Распечатать
Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей

29 мая в Астане будет подписан договор о создании Евразийского экономического союза, а сама организация начнет свою работу с 1 января 2015 года. ЕАЭС должен стать новой формой экономической интеграции России, Беларуси и Казахстана, которые уже сегодня имеют общую таможенную территорию и суммарно обеспечивают 85% ВВП СНГ.
Генеральный директор РСМД Андрей Кортунов дал интервью Евразийскому коммуникационному центру.

29 мая в Астане будет подписан договор о создании Евразийского экономического союза, а сама организация начнет свою работу с 1 января 2015 года. ЕАЭС должен стать новой формой экономической интеграции России, Беларуси и Казахстана, которые уже сегодня имеют общую таможенную территорию и суммарно обеспечивают 85% ВВП СНГ.

Генеральный директор РСМД Андрей Кортунов дал интервью Евразийскому коммуникационному центру.

На предстоящем саммите будет наконец подписан договор о ЕАЭС. Как Вы оцениваете ход евразийской интеграции?

Мне кажется, что основные параметры нынешнего этапа интеграционного процесса уже зафиксированы в соответствующих документах. То есть, понятно, что сейчас главным инструментом этих процессов будет Таможенный союз. Речь идет о снижении барьеров, касающихся и торговли, и взаимных инвестиций, и мобильности рабочей силы, а также о том, чтобы идти по пути создания системы единых стандартов, экономических в первую очередь. И, конечно, Таможенный союз будет механизмом выстраивания отношений с другими интеграционными группировками и странами, поскольку мир идет к формированию континентальных, может быть, даже трансконтинентальных блоков.

Происходят интеграционные процессы между Европейским союзом и NAFTA, между Европейским союзом и Китаем ведутся активные консультации по поводу зоны свободной торговли, есть американский проект Trans-Pacific Partnership. В общем, это является неким веянием дня. Сейчас очевидно, что многие вопросы решать в рамках ВТО довольно трудно и для углубления интеграции требуется региональный подход.

В дальнейшем же, как мне представляется, будущее таких интеграционных проектов на постсоветском пространстве будет зависеть прежде всего от того, сможет ли Россия и ее партнеры найти какую-то новую модель экономического развития. Та модель, которая сложилась с начала столетия, особенно в России, хотя она и помогла стране преодолеть много экономических, социальных проблем, тем не менее показывает свою ограниченность. Очевидно, что если Россия не сможет стать главным двигателем евразийской интеграции, то эти интеграционные проекты будут сталкиваться с растущими трудностями. Если Россия сможет найти новые механизмы, тогда появится дополнительный стимул наших партнеров более тесно с ней взаимодействовать.

Будущее интеграционных проектов на постсоветском пространстве будет зависеть прежде всего от того, сможет ли Россия и ее партнеры найти новую модель экономического развития

Пока что у нашей страны больше товарооборот с ЕС, чем со странами — будущими членами Евразийского союза.

Андрей Кортунов

Разумеется, и ЕС, и Китай являются более крупными партнерами. К сожалению, мы со странами ЕАЭС по целому ряду позиций выступаем скорее как конкуренты, чем как партнеры. Мы понимаем, что конкуренция — это необязательно плохо, но если нет взаимного дополнения, если нет естественной комплиментарности, то такие союзы оказываются неустойчивыми.

К примеру, за последние полвека предпринималась масса попыток создать какие-то интеграционные объединения на территории Африки. В общем, практически ничего не получилось, потому что страны, которые стремились к такому сотрудничеству, выступали как конкуренты друг с другом. То есть надо искать, где есть комплиментарность, то, что может дать дополнительные ресурсы: инвестиции, новые технологии, те товарные позиции, которых нет у себя. Здесь перед странами Таможенного союза, конечно, будут стоять серьезные вызовы, которые нам придется как-то преодолевать.

Как Вы оцениваете возможность введения единой валюты в ЕАЭС?

Это вопрос скорее символический, потому что особенность структуры Таможенного союза в том, что в этом союзе нет ни государства, ни группы стран, которые могли бы сбалансировать Россию. Скажем, в Европейском союзе есть Германия, которая является локомотивом, но Франция, Италия, даже Великобритания могут создать некий баланс. В нашем положении такого явного баланса нет. Если только Украина стала бы им в какой-то степени, да и то насчет этого особенных иллюзий ни у кого не было.

Здесь очень важно найти механизмы, которые, с одной стороны, позволили бы остальным членам союза чувствовать себя комфортно, а с другой — отвечали бы тем реалиям, которые у нас сейчас есть в экономике и в политике. Как показывает опыт зоны евро, очень сложно работать с одной валютой по общим правилам и при этом не ущемлять суверенитета стран-участниц. Каждая из этих стран имеет свою финансовую стратегию, свою политику.

ЕАЭС создается при уже существующем ЕврАзЭС. По Вашему мнению, нельзя ли было расширить полномочия прежней организации вместо того, чтобы создавать новую?

