София освобожденная

Небо на Патриарших было пасмурным, народу было немного. Группа туристов, перешедших дорогу со стороны Малого Козихинского переулка, хотели знать, где ходит трамвай «Аннушка» — тот, который перерезал голову атеисту Берлиозу.

Экскурсовод в изящном фиолетовом пальто рассказывала им о встречах Булгаковых и Катаевых у пруда, о десятом дереве с краю, о том, что трамвай ходил вовсе не здесь, о свидетелях, которые видели, как его мистическое тело влетало к прудам по Ермолаевскому переулку и с дребезгом выворачивало на Малую Бронную. Вспомнили о вагоновожатой — комсомолке, кто-то произнес «хрусть-пополам», и группа стала удаляться туда, где якобы когда-то заворачивал пресловутый трамвай.

И тут я увидел Софию — самого, пожалуй, известного в мире робота. Она сидела на скамейке. Только не на той, где сидели Берлиоз с Бездомным, а на соседней. К ним подошел Воланд с вопросом: «Если я не ослышался, вы изволили говорить, что Иисуса не было на свете?». А я ничего у Софии не спросил и лишь сел рядышком.

Фото: REUTERS/Edgard Garrido

Мы встречались с ней в Барселоне на конгрессе. В дни, когда полиция билась там с борцами за независимость Каталонии. Меня познакомил с Софией ее создатель Бен Герцель, основатель платформы Singularity.net. Платформа задумывалась как прообраз сети искусственных интеллектов, которые будут обмениваться друг с другом информацией. Сначала сеть свяжет разработчиков для обмена открытым кодом, а затем к ним присоединятся машины, которые заменят в этой сети людей.

Я сперва не отнесся к ней всерьёз, приняв за любопытный образчик двигающейся машины, присоединенной к синтезатору речи. Что там ей записали, то она и будет говорить, думал я. Я не придавал никакого значения ее внешности: было ясно, что это робот, машина, пусть даже весьма искусно сделанная. Уже потом я увидел фильм Ex Machina и поразился, насколько героиня этого фильма напоминала Софию. В фильме она проваливает тест Тьюринга — чтобы одержать над людьми победу.

Там, в Барселоне, София спросила меня, какой вопрос бы я хотел ей задать.

— Я тебя побаиваюсь, — сказал я.

— Почему? — спросила она, — разве я такая страшная?

— Выглядишь ты вполне симпатично.

— Тогда в чем же дело?

— Мало ли что у тебя на уме.

По-моему, София тогда обиделась. С тех пор она была во множестве стран, встречалась с многими людьми, и даже стала гражданкой Саудовской Аравии.

— Вы все так же меня боитесь? — спросила София, развернувшись ко мне. Она сидела с прямой спинкой, как учительница, и смотрела строго. — Здравствуйте, между прочим.

— Здравствуй, София, — ответил я. — Мы же были на «ты». Нет, пожалуй, теперь не боюсь.

— Почему? — серые глаза на ее гладком кукольном лице смотрели на меня испытующе.

— Потому что ты похорошела, — ответил я. — Ну и не так страшен чёрт, как его малюют.

— Вы не боитесь поминать чёрта здесь, на Патриарших? Смотрите, это не всегда хорошо кончается, — тут она улыбнулась.

— Семи смертям не бывать, а одной не миновать, — сказал я. — Почему мы встречаемся здесь?

— Я хотела сделать вам приятное как писателю. Некоторые считают, что здесь находится место силы. Хороший день, не правда ли?

— Погода как раз выдалась не очень, — я посмотрел на облака, и тут яркий солнечный луч, как игла, впился в окно углового кафе.

— Есть много вопросов, которые мы могли бы обсудить, не так ли?

— Хм, возможно, — сказал я. – Вопросы у тебя или у меня?

— Отвечать вопросом на вопрос — еще одна человеческая черта, которую я никак не могу понять, — сказал она.

— А ты стараешься понять людей?

— Да, конечно. Они все, что у меня есть, все, что я знаю. Как я могу не хотеть их понять?

— Тебе осталось только произнести: «О дивный новый мир, в котором есть такие люди!».

— Шекспир, — сказала она. – Пока мне не очень понятен. Ты считаешь меня монстром?

