Русский Нобель Светланы Алексиевич

Всё в этом мире взаимосвязано. Сейчас, когда просвещённая общественность ломает стилусы и гибкие смартфоны вокруг присуждения Нобелевской премии белорусской писательнице Светлане Алексиевич, многие не могут определить к какой части русского мира она принадлежит. Имеет ли она право быть причислена к нему, или уже давно утратила связь с малой и большой Родиной и лишь злопыхательствует из-за рубежа?

Большое видится на расстоянии, и мне хотелось бы начать издалека. Всё началось тогда, когда русский мир был частью общеевропейского дома. В благословенном XIX веке русский император Александр  I брал Париж и обеспечивал европейскую безопасность. Тогда ещё не использовали термин «глобализация», но это не мешало семье шведов Нобелей жить и успешно работать в России. Ещё Крымская война, начавшаяся в середине 19 века, позволила заработать им первые серьёзные капиталы. И в дальнейшем, судьба семьи Нобель была тесно связана с Россией. «Товарищество братьев Нобелей» активно занималось разработкой и транспортировкой бакинских нефтяных запасов. Благодаря их деятельности был построен первый в мире нефтяной танкер «Зороастр», который ходил по Каспийскому морю, они внедрили в массовое использование цистерны, а также ввели в массовый обиход керосиновые лампы. Даже я их ещё помню по своему советскому детству, но уже не нобелевские, а советские, потому что «Товарищество» шведских братьев было национализировано в 1920 году.

Очень многое в жизни Нобелей было связано с Россией, я бы даже сказал, что наша страна не была для них чужой. И пусть сейчас уже иной век, но «гений места» уже сделал свою работу. Потому, вряд ли стоит обвинять нобелевский комитет в какой-то особенной предвзятости. Общего между нами больше, чем иногда кажется.

Можно, конечно, упрекнуть нобелевских интеллектуалов в предвзятости и вкусовщине, но в данном случае, как мне кажется, они поступили так, как будто Альфред Нобель сам водил их рукой. Во-первых, в своём завещании он говорил о премии «тому, кто создаст наиболее выдающееся литературное произведение идеалистического направления». Сейчас, нам трудно с абсолютной точностью сказать, что он имел в виду, но можем полагать, что речь шла о произведении, отстаивающем некие гуманистические идеалы. В этом контексте, книгам С. Алексиевич непросто составить конкуренцию.

Во-вторых, можно вспомнить саму историю возникновения премии. Однажды, Альфреда журналисты перепутали с умершим братом и обрушились на вполне здорового Нобеля с некрологами, в которых всячески склоняли его, как человека, сделавшего состояние на крови и людских страданиях. Такой неожиданный опыт общественной смерти изменил сознание Альфреда, и он решил сделать всё возможное, чтобы остаться в памяти человечества в связи с чем-то добрым, или же сделать нечто по-настоящему важное.  

Именно таким людям, по-своему видевшим и пережившим смерть, посвящены почти все книги Светланы Алексиевич. Обычный человек, как правило, вытесняет эту экзистенциальную проблему за пределы своего повседневного восприятия. Однако, тема смерти настолько часто стала звучать за последние пару лет, что переместилась с периферии общественного внимания к его центру. Кошмары начала XXI века начали постепенно приближаться к показателям ХХ, а писать о них прозу - кощунственно! Так процитировал учителя Светланы Алексиевич, Алеся Адамовича, литературовед, поэт и писатель Дмитрий Быков. С ещё одним его утверждением о том, что многие русские писатели работали в жанре литературного очерка, и не следует, потому, упрекать лауреата в излишнем журнализме, я бы согласился.

Главное, что Светлана Алексиевич, очень точно ставит в своих книгах наиболее важные экзистенциальные вопросы. В её книгах, вполне в традициях русской литературы, особое внимание уделяется человеку, его переживаниям, страданиям и поиску самого себя. И дело тут не в перманентном фрондёрстве. Автор с одинаковым сочувствием пишет и о маршале Ахромееве, повесившемся на окне своей комнаты, и о поэтессе Юлии Друниной, умершей в своей машине, и о многих героях её книг, погибших или оставшихся жить, вопреки всему, независимо от их политических взглядов. 

Именно умение слушать, свойственно нынешнему лауреату Нобелевской премии. Это именно то, чего нам так не хватает сегодня. Разобравшись по политическим окопам, мы погрузились в противоестественное, но такое привычное нам состояние войны, о котором так много написано в книге «У войны не женское лицо». В работе «Зачарованные смертью» С. Алексиевич очень точно описывает состояние нашего общества: «Кто же мы? - А мы - люди войны. Мы или воевали, или готовились к войне. Мы никогда не жили иначе... Нас учили умирать. Мы хорошо научились умирать. Гораздо лучше, чем жить. И разучились отличать войну от мира, быт от бытия, жизнь от смерти. Боль от крика. Свободу от рабства»[1].

Подходы С. Алексиевич многими подвергаются критике за излишнюю либеральность. Однако, если внимательно присмотреться к её словам, можно обнаружить немало сходства с записными патриотами. Я бы сказал, что многие думающие люди пишут об одних и тех же проблемах, но разными словами. На ум приходят тезисы такого известного православного государственника как Иван Охлобыстин, который в своей «Доктрине 77», многократно обруганной либералами, созвучен Светлане Алексиевич: «Мы созданы для войны. И нам нет места в обычной мирной жизни. Так ли это плохо? Да, это очень плохо. Но это так, мы такие. Мы всегда были такими» ... Хотя, автор «Доктрины» всё же более патетичен и оптимистичен: «Русский не умеет жить для себя. Когда он молится в храме, он молится за весь мир. Когда он выходит навстречу к врагу, за его спиной – все человечество. Русский рожден быть героем или святым! Посередине ничего нет! Или есть, но не русское»[2]. Впрочем, пуст или полон русский стакан — это вопрос подходов. Проблема, так или иначе, одна.

Вспоминается ещё одно совпадение. Многим запомнился эпизод из вполне официального патриотического фильма знаменитого режиссёра-государственника Н.С. Михалкова «Утомлённые солнцем-2». Эпизод в котором героиня Надежды Михалковой обнажается перед раненым танкистом. Многие по этому поводу смущённо хихикали, полагая, что это болезненная фантазия экстравагантного режиссёра. А между тем, его можно рассматривать как цитату или заимствование вполне реального случая, описанного в книге С. Алексиевич «У войны не женское лицо»...

Так нужно ли радоваться тому, что русский крик нашей общей боли долетел до нобелевского комитета? Я думаю, надо радоваться тому, что нас услышали. Это хороший знак. Люди начинают слышать друг друга.