Ни одно поколение до этого не писало и не читало такое количество текстов. Другое дело, что эти тексты изменили природу. Посмотрите, сколько сейчас пишут лонгридов, длинных текстов — есть даже мода на это, сужу по своим друзьям. Многие любят разразиться время от времени каким-нибудь лонгридом непременно с художественными деталями и подробностям. Это и читать замечательно. На молодежной конференции один библиотекарь в возрасте жаловался на засилие графоманов, что никогда столько графоманов не было, они столько не писали и не публиковались, и что это — зло. Это замечательно на самом деле. Другое дело, что, во-первых, с графоманами надо работать, среди них надо проводить определенные образовательные программы, а второе, из этого огромного слоя не сильно качественных текстов выбирать те изюминки, которые там непременно появятся, потому что это ровно та среда, где время от времени появляются такие искры и кусочки литературного золота, просто до них нужно добраться правильно. В этом смысле у библиотек тоже есть совершенно определенные перспективы, мне кажется. Достаточно много мы видим людей, которые каждый день читают книги с экрана телефона, и таких людей слава богу много. Они не смотрят видео, а именно читают разные тексты и пишут их по самым разным поводам. Поэтому я думаю, тут все в порядке. Другое дело, что есть проблема с художественной литературой, современной российской прозой. Действительно ее мало знают, действительно внимание переключилось на другие вещи, связанные с визуалом, с этим надо работать, но это другая проблема, она не связана с тем, что чтение вообще уходит из нашей жизни.
Какой будет книга будущего?
Мы видим, что пространство текста меняется стремительно в постгутенберговскую эпоху, мы видим обилие разных форматов, разные способы потребления книги. Это происходит очень быстро, достаточно сложно предсказать, как далеко и куда это зайдет. В свое время Умберто Эко дал любопытную лекцию по поводу текста и гипертекста в Московском университете, было это в конце 1990-х, лекция чудесная сама по себе, но были в ней вещи, которые сейчас через 20 лет выглядят смешными. Например, он на полном серьезе рассуждал о конкуренции книги и CD. Мы видим, что CD как формат либо уже исчез, либо исчезает. Безусловно форматы будут меняться, и способы их производства будут меняться, потому что мы видим, что и процесс потребления, и процесс создания книги — это все такая быстро текучая реальность, где очень много сейчас делается и очень много придумывается, потому что это тоже поле для изобретения или для творчества. Мы понимаем, что мы идем к множеству форматов, где наверное останется бумажная книга в каких-то видах, скорее в виде, я бы сказал, такого эстетского потребления, элитарного, где люди, которые будут потреблять в этом формате, будут немного старомодными, апеллирующими к прошедшим эпохам, но в то же время, это будет знак избранности, элитарности. Эта элитарность уже сейчас проявляется, и я думаю, что со временем этот тренд будет усиливаться. О том, что бумажная книга будет полностью вытеснена в ближайшие годы, говорить не приходится. Бумажная книга потихонечку занимает такую нишу, которую грубо можно сравнить, наверное, с винилом, который одно время исчез из жизни, а потом вернулся в другой ипостаси. Как в свое время не умер театр, когда возникло кино, хотя такие прогнозы были. И так далее. Не умерло кино, когда появилось телевидение. Так же и с книгой. Как далеко зайдет формат появления и изменения новых электронных форм существования текста? Это сложно предсказать. Тут нас ждет множество сюрпризов, потому что на самом деле это еще и поле для таких конвергентных технологий, которые связаны и с человеческой психологией, и с созданием всяких видов дополненных реальностей, и с созданием дополнительного поля ощущений. Это нас ждет, но это такие технологические примочки, которые не изменят суть текста, текста литературного, потому что есть еще понятие текста культурного. Это немного другое.
Как меняется процесс чтения?
