Купить Россию

Геополитическая игра вокруг украинского кризиса подходит к своей кульминации. В ближайшие недели, а возможно и дни станет понятно, какой баланс сформируется на европейском континенте в результате драматических событий последних месяцев. Правда, насколько он будет устойчивым, остаётся пока неясным.

Тактика Запада, на некоторое время обескураженного внезапностью воссоединения Крыма, к маю приобрела всё более чёткие контуры. И они предполагают не возвращение к классическим канонам «холодной войны», а установление асимметричного взаимодействия образца 1990-х годов в несколько более жёстких рамках. Перманентная геополитическая конфронтация с Россией Западу не нужна. Ему гораздо комфортнее в условиях, когда ради каких-либо политических, экономических или даже символических выгод в условном сотрудничестве с ним Россия была бы готова идти на уступки в вопросах стратегического характера, прежде всего в отношении пространства Восточной Европы.

Для этого требуется не полное сворачивание сотрудничества и переход к долгосрочному противостоянию, а молниеносный удар, способный дать России ощутить всю мощь западного влияния и заставить её отступить в украинском вопросе. Давление в виде нескольких пакетов точечных санкций было нацелено именно на достижение такого эффекта «экономического блицкрига» для отдельных политических фигур и секторов российской экономики, что повлекло бы за собой политические уступки в обмен на «любезное» согласие Запада восстановить сотрудничество в наиболее выгодных для него сферах.

Когда стало понятно, что принятыми мерами необходимый эффект достигнут не был, Запад в лице Германии и её европейских партнёров дополнил эту тактику элементами торга в наиболее чувствительном для европейской политики России газовом вопросе. Это привело к согласованию в начале мая неких, пока не оглашённых публично, российско-немецких договорённостей касательно Украины и её газовой сферы. Разумеется, сам факт того, что такие договорённости были достигнуты и, по-видимому, начинают реализовываться, имеет положительное значение, потому что демонстрирует возможность находить хотя бы минимальный компромисс в непростых условиях. Но следует открыто признать, что полагаться исключительно на эти договорённости в деле урегулирования украинского кризиса и формирования нового европейского баланса весьма опрометчиво.

И тому есть две причины. Во-первых, как показал даже ход трёхсторонних переговоров ЕС, России и Украины по газовому вопросу, решающего влияния на Киев у Евросоюза нет. Личными прямыми обязательствами перед Берлином новый президент Украины не обременён. А использовать Соглашение об ассоциации и безвизовый режим в качестве рычагов давления на Киев Европейскому Союзу на данном этапе ещё проблематичнее, чем в период правления Януковича. Поддержав революционное движение, ЕС, в том числе Германия, косвенно взял на себя политические обязательства в отношении новой киевской власти, чем значительно сузил свои рычаги влияния. Поэтому в нынешних условиях ЕС не может отказать Украине в предоставлении этих стимулов, тем более, что политическая часть Соглашения уже частично подписана.

Правда, строго говоря, с точки зрения интересов ЕС, вся эта ассоциативная конструкция сейчас практически теряет свой смысл. Если первоначальный замысел предполагал, что её оформление позволит установить режим внешнего управления в Восточной Европе и благодаря этому превратит Евросоюз в монопольный центр влияния на континенте, то сейчас оно может привести только к тому, что на ЕС ляжет ответственность и расходы (причём всё более растущие расходы) на стабилизацию страны, идущую в фарватере заокеанского партнёра. То есть, Евросоюз будет вынужден, по сути, оплачивать усиление позиций США в регионе, не приобретая весомых рычагов влияния для себя. Но пока что эти соображения не являются первостепенными для европейских столиц, тем более, что некоторых из них такое положение дел очень даже устраивает.

Во-вторых, нужно трезво оценивать характер нынешних европейских инициатив и понимать, что они, по сути своей, направлены не столько на урегулирование отдельных спорных вопросов или украинского кризиса как такового, сколько на вовлечение России в вязкий многосторонний торг, ограничивающий её свободу действий на украинском направлении. Проще говоря, Германия сейчас пытается купить невмешательство России в украинские дела, стимулируя её вероятной газовой сделкой с Киевом и шантажируя возможным срывом Южного потока.

Конечно, можно апеллировать к тому, что объём экономических связей с Россией заставит Евросоюз искать компромиссные модели взаимодействия, но «вильнюсская история» и последующие за ней события свидетельствуют о том, что сугубо экономические расчёты, даже с учётом колоссальной взаимозависимости сторон, не могут служить фундаментом для построения кооперативной политической структуры отношений Россия-ЕС. Более того, они не могут удержать Евросоюз от реализации односторонних политических и нормативных стратегий, нарушающих уже существующий баланс. Какие бы договорённости ни достигались в рамках диалога, который сейчас ведётся европейскими лидерами с Москвой, он всё равно нацелен на выстраивание всё той же асимметричной модели, где экономические преимущества обеспечиваются сами собой, в силу обоюдного интереса, а политическая роль России и её возможность влиять на континентальные процессы сводятся к минимуму.

Это не означает, что такой диалог не стоит вести. Наоборот, любые пути переговорного решения проблем должны быть использованы по максимуму. Но нельзя абсолютизировать перспективы такого диалога, особенно в свете тех стратегий, которые воплощают основные контрагенты. Если в период 1990-х – начала 2000-х годов задача «купить Россию» решалась ними при помощи форматов углублённого взаимодействия с НАТО, на деле оказавшихся не более, чем бумажными тиграми, то на данном этапе главной «наживкой» выступает реализация российских газовых проектов. Правда, в свете заявлений Барака Обамы в Варшаве, не исключено, что она будет дополнена какой-нибудь очередной «новой перезагрузкой» в российско-американских отношениях.

Задача России в такой ситуации заключается в первую очередь в том, чтобы не допустить навязывания ей подобной модели, какими бы «пряниками» или «кнутами» оно ни сопровождалось. Также ей нужно по возможности избежать втягивания в долгосрочные переговорные процессы с неопределённым результатом. Время в сложившемся контексте не играет однозначно в пользу России, как, впрочем, и в пользу Запада. Но масштаб рисков от украинского кризиса у них серьёзно отличается. Если Запад может пустить его на самотёк без особых последствий для себя, то у России такой возможности нет.

Российскому руководству надо более реалистично сопоставлять потенциальные выигрыши и потери тех или иных геополитических и геоэкономических сценариев, особенно с учётом временных рамок. Южный поток, разумеется, представляет важный приоритет для Москвы, но принести планируемый эффект он может только в среднесрочной перспективе, тогда как вызовы, порождённые украинским кризисом, приходится нейтрализировать уже сейчас. Поэтому адекватный размен здесь невозможен.

И нельзя не отметить в этой связи, что направление хотя бы десятой части суммарного бюджета Южного потока на создание и укрепление независимого экспертного сообщества на Украине в своё время вполне могло бы создать устойчивую платформу для двусторонних отношений и предотвратить возникновение сегодняшнего кризиса.