Трамп как процесс

Трамп — это часть процесса, символ изменяющегося западного мира и один из этапов возвращения национального государства. Конечно, государство как таковое никогда не исчезало. Отцы неолиберализма отводили ему важную роль контролера за свободной экономической деятельностью [1, С. 100–205, 301–333]. Один из самых ярких примеров такого контроля — североамериканский судья Ричард Познер, который считал, что судебная система должна корректировать определённые cбои в работе рынка [2, С. 182–265]. Но все же роль государства с 1980-х годов значительно сокращалась и примеров можно привести много, начиная от единой валюты и наднациональных структур в ЕС, а также системы глобального управления.

Источник: Reuters

Но сегодня мы наблюдаем обратный тренд, точное начало которого обозначить трудно. С одной стороны, отказ от европейской конституции в 2005 году может служить некой точкой отсчета; или финансовый кризис, начавшийся в 2007 году; или избрание Дональда Трампа в 2016 году; или все вместе разбудило затихшее осознание необходимости государства, которое всегда так или иначе оставалось у людей Запада, начиная с эпохи средневековья [3, С. 31–38]. С другой стороны, если подойти к вопросу со стороны интеллектуальной жизни Запада, то еще в 2014 году никто не сомневался в триумфе глобализации и транснационализма (“Transnationalism”). Тогда, в 2014 году, вышел обобщающий труд крупнейших специалистов по глобальной истории под названием «Глобальная взаимозависимость. Мир после 1945 года», в последней главе которой авторы заявили, что транснациональное движение истории в XXI веке очевидно и будущее лежит за ним. Задачей же всех прогрессивных «людей, лидеров и граждан… солидаризироваться с историческим движением и бороться со все еще сильным мононациональным мышлением». [4, P. 847].

Прав ли выдающийся Акира Ирие, который считал, что есть единый процесс, затрагивающий все государства и ведущий к размытию национальных границ? Спустя 10 лет после выхода «Глобальной взаимозависимости» можно сказать, что единый процесс глобализации, наоборот, привел к усилению государственной роли. Известный историк Чарльз Майер в своей новой книге «Государство-проект и его враги» утверждает, что государство вряд ли закончилось (“the state is hardly finished”). Напротив, «в десятках, сотнях контекстах оно с боем возвращается назад, стремится завладеть доходами международных фирм, обуздать или национализировать каналы информации… Государство укрепляется в период международных конфликтов» [5, P. 17]. И возвращение государства есть глобальный тренд, но не такой, каким его представляли отцы глобальной истории. Если страны мирового большинства уже выступают за приоритет национального суверенитета, то мировое меньшинство пока только начинает разворот к нему.

Какие факторы свидетельствуют о возвращении государства на Западе? Какие силы участвуют в этом? На место чего возвращается национальное государство? Как мы можем отследить это в глобальном тренде? Наконец, как наука должна реагировать на такие изменения? Эти вопросы и предлагается обсудить здесь.

Поражение неолиберализма?

Во-первых, убедительная победа Дональда Трампа свидетельствует о поражении неолиберализма в двух его формах. Доказав свою несостоятельность в финансовом кризисе 2007–2008 гг. и росте неравенства, неолиберализм как консенсус всех политических сил — отлично известен «новый лейборизм» и соглашение Шредера и Блэра «Третий путь» в 1999 году, которое подразумевало изменение традиционной позиции социал-демократов в отношении роли государства в экономической деятельности [6, S. 37] — а также как форма миропорядка, привел к потере доверия избирателей [6, S. 8]. В свою очередь, неолиберализм как идеология подразумевал размытие национальных границ, отказ от традиционных форм идентичности, гендерных рамок, продвижение мультикультурализма и космополитизма [7, P. 26, 183]. Цель для всех должна была быть одна — демократия североамериканского образца, нерегулируемая экономика и единая, оторванная от национальных рамок мировая идентичность [7, P. 189–261]. И это именно идеология, которая созрела в головах западных элит, рассчитывавших использовать ее для достижения своих долгосрочных целей [8, С. 27–34].

