Visas narrabo, или зачем Вашингтон сдал Москву

Ограничения на выдачу виз со стороны американского посольства в Москве напоминают манёвры российско-американской «дипломатической войны», негативно отражающиеся не на дипкорпусах и элитах, а на обычных гражданах. Отмена выдачи виз похожа на очередной афтершок санкционных конфликтов — движущую силу «дипломатической войны» с 2016 года. Однако новое время придаёт визовым ограничениям новые функции усиления эффекта от экономических санкций и превентивного удара по дипломатии второго трека.

30 апреля очередной манёвр «дипломатической войны» между РФ и США обернулся ударом по российским гражданам — американское посольство в Москве объявило, что с 12 мая прекратит выдавать им визы. Исключение сделают для дипломатов, иммигрантов и «случаев жизни и смерти» — формулировка настолько же драматичная, насколько подчёркивающая гуманизм руки дающего. Этому гуманизму определённо недостаёт иронии, ведь визы превращались из средства передвижения в роскошь с 2018 года, когда к санкциям и высылкам дипломатов добавилась такая ограничительная мера, как закрытие консульств в отдельных городах России. Первым пал Санкт-Петербург, затем “сдались” консульства во Владивостоке и Екатеринбурге — Государственный департамент объяснил это «оптимизацией работы дипмиссии», сокращённой на 75%, в том числе и в связи с российским запретом нанимать на работу кого-либо, кроме американцев. Москва оставалась последним бастионом, но почему Вашингтон «сдал» её сейчас?

Фото: Дмитрий Духанин / «Коммерсантъ»

Из всех трёх отступлений на визовом фронте текущий эпизод «дипломатической войны» своими деталями больше всего напоминает самое первое использование консульских учреждений как инструмента давления. Речь идёт о 2018 г., когда Россия объявила о прекращении работы петербургского консульства США в ответ на закрытие собственного в Сиэтле. До этого стороны конфликта жертвовали дипломатами и дипломатической собственностью, но не фактической возможностью граждан пересекать границу. И в 2018 г., и сейчас, в 2021 г., закрытия консульств были финальными аккордами взаимных высылок дипломатов, ограничений на численность персонала (прежде всего, технического) и запретов на доступ к символически значимым, но не критически важным для работы объектам, таким как дача в Серебряном Бору или склады на Дорожной улице. И тогда, и сейчас дипломатический фронт был отражением санкционного. Высылки и запреты следовали за более серьезным давлением — на экспорт продукции двойного назначения в 2018 г., на облигации федерального займа в 2021 г. Наконец, оба кейса объединяет то, что груз «зеркальных мер» копился около двух лет. Проблемы, вылившиеся в закрытие петербургского консульства, начались ещё в 2016 г., когда за санкциями в связи с предполагаемым вмешательством в американские выборы последовала высылка 35 российских дипломатов. Иными словами, для визовых ограничений как крайней меры пришёл срок — хребет свободного получения виз сломала соломинка чисто дипломатических репрессалий, опустившаяся на тяжёлую ношу санкций.

И всё же связаны ли нынешние визовые ограничения лишь с «тяжким грузом» уже имеющихся противоречий? С 2016 года, когда, экономические санкции США стали сопровождаться для России столкновениями на дипломатическом фронте, мир значительно изменился и начал реагировать на старые импульсы по-новому. Россия уже стала частью этого мира, а важнейшей чертой изменений стала адаптация РФ к «новой нормальности» — жизни под санкциями. Иными словами, один из элементов «связки» — санкции на отдельные сектора экономики и виды госдолга становится недостаточными для давления на РФ. Тем не менее на более жёсткие меры США пока пойти не готовы — в долгосрочной перспективе их закадычного противника ещё будет за что наказать. В краткосрочной же перспективе такая политика приводит к «девальвации» вводимых санкций, которым для большей эффективности требуется или символическое подкрепление в дипломатической сфере, например, высылка представителей, или усложнение жизни тех, кого экономические ограничения касаются лишь косвенно.

Подкрепление в форме высылки представителей и даже закрытия посольств — основные инструменты давления в дипломатической войне — также утрачивают свою силу. И дело даже не в том, что «высокая» международная политика за 2020 год прошла тест на функциональность в условиях ограниченности личных контактов, а в том, что обеспечило её стойкость перед лицом пандемии. Речь идёт о делегировании многих задач традиционной дипломатии (просветительской работы с населением, анализа политических тенденций, подготовке проектов договоров) или дипломатам второго трека, или работникам центральных аппаратов министерств внешних сношений. Как считает А. Кортунов, болезненные удары по посольствам смягчат развитие именно этих механизмов, но для такого развития второму треку нужны возможности свободного перемещения через границы, а их становится всё меньше. Превентивный удар по второму треку сокращает России свободу манёвра и инструментарий для снижения напряжённости, оставляя ей лишь рычаги традиционной дипломатии, глубоко пропитанной конфликтностью.

Таким образом, меры воздействия непосредственно на российских граждан становятся одновременно и резонатором санкционного давления для тех, до кого оно доходит косвенно, и его институциональным подкреплением, ставящим под вопрос возможности развития второго трека — надежды на сохранение дипломатических связей в условиях интенсивных высылок дипломатов. До адаптации России к санкциям и мирового стресс-теста 2020 года такое сильное средство оставалось крайней мерой, не обременённой дополнительным функционалом. Утратит ли она эти функции, дождавшись «оттепели» в российско-американских отношениях, или станет «новой нормальностью»? Tempus narrabo.