О партнерах и союзниках России и о том, почему задачи, стоящие перед нашей внешней политикой, не сильно отличаются от тех, что возникали сотни лет назад, в интервью RV говорит председатель комитета Совета Федерации по международным делам Константин Косачев.
RV: В России за десять лет меняется все, а за двести — ничего. Афоризм приписывают Петру Столыпину. И спорить трудно: десять лет назад положение России в мире было совсем иным, а два века назад — весьма похожим, исторических аналогий достаточно. Какие перемены нас ждут в ближайшие годы, предсказать, наверное, сложно. Но каких перемен мы хотим сами?
Вы правы — вместе со Столыпиным. Действительно, во внешнеполитической сфере многое радикально меняется за несколько лет, но в принципиальных моментах может выглядеть похожим на то, что было столетия назад. Но это говорит о том, что первичны и во многом неизменны государственные интересы. Например, стоит ли удивляться тому, что на Западе так активно поддерживали — и провоцировали — переворот на Украине, поскольку он, помимо прочего (вспомним известные рассуждения Бжезинского о том, что без Украины Россия — не империя и т. п.), приближал к заветной цели: получению в свое распоряжение Крыма и, в особенности, Севастополя. А это практически лишало бы Россию выхода к теплым морям, статуса черноморской державы и вообще радикально меняло бы стратегическую ситуацию в регионе. Вслух об этом, естественно, никто из наших западных партнеров не скажет — на словах все более красиво: поддержали народ, восставший «против коррупции». В этом, пожалуй, отличие разных эпох: интересы остаются теми же, но их упаковывают в оболочку ценностей. Иначе ведь невозможно объяснить, почему в одном случае вооруженного сопротивления региона против центральной власти (Югославия) наносят ракетные удары по столице и признают независимость самопровозглашенных республик, а в других (Грузия, Украина) — решительно встают на сторону центра и вводят санкции против отделившихся регионов. А потому что это «ценности», а не двойные стандарты.
Я вспоминаю другие важные слова Петра Столыпина: «Дайте государству двадцать лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней Poccии». В теории мы имели два с половиной десятка лет такого покоя после окончания холодной войны. Однако я, как очевидец известного «разворота над Атлантикой», могу заверить вас, что все нынешние проблемы в наших отношениях с Западом вытекают из процессов, начавшихся очень скоро после распада биполярной модели мира. Когда стало ясно, что даже в противостоянии СССР было вовсе не так много идеологии, как столкновения все тех же интересов.
А ведь в 1990 году, когда была принята известная Парижская хартия для Новой Европы, европейцы высказались за абсолютно другую модель взаимоотношений. Краеугольным камнем был бы отказ государств обеспечивать свою безопасность за счет других. Однако, как известно, выбор был сделан не в пользу внеблоковой интеграции, универсальных и инклюзивных моделей безопасности, прежде всего для Европы, а в пользу расширения ареала атлантического влияния на Восток.
Недавно в США был открыт доступ к любопытным документам о переговорах Запада с СССР об объединении Германии и будущем Европы. Это просто наглядное свидетельство грандиозного обмана со стороны наших уважаемых партнеров. Поэтому, когда говорят, что, мол, Россия занялась ревизией некоего «правильного» мирового порядка, — это откровенная ложь. Болезненный процесс преодоления однополярного мироустройства, за которое усиленно цепляется Запад, носит глобальный масштаб, и Россия здесь, что называется, просто в тренде.
Векторы мирового роста сместились на Восток, и потому сейчас объективно неправильно смотреть только
в одну сторону и класть все яйца в одну корзину, как это делает, например, Украина, бросившая свой суверенитет на плаху туманной перспективы евроинтеграции.
И опять вспомню Столыпина. Он сказал ровно 110 лет назад в российском парламенте: «Наш орел, наследие Византии, — орел двуглавый. Конечно, сильны и могущественны и одноглавые орлы, но, отсекая нашему русскому орлу одну голову, обращенную на Восток, вы не превратите его в одноглавого орла, вы заставите его только истечь кровью». Лучше все же учиться у истории и у политиков прошлого, а не на своих ошибках.
Поэтому задачи, стоящие перед нашей внешней политикой, как ни странно — или, наоборот, вполне логично, — не сильно отличаются от тех, что возникали перед ней и сотни лет назад: обеспечить благоприятные внешние условия для внутреннего развития. Просто контекст для этого сейчас неизмеримо усложнился: такого экономического, политического, информационного, дипломатического давления на нас не было даже не со времен холодной войны, но, наверное, со времен гражданской войны и интервенции. Однако не думаю, что в таком режиме можно находиться бесконечно. Люди и в Америке, и в Европе однажды неизбежно спросят — да уже спрашивают, — зачем их втягивают в бессмысленную, опасную и дорогостоящую конфронтацию с ядерной державой, которая на самом деле никуда не наступает, а лишь защищает свои законные интересы, как и любое другое государство мира.
RV: Какова в свою очередь цель наших геополитических оппонентов? Какой результат противостояния их бы в наибольшей степени устроил?
Если мыслить в категориях глобальной конкуренции, то, конечно же, ослабление оппонентов всегда будет ключевой целью тех, кто хочет доминировать в мире. Я бы сказал, что события последних лет развеяли целый ряд довольно устойчивых и благодушных мифов об отношениях Запада и России.
Миф первый: про нас там все забыли, и мы, якобы, были на далекой периферии их актуальной повестки. Все эти рассуждения про «страну-бензоколонку» с «разорванной в клочья экономикой», слишком незначимую, чтобы учитывать ее интересы (при расширении НАТО, при заключении договоров об ассоциации со странами СНГ и т. п.), оказались скорее блефом: нас видели, держали на прицеле и учитывали всегда, планомерно тесня в глубь континента.
