Укрепление светско-религиозного взаимодействия в сфере образования как ответ на афганскую угрозу в Евразии
Вход
Авторизуйтесь, если вы уже зарегистрированы
Тенденции в сфере образования на современном евразийском пространстве включают невмешательство религии в рамках светских образовательных учреждений. Это отличает их как от части европейских государственно-частных религиозных школ, так и от школ в мусульманских странах, где изучение религии включено в систему общего образования в виде одного или нескольких предметов. С этой позиции введение в России в школах основ религиозных культур и светской этики с возможностью выбора определенного курса безусловно послужило началу диалога между светским и религиозным образованием. Ситуация в странах Центральной Азии в этом смысле менее успешна — власти выступают за полное разделение светского и религиозного, предпочитая осуществлять тотальный контроль за религией. С одной стороны, это можно рассматривать как наследие советского прошлого, с другой — близость к нестабильному Афганистану вызывает закономерную боязнь религиозного радикализма.
Источник: Unsplash
По словам Себастьяна Пейруза, профессора Центрально-азиатской программы Института европейских, российских и евразийских исследований Школы международных отношений Эллиотта при университете Джорджа Вашингтона, «религиозному обучению официально поручено воспитывать молодежь в духе межэтнического и межрелигиозного согласия, вносить вклад в создание общей культурной основы и минимизировать политизацию религии и превращать ее преподавание в дружественный дискурс».
На современном евразийском пространстве существует сеть религиозных школ, часто при мечетях в варианте дополнительного или воскресного образования, некоторое количество средних и высших учебных заведений как государственного, так и частного финансирования. Совмещенных религиозно-светских учебных заведений не столь много, и влияния на современность они оказывают мало. При этом, как показывает практика, спрос на светско-религиозное образование в настоящий момент превышает предложение, особенно это касается стран Центральной Азии с большим количеством молодежи, которая с трудом ориентируется как в собственной идентичности, так и в религиозных предпочтениях. С момента вывода американских войск с территории Афганистана актуальность проблемы подогревается еще и возможностью быстрой радикализации столь неустойчивого молодежного сообщества.
«Всемирный обзор ценностей» (World Values Survey) показал, что половина населения Узбекистана (54%) и около трети населения Казахстана и Кыргызстана поддерживают религиозное обучение в государственных школах. Однако нельзя отрицать, что ислам на территории Евразии имеет свои характерные особенности: большинство мусульман региона так или иначе столкнулись с идеологией коммунизма и социализма времен СССР или с пророссийской политикой, а также важной ролью русского языка, секуляризмом и светской моделью управления. В настоящее время большинство мусульман постсоветской Центральной Азии не хотели бы жить в полностью мусульманских странах, где политику определяют мусульманские активисты (как, например, в Саудовской Аравии или Иране) и их более чем устраивает просто расширение своего «исламского» кругозора, то есть они скорее определяют ислам в качестве личного компонента, но не в качестве полноценного законодательного регламента жизни страны. [1]
Хакан Явуз в 2004 г. опубликовал в Journal of Muslim Minority Affairs статью, главным тезисом которой стала мысль, что хотя ислам и является арабской по своему происхождению религией, а также его главные центры расположены в странах арабского мира и арабский язык представляет собой литургическую lingua franca ислама, в пределах исламского мира из-за различий в социальной географии, в типах и характере колонизации, а также из-за влияния доисламских религий существуют различные «зоны ислама» с определенными, присущими только им чертами. [2] В современном мире он выделяет семь таких зон: арабская, турецкая, ирано-шиитская, южноазиатская (зона Индийского субконтинента), малайско-индонезийская, неарабская Африка и европейская (западная, так называемый «евроислам»). С определенной уверенностью можно утверждать, что центральноазиатская зона ислама также существовала, по крайней мере до прихода на ее территорию монголов. [3] Возможно, в 2004 г. об этом было рано говорить, но в настоящее время она также получает полное право на существование. Хотя в данном случае будет более уместно говорить о евроазиатском исламе, включив в данную зону не только страны Центральной Азии, но и мусульманские уммы России, Украины, Беларуси, а также Кавказа. Общий советский опыт данных регионов так или иначе повлиял на язык мусульман, сделав lingva franca между ними — русский. Труды множества богословов, арабских, турецких, узбекских, татарских и прочих, были переведены на русский язык и весьма качественно; русский служит для коммуникации мусульман — представителей разных народов (в гораздо большей степени чем турецкий или арабский); значительная часть населения Центральной Азии часть своей жизни проводит в России в качестве трудовых мигрантов или переселяется туда насовсем.
В настоящее время евразийский ислам находится на распутье. За последние годы, безусловно, появились ученые нового поколения, которые уже не опираются на спорные догматы традиционного или суфийского ислама и исключительно на труды арабских или турецких богословов (поскольку они имеют мало общего с постсоветским пространством), а пытаются найти современный подход к общему наследию. Есть и еще один немаловажный факт: евразийский ислам (в большинстве своем) не стремится к арабизации, пантюркизму (хотя в этом направлении и предприняты некоторые весьма эффективные шаги) или восстановлению своего собственного исторического величия (и в этом направлении власти стараются заинтересовать массы). В определенной степени евразийский ислам — это поиск основ социальной справедливости, которая частично была реализована в советском обществе и которая зародилась еще в первые годы существования самой религии ислам. Пришедший в начале 1990-х гг. при развале СССР капитализм резко вытеснил привычные за 70 лет социальное равенство и солидарность, социальное обеспечение, низкий уровень преступности и коррупции, сопротивление алкоголизации и наркоманизации населения и др. [4]
Таким образом, возможность диалога между религиозным и светским на евразийском пространстве в настоящий момент весьма неопределенная. С одной стороны, религия практически полностью отделена от государства и образовательной системы, с другой — потребность в религиозном образовании весьма высока в обществе, особенно среди молодежи. При этом слаборазвита концепция евразийского ислама, которая способна примирить участников данного диалога. Ко всему вышесказанному летом 2021 г. дополнительно присоединилась и афганская проблема радикализации.