Камала Харрис в этом плане была идеальным кандидатом от истеблишмента демократической партии. В ее личности воплотились все черты мультикультурализма: она афроамериканка — раз, азиатского происхождения — два, женщина — три. В качестве президента она должна была стать символом триумфа идеологии неолиберализма, который по своей сути является секулярной религией. Многие эксперты говорят, что демпартия совершила ошибку, выдвинув вице-президента Харрис на пост главы государства. Может быть. Но выдвигали ее осознанно, согласовывая со своими установками. Что они больше неактуальны, политики не верят, как не верят в то, что запад находится в упадке (Э. Тодд). Неолибералы сами завели себя в кризис, выхода из которого не видно, — это очевидный факт для многих избирателей, которые в итоге предпочли пойти путем возвращения национального государства и национальной идентичности.

Конечно, вопрос — какая это идентичность? Та, о которой говорил Хантингон (1927–2008) [9, P. 59–107]? Американская идентичность (как и само понятие идентичность) — отдельная и очень широкая проблема, дискуссии по которой далеко не завершены, и мы намеренно оставляем этот вопрос открытым. Тем не менее важен сам факт наличия запроса на идентичность от избирателя.

Во-вторых, Трамп — именно процесс, который сейчас переживает весь «коллективный Запад». Он выражается в размытии прежних политических рамок, политических правил. Сегодня вряд ли можно говорить о традиционной политической системе координат — правые, левые, консерваторы, либералы. Скорее, все сводится к противостоянию так называемых глобалистов и антиглобалистов, сторонников всемирной интеграции и сохранения национального суверенитета. Поэтому новое издание книги «Правые и Левые» (2024) французского философа Марселя Гоше (1946) скорее является памятником ушедшей политической эпохи [10].

Германия между глобалистами и популистами

Яркий пример противостояния глобалистов и антиглобалистов — Германия. Распад коалиции Олафа Шольца на следующий день после выборов в США не связан с ними, но довольно символичен. Что светофорное правительство продержалось так долго, само по себе чудо. Как помнит читатель, уже в декабре прошлого года коалиция была на грани.

Эпоха Zeitwende привела Германию к серьезному кризису. Экономическому и политическому. Зеленая политика, проводимая с общеевропейской сцены, тяжело отразилась на недавних проблемах VW, полемика о спасении которого вылилась в конфликт в правительстве. Мы видим, насколько это взаимосвязанные процессы: отказ от российского газа, рост цен на энергию, провальная экономическая политика, рост популизма, нестабильное правительство. Кризис вокруг VW стал лишь триггером, последней каплей, после которой правительство Шольца уже не могло удержаться.

Ушедшие из коалиции «свободные демократы», а также пока остающиеся зеленые, в идеологическом плане неолибералы. Но есть ли будущее для них в новом мире, трансформация которого происходит на глазах? Свободные демократы вряд ли могут рассчитывать на места в Бундестаге после февральских выборов. Согласно последним опросам, поддержка СвДП колеблется в районе 3%. Конечно, они останутся в некоторых местных правительствах, например, в Северном Рейне-Вестфалии. Но говорить о каком-то будущем, где СвДП сможет привлечь избирателей своей нынешней повесткой, за исключением традиционной партийной базы, довольно сложно.

В свою очередь, высокие цифры поддержки как ХДС/ХСС, так популистов, служат символом поражения неолиберализма зеленых и свободных демократов, а также Олафа Шольца, который в силу обстоятельств до последнего пытался играть роль медиатора, а не лидера в коалиционном правительстве [11, S. 63–87, 108–110]. Выборов еще нужно дождаться, но очевидно, что «АдГ» и «Союз Сары Вагенкнехт» могут рассчитывать на серьезную поддержку электората. Для «Альтернативы» победой может считаться закрепление за собой «титула» второй политической силы; для «Союза Сары Вагенкнехт», как для партии, которая была создана год назад, сам факт прохода в Бундестаг уже будет большим достижением. И это несмотря на демонизацию, развернутую в СМИ против них.