В связи с чем развалился и миф второй: наших оппонентов, дескать, устроит сильная и стабильная Россия. Она устраивала их именно слабая, раздираемая внутренними конфликтами, с разрушенной экономикой и центробежными тенденциями. Как только Россия стала укрепляться, мы и пришли к ситуации санкций со стороны Запада и перетягивания им на свою сторону соседей и союзников нашей страны.
Поэтому развенчан и третий миф: о том, что расширение евроатлантических структур на Восток — это некий стихийный процесс, начавшийся по просьбе самих восточноевропейцев. Нам часто говорят про «свободный выбор», однако зачем, в таком случае, нужно вкачивать миллиарды в переориентацию гражданских обществ,
в подготовку прозападных политиков, партий, активистов и журналистов? Зачем в маленькой и далекой от США Армении персонал американского посольства исчисляется тысячами? Поэтому не нужно быть провидцем, чтобы предсказать: СНГ не оставят в покое еще долго. Будут прилагать усилия для дестабилизации обстановки там и «встряхивать колбу», пока все не осядет так, как нужно внешним силам — с жесткой ориентацией на Запад в ущерб связям с Россией. Чтобы потом рассказывать всем о том, какая, мол, Россия непривлекательная, и одновременно вводить санкции против тех, кто развивает с ней нормальные экономические отношения.
При этом я бы не зацикливался на какой-то имманентной русофобии Запада. Там, безусловно, есть клинические русофобы — вроде тех, что регулярно инициируют антироссийские резолюции в различных межгосударственных структурах или в собственных парламентах. Но сейчас они добиваются успеха именно потому, что попали, что называется, в струю. Превращение России в хронического оппонента стало очень выгодным, например, для НАТО — а как еще было вдохнуть новую жизнь в этот дорогостоящий реликт ХХ века, бессмысленный против реальных вызовов века нового? Ход замечательный: просто решили сделать вид, будто вернулись вызовы прошлого столетия в виде «красной угрозы» и гонки вооружений. А на прежние вызовы, дескать, и нужно реагировать старыми добрыми методами — наращивать военные бюджеты, размещать войска, вводить запреты и санкции в духе известной поправки Джексона — Вэника и т. п.
Поэтому, как ни парадоксально, несмотря на демонстративную фокусировку на России, многие решают при помощи противостояния нашей стране совершенно другие проблемы. Здесь, я бы сказал, есть определенная бухгалтерия: выгоды и издержки. Поначалу многим казалось, что выгоды от конфронтации с Москвой перевешивают издержки. Теперь, похоже, они убеждаются, что это не совсем так. Если стратегия «блицкрига» не срабатывает сразу, то дальше риски и затраты только растут.
А потому, на мой взгляд, одна из задач нашей внешней политики — убедить сразу, на стадии принятия решений, что игра против России не стоит свеч. Чего, например, уже смог добиться Китай через глубокие экономические и торговые связи с Западом, хотя вопросов к нему в плане ценностей и правочеловеческих досье у Америки и Европы как минимум не меньше, чем к нам. Ссора с Россией не должна быть меньшим злом для любой страны, даже для сверхдержавы. И уж тем более если речь идет о решении сугубо внутренних проблем: сорри, не за наш счет!
RV: При каких условиях этот сценарий мог бы осуществиться? Насколько велики наши возможности его предотвратить?
Думаю, тут все очевидно: предел чужим аппетитам определяется нашей внутренней сопротивляемостью. Однако под понятиями слабость или сила я понимаю целый комплекс факторов. Эффективная дипломатия и военный потенциал — это лишь часть его. Как я уже говорил, внешняя политика должна обеспечивать внешние условия для развития страны. Это, кстати, означает, что внутренние цели развития первичны. Но тезис верен и наоборот: сильная внутренняя база дает основания для суверенной внешней политики. Это означает устойчивость, диверсифицированность, технологичность и инновационность экономики. Но это еще и устойчивость и демократичность политической и правовой системы, доверие граждан к государству, обеспечение их прав и интересов. Все это, в свою очередь, позволяет государству быть активным и сильным на мировых площадках, а самому обществу дает иммунитет от попыток внешнего вмешательства — а они будут только нарастать.
RV: У России сегодня, откровенно говоря, маловато союзников. Видите ли вы здесь проблему, и если да, то каким образом исправлять ситуацию?
Мы прекрасно знаем, под каким жестким прессингом оказались многие из союзников и партнеров России. Причем это прессинг со стороны самых богатых стран мира, которые, кстати, тем самым показали свое истинное отношение к свободному рынку — при первом же удобном случае они сразу же используют свое преимущественное положение в глобальной экономике и ее институтах. Но значит ли это, что те, кто сегодня порой отмалчивается при голосованиях и не признал, например, Абхазию и Южную Осетию вслед за нами, перестали быть нашими союзниками и друзьями?
В условиях глобализации, затронувшей прежде всего сферу коммуникаций, в принципе не стал бы говорить исключительно о странах, как о союзниках. Мы имеем союзников и друзей внутри каждой из стран, включая Америку. И это, как правило, те, кто хорошо знает Россию, а не те, кто черпает информацию из мейнстримных СМИ.
Есть и другой важный момент. Логика «союзников — противников» касается прежде всего состояния войны. А Россия с самого начала, когда она вышла из холодной войны, не планировала ни с кем воевать, противостоять кому-то и собирать под свои знамена одни страны в поход против других. Наше видение было иным — мы предлагали построить единую архитектуру безопасности в Евразии и не перетягивать отдельные страны в свои интеграционные проекты, а изначально думать об их сопряжении.
Источник:
RV Russian View
