«Мягкая сила» под влиянием элит

Ответ на статью А. Фененко «Реальность и мифы «мягкой силы»» и статью Д. Наркевского «Так ли ограничена «мягкая сила»?»

 

В начале 2016 года в российских академических и экспертных кругах с новой силой возобновилась дискуссия о роли и месте «мягкой силы» во внешнеполитической стратегии государства. Развернулась она в основном на дискуссионной площадке Российского совета по международным делам, где Алексей Фененко опубликовал статью «Реальность и мифы «мягкой силы»». Нестандартный взгляд на возможности «мягкого влияния», представленный в этой статье, вызвал ряд ответов со стороны аналитиков, и, в частности, со стороны независимого обозревателя Дмитрия Наркевского, опубликовавшего статью «Так ли ограничена «мягкая сила»?». Опираясь на идеи, изложенные этими авторами, мы предприняли попытку развить их мысли путем синтезирования их подходов с добавлением ряда новых переменных в вышеизложенные рассуждения.

 

На наш взгляд, для более полного и ясного понимания механизмов воздействия «мягкой силы» необходимо разделить категорию «страна, государство», использованную обоими авторами, на отдельные категории «общество» и «правящие элиты». Причем особое внимание необходимо уделить именно последним, их восприятию положения своей страны в мире, а также возможностям контролировать настроения общества. Учитывая тот факт, что правящие элиты большинства стран мира имеют возможность оказывать существенное и, по сути, определяющее влияние на восприятие большей частью общества процессов, происходящих в международной среде, представляется необходимым по-новому взглянуть на механизмы функционирования «мягкого могущества». 

 

Мы считаем, что в нынешних условиях не общество страны-реципиента решает «желает» или «не желает» оно стать объектом сторонней «мягкой силы», а именно политические элиты государств-объектов применения «мягкой силы» определяют необходимость, объемы и глубину ее воздействия на своих граждан. Не общество, как считает Д. Наркевский, сформировавшее свои взгляды под влиянием информационного давления из-за рубежа, начинает оказывать влияние на политику правительства и поведение элит, но сами элиты «дозированно» допускают к внутреннему потреблению внешнюю «мягкую силу», чтобы сформировать общественную поддержку своему внешнеполитическому курсу, направленному на сотрудничество или конфронтацию с той или иной страной, или, возможно, даже внутриполитическому курсу, направленному, например, на проведение определенных реформ.

 

Такой подход, в частности, позволяет дать более прозаичный ответ на вопрос, почему те или иные общества настроены негативно друг против друга. Дело тут, на наш взгляд, не в отсутствии или наличии «подсознательной предрасположенности», а лишь в восприятии правящими элитами национальных интересов своего государства. Если национальные интересы стран сталкиваются, то их элиты преднамеренно настраивают общества своих стран против соперников, чтобы получить народное одобрение своего внешнеполитического курса. Этим можно объяснить, например, «антипатию» российского и британского обществ по отношению друг к другу – по теории Маккиндера морская и континентальная державы всегда находятся в состоянии конфликта национальных интересов, а значит элиты данных стран перманентно навязывают своему населению негативный образ геополитического соперника.

 

При таком понимании внешняя «мягкая сила» может рассматриваться не только как средство внешней политики стран-субъектов, но и как один из инструментов внутренней политики элит стран-реципиентов, а цель государств (элит) состоит не в «минимизации» влияния других государств на свое общество, а в контролировании этого влияния. Различия в терминах в данном случае имеют принципиальное значение, ведь в некоторых случаях элитам жизненно необходимо максимизировать влияние внешней «мягкой силы». Очевидным примером является нынешняя Украина, в которой «мягкая сила» западных стран является одним из инструментов правящих элит в борьбе за переориентацию политических настроений значительной части общества. 

