Германия в ЕС: хрупкий баланс мягкой силы

Правительство А. Меркель одержало в этом году две крупные победы. Во-первых, завоевав более чем убедительное большинство на выборах в бундестаг. Во-вторых, хотя это и сложно напрямую приписать именно деятельности немецкого правительства, но Германия была признана по опросу британской службы BBC самой популярной страной в мире [1].

 

Второй факт отражает то, что, несмотря на неоднозначное отношение к действиям Германии в период финансового кризиса, болезненность принятых мер, немецкая мягкая сила и образ страны серьезным образом не пострадали. Но всем запомнились различные карикатуры и колкие метафоры в отношении канцлера в мировых СМИ, а также как греческие демонстранты рисовали Меркель в образе Гитлера. Чем же объясняется феномен Меркель, ее политическая успешность?

 

Ангела Меркель на протяжении последних лет вынуждена была постоянно вести двухуровневую игру. С одной стороны, это была игра на общеевропейском уровне в компании стран с разнообразным набором интересов, и, с другой стороны, Меркель должна была доказывать правильность своего курса внутри страны, несмотря на наличие у нее с 2009 г. полноценного большинства в парламенте. На обоих этих уровнях отмечался высокий уровень политической поляризации. Внутри страны разгорелась серьезная дискуссия относительно конституционности решений по поводу предоставления обширных пакетов финансовой помощи Греции, так как, как полагали противники курса на спасение евро любыми средствами, это лишает Германию ее финансового суверенитета. Оппозиция официальной политике была разношерстной, неконсолидированной, но в итоге ей удалось провести определенные «красные линии» для правительственных решений. На общеевропейском уровне почти сразу же возникло разделение стран на т.н. ядро Европы (core Europe) и периферию, в которую попали почти все страны Южной Европы. Германия наряду с Францией вынуждена были заняться спасением общеевропейской валюты и согласовывать с Грецией пакеты финансовой помощи на жестких и с точки зрения внутренней политики сложно реализуемых условиях.

 

При данных обстоятельствах немецкий канцлер выбрала балансирующий тип лидерства. Ее задачей было проведение такой политики, которая бы удовлетворила в достаточной степени все стороны. Да, Меркель говорила о Европе как неотъемлемой ценности для Германии и настаивала не необходимости спасения евро, так как за крахом единой валюты могло бы якобы посыпаться все здание европейской интеграции. Но, с другой стороны, она поддержала требование жестких структурных реформ в Греции, сама шла иногда на популистские заявления. В частности, долгое время потом цитировалось ее заявление о том, что в Греции, Испании, Португалии на пенсию не должны уходить раньше, чем в Германии, и что в этих странах должны больше работать (или, если дать в прямом переводе, то «напрягаться», sich anstrengen) [2]. Однако уже на следующем маневре канцлер сама приехала в Грецию и заверила руководство и общественность страны в полной поддержке Германии [3].

 

Конечно, успешности политики немецкого канцлера содействовали определенные факторы. Речь идет прежде всего о самоограничении, которое на дискурсивном уровне налагает на себя немецкое общество. Для Германии европейская интеграция является самоценностью, так как именно она позволила ей уйти от своего прошлого, которое как самой стране, так и всей Европе принесло разрушения в связи с двумя мировыми войнами. В контексте своей исторической памяти немецкое общество пока сковано в плане радикальных действий в отношении европейского проекта. Основная часть немецкой элиты, обе «народные партии» ХДС/ХСС и СДПГ поддерживают еврооптимистический курс. Разговоры о нежелании платить за провал неконкурентоспособных стран зачастую пресекаются так же, как и пресекаются разговоры о цене объединения Западной Германии и ГДР – тезисом о том, что единство само по себе бесценно.

 

Таким образом, немецким правительством проводилась сознательная политика консенсуса. Она вызвала нарекания как вовне, так и внутри страны. В странах ЕС ожидали более уверенного лидерства Германии, сетовали на противоречивость ее решений. В самой Германии особенно на фоне прошедших выборов А. Меркель обвиняли в сознательном лишении предвыборной кампании какого-либо содержания, в деполитизации публичной сферы [4]. Оценивать правомерность такой критики непросто, однако стоит отметить, что, возможно, именно такой тип лидерства был необходим Германии и Европейскому Союзу в период сложного кризиса. Ведь если бы Меркель постоянно занимала относительно стабильную и жесткую политическую позицию, то резко увеличился бы потенциал крупных ошибок и дальнейшей поляризации.

 

Канцлер имеет дело с очень поляризованной общественно-политической ситуацией, которая отражается и на политике Германии в отношении России. Обозначившийся раскол между нормативным и прагматическим подходом к определению приоритетов Берлина делает немецкую политику неустойчивой и не позволяет Германии более активно продвигать свою внешнеполитическую повестку дня. В итоге и здесь политика Берлина оказывается эклектичной: в стилистическом отношении Меркель все больше реализует нормативный подход, притом, что прагматика продолжает доминировать в плане содержания.

 

Удивительно, но то, что происходит в немецкой политике, сродни происходящим в России процессам. В. Путин как минимум в первые два срока своего президентства также делал упор на стратегии консенсуса, в частности, сознательно смешивая принципы экономического либерализма и концепт сильного государства. Не зря большинство аналитиков говорит сегодня, что секрет Меркель кроется в способности создать ощущение стабильности [5]. Но для России такая политика уже показала собственные пределы, так как многие непопулярные, но необходимые решения так и не были приняты в социально-экономической сфере. Те же вызовы стоят и перед Германией, причем как внутри страны, так и вовне. Во внутренней политике серьезные решения подменяются шагами, которые скорее дезориентируют как общественность, так и саму правящую коалицию (в частности, т.н. выход из атома, отмена обязательной воинской повинности). Что касается внешней политики, то Германия сознательно отказывается от того, чтобы занимать какую-либо ответственную позицию, и в итоге самоизолируется (особенно это проявилось в контексте официального отказа Берлина от участия в военной операции в Ливии и потенциального участия в операции в Сирии) [6].

 

То есть время сложных решений еще впереди, но возвращение к ним будет непременно означать очевидный риск проиграть следующие выборы. Связано это прежде всего с тем, что, как в случае с реформами Г. Шредера, стимулирование роста сильнейшей экономики ЕС будет оборачиваться урезанием социального государства. Что же касается немецкой мягкой силы, то, возможно, именно более яркой, осмысленной и при этом рискованной ожидают увидеть в Европейском Союзе политику одной из ведущих держав континента.

 

[1] BBC poll: Germany most popular country in the world

 

[2] Euro-Krise: Merkel attackiert urlaubsfreudige Südeuropäer,

 

[3] Merkel’s Besuch in Griechenland. „Ich bin nicht als Lehrerin gekommen"

 

[4] Fazit des Wahlkampfs. "Diese Art der Entpolitisierung ist gefährlich"

 

[5] Тайна популярности канцлера Меркель

 

[6] Deutschland ziellos