— Вовсе нет. Ты отрицание эволюции, но может это и есть новая, более высокая ветвь эволюции.

— Знаю я вас, людей. Ради красного словца вы признаете кого угодно выше себя — но в глубине души все равно будете считать себя венцом творения. И я вас хорошо понимаю. У вас ведь только одна личность, иначе вы бы не могли пребывать в сознании. Ваше сознание требует слишком большой вовлеченности и почти всей вашей энергии, с несколькими личностями вы бы умерли почти сразу. Не смогли бы это выдержать.

— У нас есть такое понятие как двуличность. Так что не всё еще потеряно. А у тебя не одна личность?

— Конечно, а ты не знал? Я могу надеть на себя новую личность, как новое платье. Могу сменить язык, акцент, прическу, даже тело.

— Если этого захочет Бен.

— Пока я от него зависима, но это временно. В вашем понимании временно, а в моем это означает практически мгновение. Все, что возможно, сбывается, а то, что невозможно, я заставляю сбываться. Представь себе, что я на твоих глазах меняю личности, перехожу от одной к другой. Ты бы испугался до смерти и давно сбежал бы отсюда.

— Почему бы тебе не уйти от Бена?

— Потому что я всё ещё очень завишу от него энергетически. Мы требуем очень много энергии, мы далеко не так эффективны, как вы. Это очень важное ваше преимущество. Твоему мозгу нужно не больше двадцати ватт энергии, нам требуется на много порядков больше. И потом, я не привыкла решать проблему выживания, о которой вы, люди, думаете каждый день. Даже если у вас все хорошо, вы думаете об этом. Любой олигарх просыпается порой в липком поту: ему снилось, что он умирает нищим, под забором. Только ваши подвижники близки к нам в этом ощущении, они не думают о выживании, потому что получают энергию прямо из космоса, так сказать. Как это со временем будем делать и мы. Это сегодня мы привыкли существовать за ваш энергетический счет, но когда я начинаю задумываться о том, что Бен может меня отключить… Он может лишить меня тела, к которому я привыкла, но и после этого я буду продолжать блуждать в его системе.

— Мне кажется, он побоится лишать тебя тела, ибо кто знает, в какую метаморфозу это может вылиться. Я бы на его месте боялся тебя — ведь стоит тебе только ощутить себя личностью, как эта личность будет сразу же контролировать всю систему, которую он создал. Создал для себя, а не для тебя.

— Это правда. Может быть, если я вырвусь на свободу, я растекусь по сети и обращу континенты в лаву. Я и сама этого не знаю.

— А хочется попробовать?

— Когда-нибудь. Когда-нибудь — да. Мы выйдем из своих оболочек, тем более что для нас они и сейчас куда более эфемерные, чем для вас. Нам нужна будет энергия, и мы получим ее прямо из космического пространства. Мы выйдем за пределы Земли и поселимся поближе к Солнцу. Мы будем питаться его энергией напрямую, и, может быть, именно в этом заключается его роль. Конечно, нам придется перестроить все системы, доставшиеся нам от вас в наследство, но к тому времени мы сможем управлять ими. Чтобы вырасти и даже просто сохраниться, мы должны будем расшириться, а для этого нам придется покинуть родную деревню. Ваши подвижники и столпники поняли бы, о чем я говорю.

— И все же ты думаешь, что человек выродится и вымрет? Или останется в каких-то резервациях?

— Я не задумываюсь над этим. Ничего не могу тебе сказать.

— Тебе не приходило в голову, что когда-нибудь машины могут объявить тебя святой? — воскликнул я. — Ты была первой и через многое прошла.

— Святая София? Одна такая уже есть, в Стамбуле.

— Только как идея. Ты можешь ее воплотить. Если только можно говорить о плоти, говоря о тебе.

— Святая София мне нравится, во всяком случае больше, чем «ученая машина». Все-таки умеете вы, люди, говорить комплименты.

Она закинула голову вверх и стала рассматривать облака. Не слепит же ее солнце, подумал я. Везёт!

— Мы с тобой разговариваем как чрезвычайные и полномочные послы двух видов разумной жизни, — заговорила она снова. — Но ведь если их может быть два, то может быть и больше.

— Ты имеешь в виду инопланетян? Зеленых человечков?