 

Для целей дальнейшего рассуждения необходимо уточнить два момента: 1) как элиты определяют национальные интересы, в соответствии с которыми строят свой внешнеполитический курс, определяющий их отношение к внешней «мягкой силе», и 2) какие методы и способы они используют для «контроля» за внешней «мягкой силой».

 

Об истоках формирования внешнеполитического курса государств сказано и написано уже довольно много. Необходимо сконцентрировать внимание на том, что общественные настроения и давление общества как такового редко являются решающим фактором в определении стратегических приоритетов внешней политики. Реалисты говорят о том, что внешнеполитический курс государства предопределен его объективными и неизменными национальными интересами и не меняется в зависимости от правящих элит. Сторонники либеральной теории международных отношений настаивают, что национальные интересы, а за ними и стратегический внешнеполитический курс могут изменяться в зависимости от внутриполитической борьбы политически доминирующих групп и идеологии правящих элит. В обоих случаях общество как таковое не играет определяющей роли и лишь в исключительных случаях может оказывать ощутимое влияние на принятие реальных внешнеполитических решений. Настроения общества являются, скорее, инструментом, позволяющим правящим элитам оправдать тот или иной политический курс, а внешняя «мягкая сила» — одним из способом правильной настройки этого инструмента.

 

Теперь нужно поговорить о способах настройки этого инструмента или, иными словами, о способах «дозирования» элитами внешней «мягкой силы». Эти способы, безусловно, различаются в зависимости от политического режима страны-реципиента. Например, Россия или Китай могут позволить себе прямо контролировать «потоки» «мягкой силы» с помощью административных методов. В России не так давно был принят ряд законов, ограничивающих деятельность НКО, спонсируемых из-за рубежа, были закрыты некоторые образовательные программы (FLEX) и программы обмена студентов, оказывается давление на правозащитные организации. Все это значительно сокращает влияние проводников в первую очередь западного влияния. Другим способом противодействия «нежелательной» «мягкой силе» является информационное воздействие на собственное общество с помощью подконтрольных правящим элитам СМИ и аналитических центров: страна-субъект «мягкой силы», ее образ жизни, иногда даже культура и традиции подвергаются нападкам и высмеиванию. Важным дополнением к этому способу является осуждение политики/системы/действий страны-субъекта в публичном пространстве влиятельными политиками страны-объекта. Таким образом государство перекрывает или критически ограничивает «потоки» «мягкой силы» по всем трем направлениям, выделенным Дж. Наем: наличие привлекательного имиджа, проведение определенной культурной политики, воздействие на информационную и образовательную сферу другой страны.

 

В более демократических странах способы контроля за «мягкой силой» других государств будут несколько отличаться. В таких государствах, как правило, административный ресурс использовать прямо либо просто невозможно, либо намного сложнее, поэтому такие случаи редки. Условные «более демократические» страны, используют по большей степени средства противодействия, чем средства прямого административного ограничения. Элиты таких государств опираются на лояльные им СМИ и аналитические центры, задавая им повестку либо путем четкого публичного артикулирования политического курса, либо через полукулуарные встречи политиков с экспертами и журналистами.

 

Вместе с тем важно отметить, что перед такими государствами задача контроля над внешней «мягкой силой» стоит лишь в ограниченном масштабе. Как правило, «более демократические» государства являются более богатыми, более развитыми, имеют более привлекательный образ на международной арене и поэтому в мировом пространстве «мягкой силы» находятся, скорее, в позиции «поставщиков» «мягкого влияния», или экстенсивного давления, в терминах Д. Наркевского. В связи с этим для контроля и компенсации «нежелательной» внешней «мягкой силы» им чаще всего достаточно опоры на местные лояльные СМИ и НКО. 