В принципе эту систему можно было бы строить на любой площадке. В конце концов еще СНГ существует. Но мне кажется, что была поставлена задача — выделить некое интеграционное ядро, то есть начать с минимума, с трех стран.

Была поставлена задача — выделить некое интеграционное ядро, то есть начать с минимума, с трех стран

Когда эта идея только обсуждалась, были споры, что важнее — идти вглубь или вширь, добиться более плотной системы интеграции или постараться охватить большую территорию бывшего СССР. В итоге возобладала идея, что надо все-таки идти вглубь, то есть по пути углубления интеграции, не ставя задачу максимального географического расширения. Я думаю, что именно поэтому было решено начать с чистого листа, не на базе ЕврАзЭС, а создать совершенно новое объединение, чтобы не быть связанными обязательствами, процедурами и правилами в рамках ЕврАзЭС.

Может ли Армения также вступить в Евразийский союз в перспективе?

Как я понимаю, в перспективе может обсуждаться географическое расширение не только за счет Армении, но и за счет других стран Центральной Азии.

Конечно, Армения — это случай особый, поскольку она фактически сделала выбор в пользу евразийской модели, отказавшись от подписания Соглашения об ассоциации с Евросоюзом. Это ответственное решение, которое далеко не все в Армении поддержали. Оно стало предметом политических споров и дискуссий. Но я считаю, что для Армении проще стать членом Евразийского союза, чем для некоторых государств Центральной Азии, в силу структуры экономики страны, ее размеров и геополитической ситуации. Однако пока трудно сказать, когда это произойдет. У них был очень активный и профессиональный премьер-министр (Тигран Саргсян — премьер-министр Армении до 3 апреля 2014 года — примеч. ред.), который очень много сделал для того, чтобы приблизить Армению к Таможенному союзу, но, к сожалению, он был вынужден уйти в отставку. Как сейчас будет в стране, я не знаю. Очень многое зависит от личного фактора, от наличия команды, экспертного потенциала, энергии, динамики руководства, внутриполитической ситуации.

В свете обострившейся геополитической ситуации в мире, как будут складываться отношения России с Западом при расширении евразийской интеграции?

Это зависит от многих факторов, которые, строго говоря, не относятся к евразийской интеграции. Я считаю, что в целом Россия и Запад здесь сделали много ошибок. Если говорить о ЕС, то там совершенно неоправданно был сделан вывод, что Таможенный союз и в целом евразийская интеграция — это попытка восстановить Советский Союз. Поэтому многочисленные предложения о сотрудничестве, просьбы поделиться своим опытом, которые исходили от ТС, к сожалению, не получили должного отклика в Европе.

Напротив, Европейский союз мог бы приложить усилия, для того чтобы передать свой опыт, помочь становлению евразийских интеграционных процессов с целью, чтобы у ЕС был надежный партнер на востоке. К сожалению, этого сделано не было, и я считаю, что это связано с традиционным мышлением XX века, когда любое объединение с участием России воспринималось как угроза западным интересам.

В ЕС совершенно неоправданно был сделан вывод, что Таможенный союз — это попытка восстановить Советский Союз

Что касается России, то я думаю, что у нас здесь существует много мифологии. В частности, есть такое мнение, что наша страна должна делать выбор между более активным сотрудничеством с Западом или активизацией своих усилий по евразийской интеграции. Такое противопоставление бессмысленно и даже опасно, потому что интеграционные усилия на евразийском пространстве могут быть успешными только в том случае, если Россия сможет одновременно выстроить конструктивные, плодотворные, взаимовыгодные отношения с ЕС.

Если бы мы пошли по этому пути, то, возможно, не было этой трагической ситуации на Украине, когда страна оказалась фактически разорванной между сторонниками европейской интеграции с одной стороны и сторонниками более тесных связей с Россией с другой. Это я считаю ошибкой, которую надо исправлять. Я также надеюсь, что новое руководство Евросоюза, которое будет избрано, тоже сделает какие-то шаги в этой части.

По крайней мере в украинском вопросе позиция Евросоюза во многом зависит от позиции Вашингтона.

Не совсем так. Если говорить об Украине, то это вопрос европейский, а не американский, поскольку для американцев Украина далеко. У них много других проблем, в частности, сейчас происходит сдвиг американской политики в Азию. Мне кажется, на ранних стадиях украинского кризиса они были готовы передать инициативу европейцам. И только когда кризис приобрел такие драматические формы и выяснилось, что Евросоюз не способен взять на себя ответственность, тогда включились США.

Но включились они со своими интересами, и эти интересы далеко не всегда напрямую касаются Украины. В конце концов, что американцы сейчас хотят от этого кризиса для себя? Они хотят, во-первых, укрепить лидерство, то есть кризис показал, что самостоятельно Европейский союз не может сделать ничего серьезного. Во-вторых, это механизм укрепления НАТО и средство заставить европейцев выделять бóльшие деньги на коллективную оборону. Теперь, наверное, европейцам будет трудно по-прежнему сокращать военный бюджет. И в третьих — это механизм передела энергетических рынков в пользу американских производителей, в пользу сланцевого газа, который будет поступать в Европу, несмотря на то что он будет на 40% дороже российского.

