нельзя было ожидать ничего, кроме силовой акции.

Однако акция акции рознь, и созданный специально для поиска решения орган – Исполком – стал ареной для отстаивания позиций ключевых высших чинов и ряда опытнейших советников, на которой голубям предстояло явить ястребиную хватку. Всё так, потому что авиационный удар по объектам на острове был одним из доминирующих вариантов, чтобы раз и навсегда перелистнуть неприглядную страницу президентства Кеннеди. На основе опубликованных записей совещаний Исполкома Аллисон и Зеликов представляют читателям панораму большой дискуссии, полюсами которой стали предложения переговоров и немедленной бомбардировки. Главными поборниками последней оказались конечно же военные: «Для устранения создавшейся угрозы Объединённый комитет начальников штабов хотел организовать вторжение. Но у их нового председателя Максвелла Тэйлора были сомнения относительно того, чтобы "глубоко влезать в кубинское болото". Лучше, объяснял Тэйлор, набрать побольше разведданных, объединить их в течение ближайших нескольких дней, пока никто не знает, что ракеты обнаружены, а затем уничтожить». Более решительно вёл себя глава штаба ВВС генерал К. Лемей. По предположению авторов, будь он председателем ОКНШ, идея налёта могла оказаться более привлекательной. Этот порыв сдерживал минобороны Р. Макнамара, предложивший проведение блокады Кубы одновременно с переговорами по поводу уже доставленных ракет. Экзотикой на фоне предыдущего стала альтернатива госсекретаря Д. Раска, считавшего, что можно надавить непосредственно на Кастро и заставить его выгнать русских. Кеннеди отбросил это предложение, как и мысль о переговорах, но он принял вариант блокады, ужесточив его ультиматумом о демонтаже наступательного оружия. При этом, если бы Кремль не пошёл навстречу, то вариант с авиаударом был наготове, о чём по различным каналам передавалось в Москву.

26 октября Хрущёв писал Кеннеди: «Мы с вами не должны тянуть за концы каната, на котором вы завязали узел войны, потому что, чем крепче мы оба будем тянуть, тем сильнее стянется узел, и придёт время, когда узел будет так туго стянут, что даже тот, кто завязал его, не в силах будет развязать, и придётся разрубить… Давайте не только перестанем тянуть за концы каната, но примем меры к тому, чтобы узел развязать. Мы к этому готовы». Шаг прочь от войны был сделан, но идиллия могла прерваться буквально несколько часов спустя, когда споры в Исполкоме возобновились из-за вдогонку озвученного требования убрать «Юпитеры» из Турции.

Кеннеди понимал, война представляла неприемлемую цену за упорство в этом вопросе. Когда ему говорили, что если пойти на поводу у Хрущёва, то это приведёт к ослаблению альянса, он призывал окружение мыслить шире. Если США не договорятся с турецкими союзниками, а СССР по этой причине не свернёт развёртывание на острове, значит придётся атаковать Кубу. А это может привести к войне: «Мы знаем, как быстро храбрость уходит, когда начинает течь кровь, и именно это произойдёт с НАТО, – приводит «Квинтэссенция» слова Дж. Кеннеди. – Когда мы это начнём, а они захватят Берлин, все скажут: "так эта [сделка по турецким ракетам] была чертовски хорошим предложением"».

Как мы знаем, эта точка зрения взяла вверх, и путь к устранению повода, который на тот момент мог непосредственно столкнуть две сверхдержавы, был найден. Кризис остался кризисом.

Последняя модель, как и предыдущая, раскрывает, сколь преисполненной подводных камней может оказаться вроде бы очевидная дорога к миру. И оступиться здесь проще простого. Даже, казалось, спасительные демократические процедуры, которые, помимо прочего, призваны уберечь от войны, порой способны внести сомнения в стремление к миру. Однако в качестве последнего барьера остаётся ещё и воля глав государств. Войны в 1962 г. не случилось во многом благодаря тому, что ни Никита Хрущёв, ни Джон Кеннеди по-настоящему не хотели воевать. Однако, что, если в перспективе правитель или правители окажутся более воинственными. Неужели тогда у мирового сообщества больше не останется предохранителей?

Поделиться статьей

Прошедший опрос

  1. Какие угрозы для окружающей среды, на ваш взгляд, являются наиболее важными для России сегодня? Отметьте не более трех пунктов
    Увеличение количества мусора  
     228 (66.67%)
    Вырубка лесов  
     214 (62.57%)
    Загрязнение воды  
     186 (54.39%)
    Загрязнение воздуха  
     153 (44.74%)
    Проблема захоронения ядерных отходов  
     106 (30.99%)
    Истощение полезных ископаемых  
     90 (26.32%)
    Глобальное потепление  
     83 (24.27%)
    Сокращение биоразнообразия  
     77 (22.51%)
    Звуковое загрязнение  
     25 (7.31%)
Бизнесу
Исследователям
Учащимся