Негативные характеристики популистов в западных медиа, кстати, вряд ли оправданы. Почему, например, не являются популистами «устоявшиеся партии», которые также дают легкие ответы на сложные вопросы? «Путин — зло, и мы должны с ним бороться», «никаких переговоров с агрессором», «Украина должна победить Россию» — это разве не популизм [12]? Сара Вагенкнехт и Алис Вайдель — уже не голоса протеста, обнажающие противоречия в словах и делах элиты Германии (и не только). Это партии с программами, хотя порой и не совсем чёткими, которые привлекают постоянный электорат, что признается даже в немецких СМИ. При этом довольно проблематично определить их позиции на спектре политических ориентиров. Если «АдГ» традиционно считается правой и антиглобалистской, то «Союз Сары Вагенкнехт» вроде бы должен быть левым, но довольно близок к «АдГ» в идеях национальной идентичности и антиглобализма. Именно поэтому мы задаемся вопросом: являются ли старые ориентиры действительными в новых реалиях?

Фридриха Мерца, по всей видимости, будущего канцлера, нельзя назвать антиглобалистом. Вряд ли человек, который работал в BlackRock, захочет закрыть границы для транснациональных корпораций. Кроме того, он не раз подчеркивал основополагающий характер трансатлантического союза и приверженность ценностям НАТО. Тем не менее в качестве лидера оппозиции Мерц преподнесен избирателю как политик, представляющий средний класс и радеющий за благосостояние Германии (отсюда ярая критика «зеленых»), сильный лидер, выступающий за возвращение миграционного контроля, правда в более «легкой» форме, чем две указанные выше партии. И цифры поддержки, в том числе у молодых избирателей, подтверждают данную характеристику.

Но дело не в этом. Процесс, о которым мы говорим, в случае с Мерцем выражается в другом. Его «ультиматум» России в ноябре 2024 года отражает претензию стать новым европейским лидером. Независимо от исхода выборов в США было понятно, что американцы будут перемещаться в АТР для сдерживания Китая. Страх Европы остаться одной на самом деле был и без Трампа. Главные аналитические центры Северной Америки уже давно призывали Европу к инвестициям и развитию своего ВПК, так как США «уходят» из Старого Света. Очевидно, что в таких условиях Европе нужна страна-лидер. И это может быть либо Франция, либо Германия. Так, Эммануэль Макрон, упорно старающийся не допустить «Народный фронт» к власти в Париже, не раз делал резкие заявления и до сих пор претендует на роль нового Шарля де Голля.

Высказывание Мерца в виде ультиматума России направлено, по всей видимости, не на Россию. Мерц прекрасно осознает, что его ультиматум не повлияет на решения руководства России. Это скорее заявление, что при новом канцлере Германия готова стать лидером Европы. Заявление, что, в отличие от Шольца и его неэффективной коалиции, Мерц в состоянии вернуть Германию на экономические и политические рельсы. Заявление, что Германия не готова согласиться с лидирующей ролью Франции в Европе, — ровно так же, как при дискуссиях о создании единой европейской армии много лет назад ни немцы, ни французы не были готовы поставить свои войска под командование друг друга [13, S. 177–205]. Подобная риторика Мерца, на наш взгляд, свидетельствует о важности для него и его избирателей национального государства и делает его, как и Трампа, частью трансформационного процесса.

Выводы, или есть ли однозначность?

Происходящий процесс очень сложный, из одного аспекта он переходит в другой. Он не ограничивается только США и Германией, но затрагивает и другие страны Запада. Процесс, начавшийся как минимум после финансового кризиса, возвращает национальные государства после «конца истории» в Старый и Новый Свет. Трамп — яркое, но не единственное звено в нем. Вероятнее всего, к 2030 году нам станет понятно, действительно ли «популисты» победили «глобализм». Это будет зависеть от выборов в США 2028 года, выборов во Франции 2027 года и выборов в Германии всех последующих лет.

Данный процесс находит отражение в огромном количестве феноменов, начиная от идентичности и заканчивая политическим лидерством. Мы много говорили о размытии прошлой политической системы координат и об определении нынешнего положения дел как противостояния глобалистов и антиглобалистов. Но даже тут нельзя делать каких-то обобщений. Кто Трамп? С идеологической точки зрения, конечно, антиглобалист, сторонник национального государства, американской идентичности, торговых пошлин. С другой — сторонник снижения налогов в лучших традициях неолиберальной экономики и вряд ли традиционный изоляционист. То же самое мы можем обнаружить в Европе. Но что из этого следует? Можно ли дать ему и всем остальным однозначную характеристику на политическом спектре? Могут ли одни быть антиглобалистами в вопросах миграции и участия в международных организациях (скажем, в НАТО), но одновременно глобалистами в экономических вопросах?

