Впадать в отчаяние не следует

Уходящий 2015 год стал первым полным календарным годом экономического кризиса в России. В конце 2014-го власти обещали, что кризис продлится не дольше двух лет, но уже сейчас очевидно, что перспектива падения российской экономики простирается на гораздо более длительный срок. О кратких макроэкономических итогах нынешнего года и перспективах года наступающего «НИ» рассказал научный руководитель Института экономики РАН, член-корреспондент Российской академии наук Руслан ГРИНБЕРГ.

– Руслан Семенович, по вашим оценкам, насколько тяжелым с точки зрения экономики выдался 2015 год?

– Решения правительства в экономической сфере как-то облегчали ситуацию?

– Эти решения носили скорее характер рефлекторной реакции на кризис и заключались, главным образом, в адресной помощи отдельным финансовым институтам. Что, в принципе, нормально, но указывает на отсутствие ясного ориентира в денежно-кредитной, валютной и финансовой политике. Минфин, понятно, всегда пугает, чтобы меньше просили денег из бюджета, но ситуация действительно тяжелая. Власти мало что делают для появления хотя бы самого осторожного оптимизма – везде царят уныние и тревожные ожидания. И все это было более-менее запрограммировано. Разве можно было надеяться на лучшее, когда цена бочки нефти, от которой страна унизительно зависит, снизилась за полтора года почти в три раза – до 35 долларов в декабре 2015-го. Российской экономике, чтобы справиться с падением экспортных доходов, нужно увеличивать госдолг. Хотя и тут требуется вести себя осторожно, потому что способы, которыми пользуются США или Европа, нам не подходят – у нас слишком велика долларизация и экономики, и сознания.

– Стоит ли ждать, как нам обещает Минэкономразвития, начала экономического подъема в 2016 году?

– Думаю, что и в будущем году нельзя ожидать какого-то улучшения экономической ситуации. Продолжится стагнация. Динамика ВВП – вокруг нуля, может, чуть меньше, это уже не принципиально. Главное, что ценопонижательный тренд на нефть сохранится, хотя и не будет такого уж большого падения – на 5–10%. Скорее всего, стабилизация случится в диапазоне 35–40 долларов за баррель. Ожидания, что могут быть сняты санкции, не оправдываются, и политика импортозамещения пока также оказалась не плодотворной. По отдельным продуктам питания ситуация действительно улучшилась – например, по свинине, по птице, но, собственно, этим результативность нашей политики импортозамещения и ограничилась. Курс рубля также продолжит свое снижение – трудно прогнозировать, на сколько именно. Но, судя по всему, обвального падения не будет.

– Есть ли надежда на какой-то рост экономики в будущем?

– Нет, никакого внутреннего драйва у экономики просто нет, да и внешние факторы не сильно нам помогут. Наши ссоры с Украиной, с Турцией, с Западом однозначно поддерживают общий тренд на повышение цен на товары и услуги внутри страны. Поэтому очень вероятно, что инфляция опять будет двузначной, несмотря на то, что правительство и обещает на следующий год 6,5%. Конечно, и здесь действуют разнонаправленные факторы: с одной стороны, спрос резко сократился, что работает на понижение цен, с другой – девальвация рубля будет увеличивать цены. В общем, картина безрадостная, но для России привычная.

– Что же следует предпринять, чтобы ситуация все-таки улучшилась?

– Полагаю, что должны быть приняты решения, которые способны оживить экономику через механизм государственно-частного партнерства – другой альтернативы я не вижу. Никакого оживления экономики не произойдет, если государство не будет инвестировать в инфраструктурные проекты, под которыми я имею в виду те, что связаны с развитием территорий: высокоскоростные железные дороги, автомобильные дороги, массовое жилищное строительство.

– И какую же нужно проводить политику, чтобы «завести» экономику?

– Индустриальная политика должна быть другой – не «всем сестрам по серьгам», а сосредоточиться на 10–12 приоритетных проектах. Нужно активизировать, как я уже сказал, массовое жилищное строительство. Нужно развивать те сферы, где мы не конкурируем ни с какими импортерами – ни с Китаем (потребительские товары), ни с ЕС (инвестиционные товары). Наш конек – это пространственный потенциал. И здесь не должно быть никаких идеологических подходов. Принцип должен быть такой – государство инициирует проекты, начинает их финансировать и при этом делает их «вкусными» для частных инвесторов. Если мы хотим какого-то роста, оживления, не говоря, уже об устойчивом развитии, то без государственных вложений здесь не обойтись.

– А на валютном рынке какой должна быть политика?

– Я считаю, что нужно отойти от политики невмешательства в валютный рынок и все-таки обозначить какие-то пределы курсовых колебаний. Потому что совершенно невозможно для бизнеса и для экспортеров строить планы даже на ближайшую перспективу. Мне кажется, бизнес уже согласен на любую величину курса, лишь бы он был более-менее устойчив. Кроме того, нужно все-таки ввести валютные ограничения, чтобы 30–40% валютной выручки экспортеры обязаны были отдавать для обмена на отечественную валюту.

– Что могло бы заставить власти пойти на такой шаг?

– Хороший вопрос, но у меня нет ответа на него. Потому что у нас жесткая исполнительная вертикаль, и здесь многое зависит от решения президента. Но пока сигналы очень слабые, чтобы понять, как именно политика будет влиять на экономику. Конечно, на мой взгляд, лучше внести изменения раньше, чем дожидаться какого-то коллапса. В конце концов, вера в теорию отскока цен пока не улетучивается в правительстве. Мне кажется, сегодня во властных коридорах сформировалось неустойчивое равновесие – не хочется ничего радикально менять, и сама обстановка, несмотря на плохие макроэкономические показатели, не выходит за рамки терпимого.

– К чему готовиться населению в 2016 году?

– Уровень непрогнозируемости будущего очень высок, чтобы можно было о чем-то говорить конкретно. Ясно одно – экономическое положение страны вряд ли станет лучше, но и впадать в отчаяние не следует. Как говорит один мой иностранный друг, «ситуация у вас стабильная, но не безнадежная».

Источник: Нове Известия