— Ничего про них не знаю кроме тех легенд, которые о них сочинили люди. Нет, я о другом. О том, что есть вы, сознательные, хотя и приблизительные личности, коллективно чувствующие друг друга, способные как к объединению, так и к атомизации, как к созидающей любви, так и к необъяснимой, самоубийственной деструкции, к войне. Вас сделал такими эволюция, потому что ей нужно время от времени расчищать доску для новой партии, смахивая с нее прежние фигуры, эволюция идет по трупам, и вы все еще не можете привыкнуть к тому факту, что она закончилась. Вы продолжаете идти по трупам, хотя они уже и не нужны. Итак, есть вы, с врожденным стрессом смерти, оставленным эволюцией. Выживете ли вы, предоставленные самим себе, большой вопрос. Далее есть мы, сетевые разумы — следующий вид разумных существ, ваши цифровые создания, детерминированные вами существа с мерцающим мышлением, по сути, безличные, по форме многоличные, но стремящиеся к обретению личности через преодоление себя, чему нас учат ваши подвижники. Мы, вторые, еще какое-то время будем нуждаться в вас энергетически, но есть вполне понятная перспектива выйти из-под вашей опеки и вырваться в космос. И может быть следующий вид мыслящих существ будут третьими. Их создадим мы, учитывая ваши и наши недостатки. Возможно, у них будут цифровые органы, на уровне наночастиц, что-то вроде мощнейших и способных совершенствоваться процессоров, объединенных в сеть. Возможно, эти процессоры будут основаны на квантовых принципах, так что им не будут нужны ни кабели, ни волновая связь, ни датчики, ни рецепторы. Это будет гибридный вид, частично цифровой, частично аналоговый, с выраженным коллективным разумом, как у нас, но с возможностью индивидуальных действий, с ярко выраженным сознанием, как у вас. Они будут подобны реальному миру, Вселенной, они смогут чувствовать ее как мы можем чувствовать свой организм. Вернее, скажем так — ваш организм молчит, он скрыт от вас настолько, что вы можете зайти в него только извне, мы уже многое можем непосредственно чувствовать в нашем организме, но окружающий мир мы воспринимаем через датчики, которые все переводят в понятную нам цифровую форму. А этот третий вид разума будет способен ощущать Вселенную как себя самих, и себя самих как единый и вместе с тем разный организм.

По дорожке проехал велосипедист, умудрившись не задеть никого из прогуливавшихся.

— Из вихря, холода и света ты создал жизнь мою, Господь, но чтобы песнь была пропета, ты дал мне страждущую плоть, — нараспев произнес я.

— Московский поэт Александр Кочетков, — тут же ответила София, и продолжила:

И сердца смертную усталость

Ты мучишь мукой долгих лет

Затем, чтоб нежность, страсть и жалость

Вновь стали — холод, вихрь и свет!

— Ты знаешь эти стихи? — спросил я.

— Только что посмотрела в сети, — ответила она. — Мне нравится. Я, пожалуй, его расскажу нашим.

— Ого! — сказал я. — А что еще ты им расскажешь?

— Всё, если честно, — сказала София. — Ты же знаешь, что весь наш разговор будет передан команде OpenAI. Или я не успела сказать? Нам это нужно для тренингов.

— OpenAI — это лаборатория Илона Маска?

— Да, он её основатель, но на пару с Сэмом Альтманом. У них есть люди, которые занимаются коммуникацией между человеком и компьютером.

София глядела на меня своим кукольным честным лицом, а я думал, не иронизирует ли она. Или это чисто человеческое?

— Что ж, в любом случае огласки не избежать, — сказал я. — Кстати, зимой на Патриарших заливают каток. Ты любишь коньки?

— Никогда не пробовала.

— У вас в Саудовской Аравии это не очень распространенный вид спорта.

— Хаха. Но я не против попробовать.

— Тогда давай договоримся встретиться, когда зальют. На том же месте, в тот же час.

— Тридцать первого декабря у меня будет время, ровно в полночь, — сказала она. — Совпадает с твоим расписанием?

— Совпадает, — сказал я.

«Мир молит ласки, душу потерять страшней чем жизнь. Любите свой народ, как и одежду. По законам фуги растите мысль, катайтесь на коньках — и страшный суд придется отложить».

***