В настоящее время конкуренция происходит не между электронной книгой и книгой бумажной, а на самом деле между текстами визуальными и литературными. Например, у меня дома стоит книга известного исследователя Иерусалима Монтефиоре, есть его монография, есть серия его же программ на телевидении, которую Би-би-си снял, практически с тем же контентом, про то же самое. В этом смысле человеку все равно, каким способом получить знания — то ли он прочитает книгу, то ли он посмотрит фильм. Но есть одно большое отличие текстов визуальных от текстов литературных. Поэтом и с тем, и с другим надо работать, одно не равняется другому, и одно должно дополнять другое. На самом деле, визуальный образ, как мы понимаем, достроен. Когда мы видим фильм, который снял Монтефиоре, мы видим картинку и понимаем, что суть ее вряд ли изменится, воспринимаем от сих до сих. Есть физические границы. Когда мы читаем книгу, даже если это нон-фикшн, то, представляя то или иное событие, там гораздо большее поле для воображения, для творчества, а это для нас принципиально как для человеческого вида — должен быть инструментарий, который тренирует наше воображение, который способствует творчеству. В этом смысле у чтения есть определенная задача, которая на это направлена. Второе, конечно, сейчас обилие информации, тот информационный шум, который мы имеем вокруг, он способствует тому, что мы достаточно поверхностно воспринимаем многие вещи. Я думаю, что и с вами такое бывает, когда какие-то вещи очень важные проскакивают мимо, а потом ты вдруг внезапно через неделю замечаешь, что что-то важное прошло, ты просто это пролистнул, вместо того, чтобы погрузиться в это, обнаруживаешь, что что-то важное, условно говоря, свищет мимо. Вот в этом смысле я думаю, что будет возрастать запрос на чтение медленное, вдумчивое, которое будет дополнять серфинг. Поэтому, конечно, обучение технологии думания, для чего, собственно говоря, вдумчивое, медленное чтение нужно, оценке каких-то событий, анализу, рефлексии и так далее – это все очень большая ниша, которая останется, и она такая гуманитарная, она не сильно привязана к технологиям.
Как изменятся библиотеки?
Во-первых, современная библиотека, мы понимаем, она не только про коллективное чтение. У нас достаточно много всяких форматов по созданию и продвижению таких знаниевых продуктов. Мы конечно про чтение, и у нас очень много людей читают. Но и очень много людей занимаются гибридными вещами. У них может быть открыта книга, открыт интернет, рядом может лежать блокнот для записей, и это уже не чтение, это уже некий новый рабочий формат, куда чтение встроено. Можно свести это к коворкингу, но вообще это, как моя одна коллега сказала, общественный рабочий кабинет. Для многих людей интересно трудиться не в тишине, а чтобы там был какой-то шум, но этот шум определенного уровня. Второе — это элитарность. Есть слой молодых людей, которые приходят и читают, потому что здесь они чувствуют себя приобщенными к слою интеллектуалов, когда они приходят и читают именно бумажную книгу в некой среде, куда не каждый попадет, где вход вроде бы открыт, но входной билет — это такое усилие над собой, когда ты немножко подпрыгиваешь, что-то с собой делаешь, и у тебя появляется некая аура интеллектуала. За этим же люди ходят по выставкам, музеям. Здесь погружение глубже, потому что тебе важно не просто появиться в библиотеке, но и усилие предпринять. Некоторым просто очень неудобно работать с книгами дома — мы живем в городе с массой съемного жилья, с тесными пространствами, особенно для молодых семей, где сложно иногда сосредоточиться. И оказывается, что пространство современной библиотеки, если оно комфортно, если библиотека модернизирована, гораздо больше располагает и к простому чтению, и к работе. Все зависит от целей, зачем люди приходят в библиотеки. Таким образом, существующий стереотип о том, что люди приходят в библиотеку почитать, далек от реальности. Мы сейчас про разное. Хотя конечно для нас и важно сохранить наши корневые функции, которые связаны с превращением информации в знания, с поддержкой индивидуальных траекторий развития через чтение, через книгу, в том числе через пространство, где появляются такие элитарные знаниевые продукты.
Видео