Переговоры о перспективном ДСНВ нужно было начинать вчера

4–5 декабря 2019 г. в Женеве состоялось 13-е заседание наблюдательного совета международного Люксембургского форума по предотвращению ядерной катастрофы. Участники форума обсуждали текущее состояние дел в сфере нераспространения ядерного оружия и контроля над вооружениями, сложившиеся угрозы сохранению стратегической стабильности в мире, возможности предотвращения гонки и сохранения контроля над стратегическими вооружениями после 2021 года. Специалисты также представили своё видение путей выхода из сложившегося кризиса, в том числе и по продлению пражского Договора о СНВ.

В ходе мероприятия на вопросы эксперта РСМД Ильи Крамника ответил заместитель председателя оргкомитета форума, руководитель Центра международной безопасности ИМЭМО РАН, член РСМД, академик РАН Алексей Арбатов. Темой разговора стало состояние договорного режима в области сокращения стратегических наступательных вооружений и его перспективы.

4–5 декабря 2019 г. в Женеве состоялось 13-е заседание наблюдательного совета международного Люксембургского форума по предотвращению ядерной катастрофы. Участники форума обсуждали текущее состояние дел в сфере нераспространения ядерного оружия и контроля над вооружениями, сложившиеся угрозы сохранению стратегической стабильности в мире, возможности предотвращения гонки и сохранения контроля над стратегическими вооружениями после 2021 года. Специалисты также представили своё видение путей выхода из сложившегося кризиса, в том числе и по продлению пражского Договора о СНВ.

Александр Ермаков:
Сумерки в небесах: США закрывают Договор об открытом небе

В ходе мероприятия на вопросы эксперта РСМД Ильи Крамника ответил заместитель председателя оргкомитета форума, руководитель Центра международной безопасности ИМЭМО РАН, член РСМД, академик РАН Алексей Арбатов. Темой разговора стало состояние договорного режима в области сокращения стратегических наступательных вооружений и его перспективы.

Алексей Георгиевич, срок действия Пражского договора СНВ истекает. Каковы шансы на то, что он будет продлен, и как можно оценить политические последствия в случае непродления договора?

Шансы оценивать очень трудно. Любые прогнозы всегда строятся, основываясь на каких-то предсказуемых трендах. Политика администрации Трампа — тренд непредсказуемый. Исходя из здравого смысла, никакого резона для США отказываться от продления договора нет. Прежде всего потому, что транспарентность и предсказуемость, связанные с договором о СНВ, для США всегда играли большую роль, чем для СССР и России, потому, что Соединённые Штаты изначально гораздо более открыты в отношении своих стратегических программ, чем наша страна, и тем более, чем был Советский Союз. Это не потому, что они для договоров это делают, для них обе стороны одинаково открывают свою информацию и предоставляют возможность её проверить — национальными техническими средствами, инспекциями на местах, мерами уведомления, показами техники — а просто потому, что в Соединённых Штатах гораздо большую роль в решениях по этим вопросам играет Конгресс. А из того, что становится доступно Конгрессу, хотя там и есть закрытые сессии и закрытые части материалов, всё-таки львиная доля идёт в открытом формате. Потому что конгрессменам и сенаторам нужно, чтобы их избиратели знали, какую позицию они занимают, какую важную роль они играют в этом процессе, так как Конгресс там не назначается сверху, а избирается, и их механизм это предусматривает.

Ещё со времён Макнамары, когда он стал утверждать гражданское руководство Минобороны, что предполагает американская конституция, эта информация стала всё более и более открываться. Потому что Макнамара привлекал вневедомственные исследовательские центры, так называемые «фабрики мыслей», think tanks — начиная с Корпорации RAND и заканчивая многочисленными другими. Поэтому та информация, которую США по своим стратегическим силам предоставляют России в рамках договора, это не самая главная часть общего объема информации, которую мы имеем. Наши специальные службы и исследовательские организации тщательно изучают все документы, которые становятся достоянием печати — слушания Конгресса, доклады и так далее.