Ни одна из этих задач непосредственно к Украине не относится. А вот для Европы, особенно Польши, Германии, стран Балтии, Румынии, украинский кризис — это пожар у соседей.

То есть кризис на Украине вряд ли удастся скоро преодолеть?

Если говорить о социально-экономическом кризисе, то это на многие годы вперед. Будет шоковая терапия, будет реструктуризация производства, падение уровня жизни, протесты, движения. Если бы сейчас удалось погасить хотя бы политический кризис и в мае к власти пришло правительство, которое все бы признали как легитимное, это было бы уже большим шагом. Но, к сожалению, довольно велика вероятность того, часть страны признает нового главу государства, часть — нет. Европа признает, Россия — нет. У нас окажется такая же ситуация, как и сегодня, только уже без надежды, что выборы что-то решат.

Еще одна актуальная тема — отношения России и Китая. Как КНР может отреагировать на расширение евразийской интеграции, учитывая, что у нее есть собственная программа в регионе — так называемый «Экономический пояс Великого шелкового пути»?

Насколько я могу понять, программы пока нет. Есть идея, которая требует дополнительной реализации. У Китая есть готовность учитывать российские интересы в Центральной Азии, в том числе экономические. Но при этом в стране есть определенное недовольство тем, как развиваются наши континентальные экономические связи в рамках ШОС.

Китай ждать не будет. Им нужно сырье, энергетика, инвестиции

Например, в Китае очень часто говорят, что ШОС надо развивать энергичнее, что государства необоснованно боятся китайского проникновения. Я не исключаю, что идея «Шелкового пути» — это еще и стремление придать какой-то дополнительный стимул ШОС, потому что если она будет развиваться слишком медленно, то тогда сотрудничество пойдет по другому пути, в том числе в рамках двусторонних соглашений Китая и другими странами.

Идея «Шелкового пути» возникла сразу после того, как Си Цзиньпин совершил турне по Центральной Азии. Китай ждать не будет. Им нужно сырье, энергетика, инвестиции. А наша задача заключается в том, чтобы наш евразийский проект продвигать не как альтернативу взаимодействия с Китаем, что было бы глупо и неправильно, а как естественное дополнение.

Не потеряет ли Россия свою выгоду, усиливая связи с Китаем в условиях охлаждения отношений с Западом? Например, если российская сторона пойдет на слишком большие уступки в вопросах поставок газа?

Газ — это действительно острая проблема. Здесь важно найти баланс, потому что, с одной стороны, если мы действительно сильно скинем цену, то все остальные покупатели российского газа будут требовать такие же скидки. Но если у нас переговоры по газу идут уже 10 лет? За это время очень многое изменилось, и если мы еще 10 лет будем их вести, то, возможно, к тому времени Китаю российский газ будет не нужен. Они сейчас разрабатывают новые проекты с Туркменистаном, например. Так, у китайцев большие планы в отношении сжиженного газа и технологий сланца.

Наша задача заключается еще и в том, чтобы сотрудничество с Китаем было более широким. Его можно было бы развивать в области новых технологий, в финансовой сфере, в сфере услуг. Сейчас мы достигли потолка в трансграничном сотрудничестве, и если мы не займемся инфраструктурой Дальнего Востока, нам не удастся эту планку поднять.

Есть большой потенциал в развитии научно-технического сотрудничества, культурного, туристического. К сожалению, пока отменили визы только для обладателей служебных паспортов. Это, конечно, лучше, чем ничего, но недостаточно для развития туризма.

У нас есть необходимость более активного сотрудничества с Китаем по региональным вопросам. Например, сейчас американцы уходят из Афганистана, и что там будет, никто не знает. Для нас, как и для Китая, это важно. Потенциал сотрудничества есть, но необходима политическая воля, инструменты, экспертно-аналитическое сопровождение и проч.

В связи с созданием Евразийского союза, будут ли какие-то перемены в лучшую сторону для фонда «Новая Евразия», который Вы возглавляете?

Для нас, конечно, очень важно обмениваться позитивным опытом с нашими партнерскими организациями, в том числе Алма-Ате, Бишкеке, Ереване, Киеве. Например, мы работаем по социальным вопросам в моногородах, которые есть не только в России, но и в Казахстане и других странах. Социальное предпринимательство, социальная ответственность бизнеса, образование — эти вопросы являются для нас общими.

Мы идем за бизнесом и социальной сферой, поэтому если будет больше контактов благодаря созданию союза, мы также сможем продвигаться более активно. В целом, я думаю, что у нас появятся дополнительные возможности.

Источник: Евразийский коммуникационный центр

Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей
Бизнесу
Исследователям
Учащимся