Попытки радикализации центральноазиатского мусульманского общества предпринимались неоднократно. В частности, именно в связи с угрозой исламизации (во многом — фантомной) Средней Азии СССР отказался от установления дружеских отношений с Пакистаном (в пользу Индии). [5] Однако наиболее тяжело ситуация складывалась в 1990-е гг., местами выливаясь в прямое вооруженное противостояние. И именно это подводит нас к формированию такого понятия, как религиозная дипломатия, в частности — исламская дипломатия. [6]
Религиозное движение Талибан (запрещено в России) 15 августа 2021 г. взяло власть в Афганистане в свои руки. Нужно отметить, что марионеточное правительство в Кабуле держалось исключительно за счет американского военного присутствия и распространяло свою власть далеко не на всю территорию страны, часть из которой начиная с 1996 г. и по настоящее время так и находится под властью талибов. Таким образом, исламский радикализм с территории соседней страны в последние 50 лет никуда полностью не исчезал, развиваясь по синусоиде, с периодами падения и подъема. С учетом того, что население стран Центральной Азии имеет общие национальные и культурные корни, а также некую языковую общность, проникновение афганских религиозных идей на постсоветские территории было лишь вопросом времени. При этом жесткая позиция властей на разделение светского и религиозного с тотальным контролем над последним только усугубляло влечение молодежи к «революционному, чистому исламу», «возвращению к чистому исламу» в качестве противодействия «светским властям, погрязшим в коррупции» или же «традиционному исламу старшего поколения».
Политическое и социальное развитие Евразии XXI в. характеризуется многообразием и даже противоположностью процессов, включающих в себя национализм и интеграцию, отход от религии и радикализацию молодежи, религиозную свободу и запреты, дихотомию религиозного образования как реакционных институтов или же продвинутой исламской идеологии и многое другое. Тем не менее становится понятно одно: без диалога между светским и религиозным образованием и в отсутствие явной и прозрачной концепции евразийского ислама угроза радикализации мусульманской молодежи региона стоит весьма остро. Также весьма сложно определить некий баланс между запросами общества на формирование религиозных норм и их соблюдение и обеспечением свободы отдельной личности на исповедание конкретной религии с угрозой распространения идей радикализма и экстремизма.
Таким образом, можно сделать следующие выводы:
1. Политическим силам евразийских стран необходимо найти баланс между светским и религиозным образованием.
2. В рамках религиозного образования необходимо обеспечить разработку концепции евразийского ислама, принципов терпимости и ненасилия, обеспечить возможность религиозных реформ.
3. Чрезмерная репрессивная религиозная политика может подтолкнуть молодежь к участию в неформальных религиозных объединениях и радикализации, что будет способствовать экспорту исламизма из Афганистана на постсоветское пространство.
4. Стремление к сближению светского и религиозного образования может существенно предотвратить радикализацию, улучшить культурный обмен между поколениями, сформировать зону умеренного и готового к сотрудничеству с властями евразийского ислама.
5. Евразийский ислам может стать активной площадкой для диалога с афганскими радикалами путем диалога на площадке Центральной Азии и Евразии, своеобразной «исламской дипломатией» для региона.
6. Несомненно, что укрепление светско-религиозного диалога на евразийском пространстве потребует несколько лет напряженного труда, особенно ввиду обострения афганской проблемы и нового потенциального толчка радикализации молодежи, однако стоит отметить, что его продвижение окажет значительное влияние на решение многих евразийские проблем.
1. Градировский С. Культурное пограничье: русский ислам // Казанский федералист, 2005, № 1 (13).
2. Yavuz Н. Is there a Turkish Islam? // Journal of Muslim Minority Affairs, 2004, No. 24 (2). Pp. 213–232.
3. Баканова М.В. Вдоль караванной тропы. Канада Торонто: Альтаспера Паблишинг, 2019. 456 с.
4. Малышева Д.В. Россия в поисках нового партнерства на мусульманском Ближнем Востоке // Ислам в современном мире: внутригосударственные и международные аспекты, 2007, № 1 (7). С. 111–120.
5. Баканова М.В. Вдоль караванной тропы. Канада Торонто: Альтаспера Паблишинг, 2019. 456 с.
6. Крашенинникова Е.А. Религиозная дипломатия в урегулировании афганского конфликта: возможности и ограничения // Вестник РУДН. Серия «Международные отношения». Том 19, № 4 (2019): Исламский фактор в мировой политике. С. 533–544.
Независимый журналист, писатель, аналитик в области гендерной политики и международного сотрудничества, врач акушер-гинеколог (Пакистан)
Блог: Блог Марины Бакановой
Рейтинг: 0