В России ситуация иная. Конечно, Россия неизмеримо более открыта в этой части, чем был Советский Союз. Но эта открытость в огромной степени связана с переговорами и соглашениями. Потому что не сразу, но постепенно до советского военного и политического руководства дошло — и российское военное и политическое руководство это понимает — что та информация, которая открывается нашим вероятным партнерам, как у нас иногда выражаются, она тем более не должна скрываться от нашей общественности. Она используется научными центрами, институтами, университетами, индивидуальными специалистами, но, всё-таки в России огромная часть массива информации остаётся закрытой.

Андрей Кортунов:
Есть ли жизнь после смерти контроля над вооружениями?

Поэтому американцам труднее эту информацию в России добывать и они в большей степени опираются на договор и систему верификации. Поэтому, исходя из здравого смысла, его сохранение — не столько ограничений, которые договор накладывает на российские стратегические силы, сколько системы проверок, верификации, инспекций, транспарентности — в двустороннем плане явно в большей степени в интересах США, чем в интересах России. Поэтому трудно себе представить большую глупость на месте американского президента, чем отказаться от продления договора.

Но, как показал опыт последних четырёх лет, зачастую нынешняя администрация это делает — так, Договор по открытому небу, который они грозят обрушить, и Договор о ракетах средней и меньшей дальности — не противоречат интересам США. Но они выходят из этих договоров, и не желают принимать какие-то компромиссные меры по их спасению, исходя из политического настроя и идеологии администрации Трампа. Поэтому я не возьмусь предсказывать. Повторю только, что по здравому смыслу, по всем его сторонам, в интересах Соединённых штатов продлить договор, но в данной ситуации это не гарантия.

Если говорить о системах вооружения, угрожающих стратегической стабильности, то, с Вашей точки зрения, какова сейчас их иерархия? Насколько существенно влияние противоракетных систем, неядерных средств большой дальности, противоспутникового оружия?

В части противоракетной обороны влияние сейчас, конечно больше, чем оно было 10, 20, 30, 40 лет назад. Договор был заключён в 1972 г., с тех пор прошло уже почти полвека, и он продержался 30 лет, и противоракетные системы были очень жёстко ограничены. Сейчас эти ограничения распущены. Но США не имеют противоракетной системы, которая могла бы поставить под сомнение потенциал ядерного сдерживания России, не только в первом ударе, но и в ответном. Ответный удар, по логике, более слабый, но даже в этом случае американская система ПРО бессильна против России.

В отношении Китая ситуация меняется в ту же сторону, но всё-таки пока ещё, с учётом того, что у Китая гораздо меньшие по размеру стратегические силы, способные достичь США, и они гораздо более уязвимы чем российские, то в ответном ударе Китаю было бы проблематично преодолеть американскую ПРО. Но эта ситуация быстро меняется, потому что китайские силы быстро развиваются. Они недавно продемонстрировали свои новые системы, и в течение следующего десятилетия американская система противоракетной обороны, если не будут предприняты какие-то титанические усилия со стороны США, и для Китая перестанет быть важным фактором.

Высокоточные системы в обычном оснащении — это нечто новое, и они вносят, конечно, большую неопределённость в расчёты стратегической стабильности. Потому, что помимо защищённых ракетных шахт и командных пунктов, все остальные стратегические силы становятся уязвимы для удара этих систем, которые имеют достаточную дальность и достаточную точность, чего раньше не было. Уязвимы бомбардировщики на аэродромах, подводные лодки в базах, многие элементы системы управления, радиолокационные станции раннего обнаружения тоже будут уязвимы, и так далее, и тому подобное — это сотни объектов. И тем более уязвимы системы средней дальности и силы общего назначения.

Алексей Арбатов:
Диалектика судного дня: гонка вооружений и их ограничения

И любой обычный конфликт, если он, не дай бог, случится, например, в бассейне или над пространством Балтики или Чёрного моря — в условиях нынешних автоматизированных систем управления и возросшей скорости средств поражения — он может молниеносно выйти из-под контроля и повлечь эскалацию. Поэтому неядерные высокоточные системы большой дальности в целом являются дестабилизирующим фактором, особенно, когда они развёртываются в значительных количествах.