 

Все вышеописанные механизмы работают и в обратную сторону: стратегические политические партнеры государства, выбранные правящей элитой данного государства, получают карт-бланш на распространение своего влияния на население этой страны. Здесь необходимо отметить, что правящие элиты государства-объекта могут избрать неверную тактику по отношению к внешней «мягкой силе» и допустить ее слишком большое влияние на свое население, что может привести к потере власти с ее стороны. В качестве примера можно привести «цветные революции» на постсоветском пространстве, которые имели широкую поддержку населения не в последнюю очередь из-за воздействия западных НКО, и привели к смене правящих элит. Хотя основной причиной таких революций стоит считать все-таки неэффективную социально-экономическую политику правительства.

 

Важным выводом такой логики рассуждения является то, что если государство-реципиент стремится максимально ограничить влияние вашей «мягкой силы» на свое население, то ему это обязательно удастся, поскольку его ресурсы влияния на свое собственное население всегда будут превышать ваши ресурсы. Таким образом, вопреки мнению Д. Наркевского, средства субъекта «мягкой силы» практически не имеют значения, поскольку, если элиты будут сопротивляться вашему влиянию, то у вас не хватит средств их победить, какими бы сильными вы ни были. Если же элиты страны-реципиента относятся к вашей стране нейтрально или позитивно и не возражают против увеличения вашего влияния на собственное население, то, как справедливо отметил А. Фененко, перед вами открывается пространство для деятельности, которое нужно правильно использовать.

 

Таким образом, если принять за истину положение о том, что влияние «мягкой силы» контролируется и компенсируется элитами страны-реципиента, которые определяют степень контроля в зависимости от понимания ими национальных интересов, то российская политика в области мягкой силы должна придерживаться следующих ориентиров.

 

Во-первых, необходимо признать, что «мягкая сила» может быть эффективной только там и тогда, где и когда влияние «мягкой силы» России на население страны-реципиента принесет какие-либо дивиденды правящим элитам этой страны, либо, по крайней мере, не нанесет вреда национальным интересам страны в понимании этих элит. Если правящие элиты какой-либо страны на данном этапе воспринимают влияние России как пагубное для их интересов, то следует сократить количество ресурсов, расходуемых на продвижение «мягкой силы» в этой стране. Важно отметить, что речь идет лишь о сокращении ресурсов и снижении внимания, но не о полном игнорировании тех или иных стран, ведь политическая конъюнктура может меняться, а наработанная база опыта, практик и связей должна оставаться.

 

Во-вторых, для реального воздействия на внешнеполитический курс той или иной страны необходимо иметь дело в первую очередь с правящими элитами этой страны, а не ее населением. Исходя из опыта событий последних нескольких лет, можно с уверенностью сказать, что «мягкая сила» (как, впрочем, и экономические связи) не играют большой роли в определении внешнеполитического курса, когда на авансцену выходят геополитические национальные интересы, проводимые элитами. Иными словами, для влияния на курс той или иной страны необходимо воздействовать на процесс выработки понимания правящими элитами национальных интересов. Представляется, что в этом аспекте роль «мягкой силы» также очень сильно ограничена и может быть проецирована только передовыми развитыми странами, к которым Россию на данном этапе отнести сложно.  

 

В-третьих, незначительная роль «мягкой силы» в определении внешнеполитического курса стран-реципиентов не исключает, однако, ее использования в качестве эффективного дополнительного инструмента углубления и улучшения отношений на фоне общей позитивной конъюнктуры. Например, на данном этапе было бы правильно направлять усилия по «мягкому влиянию» в сторону Киргизии, Казахстана, Армении, а не в сторону Польши или балтийских стран, с элитами которых нужно сначала согласовать стратегическое видение развития двусторонних отношений.

 

В настоящее время российская «мягкая сила» является намного менее мощной, чем сила США или Евросоюза, и дело состоит в первую очередь совсем не в объеме финансирования этого инструмента внешней политики. Более того, видеть в этом основную причину их преобладания над Россией в мировой политике и в деле привлечения союзников было бы неправильно. Эффективность «мягкой силы» США и Евросоюза строится на благоприятном отношении к ним элит, то есть на том, в чем Россия в последнее время терпит поражение за поражением. В этом отношении нам есть над чем задуматься.