Учитывая важность происходящего процесса, нам нужны новые политические определения, новые политические теории и новый, если угодно, политический язык, который будет отражать сложные и пока еще неопределенные рамки данной системы координат. И такие теории и определения нужны в первую очередь России для понимания, куда движется Европа и Запад и какую повестку выдвигать на переговорах с ними, чтобы достичь наилучшего результата.

Первые попытки уже есть [14] и российские исследователи должны продолжать работу в этом направлении.

Список литературы

1. Фуко М. Рождение биополитики. Курс лекций, прочитанных в Коллеж-де-Франс в 1978–1979 учебном году / Пер. с франц. А.В. Дьяконова. СПб, 2010. 448 с.

2. Шапиро И. Бегство от реальности в гуманитарных науках / Пер. с англ. Д. Узланера. М., 2011. 368 с.

3. Дмитриев М.В. Проблематика исследовательского проекта «Confessiones et nationes. Конфессиональные традиции и протонациональные дискурсы в истории Европы» // Религиозные и этнические традиции в формировании национальных идентичностей в Европе. М., 2008. С. 15 – 44.

4. Global Interdependence: The World after 1945 / Ed. by Akira Iriye. Cambridge (MA), London, 2014. 997 p.

5. Maier C. The project-state and its rivals: a new history of the twentieth and twenty-first centuries. Cambridge (MA), London, 2023. 528 p.

6. Die Linkspartei – Zeitgemäße Idee oder Bündnis ohne Zukunft? / Hrsg . Tim Spier, Felix Butzlaff, Matthias Micus, Franz Walter. Wiesbaden, 2007. 348 s.

7. Gerstle G. The Rise and the Fall of the Neoliberal Order. Oxford, 2022. 432 p.

8. Войтоловский Ф.Г. Единство и разобщенность Запада: идеологическое отражение в сознании элит США и Западной Европы трансформаций политического миропорядка 1940–2000-е годы. М., 2007. 464 с.

9. Huntington S. Who Are We? The Challenges to America's National Identity. N.Y., 2004. 448 p.

10.Гоше М. Правые и левые. История и судьба. М., 2024. 144 с.

11.Karlheinz N. Kanzlerdemokratie. Regierungsführung von Konrad Adenauer bis Angela Merkel. Wiesbaden, 2015. 452 s. Работа известного немецкого ученого как раз определяет разные роли канцлера.

12. Попытку дать систематический анализ «популизму» предпринял Ян-Вернер Мюллер. Müller Jan-Werner. What is Populism? Philadelphia, 2016. 123 p. Тем не менее, в брошюре 2016 года он сконцентрировался на «опасностях популизма», а именно на лозунге, что только они (популисты) представляют народ и никто иной. Считая это антидемократическим проявлением, Мюллер называл популизм предтечей авторитаризма. При этом, в 2016 году трансформация политического поля только пришла в движение, Трамп считался случайностью, а европейские правящие партии чувствовали себя комфортно. Но вопрос: насколько актуален его анализ сейчас? Определение популизма А.И. Тэвдой-Бурмули и П.В. Осколковым, которые характеризируют его как «стратегию политической борьбы, подразумевающей антиэлитизм и антиплюрализм… и самоотождествление с народной волей» (Осколков П.В. Тэвдой-Бурмули А.И. Европейский правый популизм и национализм. К вопросу о соотношении функционала // Вестник Пермского университета. Политология. 2018. №3. С. 21), можно развернуть в обратную сторону и применить по отношению к действующим европейским элитам, которые, например в случае с конфликтом на Украине, противопоставляют себя любым «недемократическим» силам, выступающим за проведение мирных переговоров.

13.Nationale Außen- und Bündnispolitik der NATO-Mitgliedstaaten / Hrsg. N. Wiggershaus und W. Heinemann. München, 2000. 350 s.

14. Правый популизм: глобальный тренд и региональные особенности / Под редакцией Л.С.Окуневой, А.И.Тэвдой-Бурмули. М., 2020. 404 c.