Противоспутниковых систем сейчас меньше, чем было в прошлом, как ни странно, хотя все говорят про космос. Но в 1960–80-х годах таких систем было больше, они активнее испытывались, сначала со стороны СССР, потом США. А потом они были в значительной мере свёрнуты. Сейчас их создание возобновляется, но интенсивной гонки вооружений в космосе не идёт. В самом космическом пространстве вообще не развёртывается никакое оружие, а против космических аппаратов есть по одной системе у США, России, Китая и Индии. Вот приобщение третьих стран, это, конечно, нечто новое — то, чего не было раньше, когда процесс был двусторонним. Но недавно сначала Китай, потом Индия испытали свои противоспутниковые системы. Но пока рано говорить о том, что гонка вооружений переместилась в космос.

Милитаризация космоса идёт гигантскими шагами — это правда. Но это милитаризация в части использования космоса в рамках информационно-управляющих систем. Космические аппараты всех возможных функций, которые позволяют поднять на качественно новый уровень точность нанесения удара и координацию действий. Опять же, раньше, когда только создавались противоспутниковые системы, спутники обслуживали в первую очередь стратегические ядерные силы. Теперь они обслуживают все вооруженные силы вплоть до отдельного пехотинца — например в виде всем известных навигационных систем GPS (NAVSTAR) и ГЛОНАСС. Вот в этой части милитаризация идёт неслыханными темпами. Создаются не только новые спутники военного назначения, но и многие коммерческие аппараты используются в военных целях, становясь спутниками двойного назначения.

Александр Савельев:
Россия — США: на пороге новой гонки ядерных вооружений

Кроме того, спутники могут маневрировать на орбите, осуществлять опасное сближение — это заставляет предположить, что спутники могут стать самым эффективным видом противоспутникового оружия — «космическими минами».

По этому поводу в прессе регулярно сообщается о спутниках инспекторах и их подозрительных манёврах.

Да. А как тут различить, спутник приближается с целью инспекции, или отрабатывает быстрое сближение, чтобы в военное время совершить манёвр и взорваться, или столкнуться, или подорвать чужой спутник каким-то другим способом?

И, кстати, российско-китайское предложение заключить договор о неразмещении оружия в космосе, которое в 2007 г. было выдвинуто — и мы до сих пор на нём настаиваем — оно даже теоретически не может быть реализовано, если не иметь спутников-инспекторов, которые могут к любому объекту на орбите подойти и проверить — оружие это или не оружие. Но такие инспекторы сами по себе являются потенциальным противоспутниковым оружием. И вообще в случае с космическими системами велика доля наложения разных средств — так, противоракетные системы могут быть использованы как противоспутниковые — и в США и в России.

Можно вспомнить перехват спутника USA-193 пуском ракеты SM-3 c крейсера ВМС США «Лейк Эри»…

Именно. Противоракетные системы используются в этих целях, ударные ракетные системы могут использоваться — вот вам, пожалуйста, Китай и Индия. Системы направленной передачи энергии — такие, как наша новая мобильная лазерная установка, продемонстированная в прошлом году в ходе речи президента, которую по просьбам трудящихся назвали «Пересвет» — это потенциально очень мощное противоспутниковое оружие.

Исходя из вышесказанного, как должна измениться архитектура перспективного ДСНВ, в случае если (и будем надеяться, что не если, а когда) стороны все же сумеют достичь нового соглашения? Какие стороны должны участвовать в новом договоре и какие объекты он должен регулировать?

Если спросить, когда надо начинать переговоры, то мой ответ будет «вчера». Мы уже десять лет не ведём переговоров по этому вопросу, а потом удивляемся, что военная техника опережает дипломатический процесс. Если десять лет ничего не делать, то ничего и не будет, а на самом деле и двадцать лет — после переговоров 1990-х годов, договора СНВ-2, рамочного СНВ-3 — серьёзного продвижения нет. Договор о стратегических наступательных потенциалах 2002 года был заключён, но он не был действенным, потому что не были согласованы правила зачёта и системы проверки. И он висел в воздухе вплоть до нового договора, ныне действующего пражского договора о СНВ. Но пражский договор, выработав, правда, системы проверки, зафиксировал те же потолки, что были предусмотрены договором СНП. Тогда был потолок 1700–2200 боевых зарядов, так вот нынешний договор примерно в этом диапазоне и ограничивает ядерные силы, в зависимости от того, как считать крылатые ракеты воздушного базирования. По действующим правилам зачёта, напомню, один бомбардировщик — один заряд, а нести он может до 20 ракет.

Александр Ермаков:
(Не) Бойся мартовских ид

Поэтому реально потолок тот же, новые системы никакие не затрагиваются, и эта стагнация продолжается даже не 10 лет, прошедших с последнего договора, а все двадцать. И поэтому все эти новые технологии, о которых мы говорим, конечно опережают переговорный процесс. Но если одновременно с договорённостью о продлении пражского договора будут начаты серьёзные переговоры, то многое из того, что является дестабилизирующим, мы охватить успеем — в частности, то, о чём я говорил — высокоточные неядерные системы, которые могут участвовать в обмене ударами стратегических сил, и тем более должны участвовать в договорах об их ограничении.

А если говорить о том, в каком формате это будет… в данный момент мне трудно себе представить, хотя некоторые варианты и есть, формат с участием Китая. Потому что из всех стран, помимо России и США, активно развивается и наращивает свои вооружения только Китай. Великобритания и Франция сокращают свое вооружение, нового не создают. Индия и Пакистан заняты друг другом, и их потенциал незначителен, тем более это справедливо, говоря о Северной Корее. Китай — единственное государство, которое может в предстоящем десятилетии удвоить или даже утроить свои ядерные силы. Для этого им достаточно хотя бы просто заменить моноблочные ракеты на ракеты с РГЧ ИН. И вы уже получите двух-, трёх-, четырёхкратный рост — в зависимости от того, сколько боеголовок будут нести ракеты.

Подобное уже произошло в начале 1970-х годов, когда США, а затем СССР приступили к развёртыванию ракет с разделяющимися головными частями. И число боеголовок в течение десяти лет увеличилось в пять раз! Китай сейчас стоит на пороге этого процесса. И здесь нужно думать. Можно постараться привлечь его к каким-то ограничениям, но это потребует больших жертв не только со стороны Китая, но и со стороны России и США, потому что просто так Китай не согласится зафиксировать своё сегодняшнее отставание. Он будет требовать такого соглашения, которое предполагало бы равенство США и КНР хотя бы по тем системам вооружения, которые будут предметом договора. Другие страны сейчас ещё меньше имеет смысл привлекать, и я думаю, что ещё один договор Россия и США вполне могут заключить в двустороннем формате — но учитывая фактор Китая. Скажем, радикальное сокращение стратегических вооружений уже невозможно, пока Китай не связан какими-то ограничениями. А уже на следующем этапе Китай необходимо привлекать к соглашению.

Дмитрий Стефанович:
Развал ДРСМД как стимул?

Насколько корректно говорить, что мы в принципе находимся на пороге разрушения договорной системы, могут ли за уже ушедшими соглашениями (договор о ПРО, ДОВСЕ, ДРСМД), и находящимися под угрозой ДСНВ и ДОН последовать также ДВЗЯИ, ДНЯО и другие основополагающие соглашения?

Абсолютно корректно. Если центральное звено распадётся… Уже начались попытки подкопаться под Договор о всеобщем запрещении ядерных испытаний, Россию уже обвиняют в том, что она тайно проводит какие-то испытания.

Договор о нераспространении… Если эта система распадётся, то накрывается его статья шестая. А эта статья — о ядерном разоружении – это одно из двух главных условий, на которых базируется ДНЯО в принципе. Первое — условие для неядерных держав — вы не делаете ядерное оружие, мы вам помогаем с мирным освоением ядерной энергии, второе — мы не закрепляем навечно монополию пяти ядерных держав, они будут идти по пути ядерного разоружения. Если это накроется, то всё — даже если формально не начнётся цепная реакция выхода из договора, то он просто утратит своё значение. Никто не будет ездить на эти конференции, никто не будет соблюдать гарантии МАГАТЭ, и система рискует осыпаться очень быстро.

Беседовал Илья Крамник, эксперт РСМД, военный обозреватель.