Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей
Федор Лукьянов

Главный редактор журнала «Россия в глобальной политике», председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике, член РСМД

Десять лет спустя приходится признать, что война в Ираке принесла совсем не те результаты, на которые рассчитывали США и их союзники.

Десять лет назад — 20 марта 2003 года — силы англо-американской коалиции вторглись в Ирак.

Вскоре режим Саддама Хусейна пал, однако кровопролитная война всех против всех продолжалась еще несколько лет. И даже сегодня нельзя утверждать, что «в Багдаде все спокойно». О том, какой видится иракская война с десятилетней дистанции и каковы ее реальные итоги, в интервью «Профилю» размышляет председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» Федор Лукьянов .

ПРОФИЛЬ: Федор Александрович, добились ли американцы тех целей, которые ставили перед собой, когда начинали военную кампанию в Ираке?

Лукьянов: Если считать целью войны свержение Саддама Хусейна, то да, она достигнута: Саддам был свергнут и казнен. Некоторые аналитики до сих пор полагают, что мотив личной мести у Джорджа Буша-младшего был достаточно силен — как говорят, «за папу», за работу, недоделанную во время «Бури в пустыне». В остальном, думаю, цели не были достигнуты. Прежде всего, так и не удалось продемонстрировать международному сообществу, что Америка — мировая империя, способная решать свои геополитические задачи сугубо самостоятельно, не обращая ни на кого внимания. Эта война отчетливо показала, что возможности даже такой мощной державы, как Соединенные Штаты, имеют пределы. И не случайно, что внутри США после иракской кампании постепенно сошли на нет разговоры о геополитическом доминировании как некой особой миссии и актуальной политической задаче. И сейчас господствует прямо противоположный тренд — попытка уменьшить бремя, которое лежит на Америке. Это глобальный аспект, но и в практическом плане результаты, в общем, неудовлетворительны, потому что после огромных финансовых вложений, потери нескольких тысяч американских солдат, невероятно масштабных политических и дипломатических усилий, предпринятых Вашингтоном, в Ираке у власти находится правительство, которое не считает себя обязанным следовать в фарватере Соединенных Штатов. Наибольшее влияние на Ирак сегодня оказывает Иран, то есть злейший враг США. И вообще, свержение Саддама Хусейна оказалось невероятным подарком для Тегерана, поскольку именно Саддам играл роль главного регионального противовеса Ирану. Как только его убрали, оказалось, что шиитское большинство иракского населения ориентируется на Тегеран.

ПРОФИЛЬ: Как вы полагаете, американцы искренне верили в то, что после избавления от Хусейна в Ираке удастся построить демократию по западному образцу?

Лукьянов: Те, кто тогда определял внешнюю политику США (особенно первый состав администрации Джорджа Буша-младшего), были крайне идеологизированы. После 11 сентября две темы — демократия и безопасность — слились воедино: коль скоро демократические страны друг другу не угрожают и друг с другом не воюют, значит, для того, чтобы снизить угрозу для США, нужно сделать весь мир демократическим, сменить любым способом те режимы, которые кажутся подозрительными. И вот эта смесь идей плюс определенные расчеты, связанные с доминированием на Ближнем Востоке, контролем над нефтью, — все это привело к тому, что иракская война виделась пилотным проектом по управлению миром. И представление о том, что Ирак демократический будет лучше для Америки, чем Ирак диктаторский, было вполне искренним. Победа над Советским Союзом, который был противником значительно более мощным, чем хусейновский Ирак, противником экзистенциальным, поселила ощущение, что западная идеологическая модель является единственно верной. Произошла, таким образом, некоторая догматизация, хотя уже тогда многие, в том числе в самих США, говорили, что демократия на Ближнем Востоке, если она и наступит, будет иметь совсем иной вид, чем, скажем, в Восточной Европе. Ну и, собственно, случившаяся через десять лет после начала иракской кампании «арабская весна» это вполне подтвердила. Но тогда возобладала точка зрения, что демократизация сама по себе может решить значительную часть внешнеполитических проблем США.

ПРОФИЛЬ: В России очень любят рассуждать на тему того, что американцы вторглись в Ирак исключительно ради нефти...

Лукьянов: Американцы были уверены, что им удастся быстро стабилизировать ситуацию, наладить иракскую нефтедобычу, начать выбрасывать на рынок огромное количество нефти и сбросить цену на нее. Но, как уверяют многие экономисты, пытаться прогнозировать нефтяные цены — значит гробить собственную репутацию. Хотя я думаю, что экономический или энергетический фактор в этой кампании, безусловно, присутствовал: такие люди, как тогдашний вице-президент Дик Чейни, одно с другим не только не разделяют, но, наоборот, тесно увязывают — я имею в виду демократию и стратегические ресурсы. Но говорить о том, что американцы лезли в Ирак исключительно ради контроля над ближневосточной нефтью, я бы не стал. Все было куда сложнее.

ПРОФИЛЬ: Судя по тому, как быстро удалось одержать победу над Хусейном, режим был не особенно силен. Сколько бы он продержался, не случись вторжения?

Лукьянов: Американцы были правы как минимум в том, что диктатура, основанная на жестких репрессиях, всегда непрочна. Хусейн был представителем меньшинства, которое подавляло большинство. Подавление, конечно, не стоит сводить только к репрессиям, существовали и другие формы (в частности, различные способы перераспределения богатств), но в центре все-таки был репрессивный аппарат. И как только он был уничтожен, цепенящее спокойствие внутри общества обернулось огромным всплеском насилия, все начали сводить счеты друг с другом, тем более что в недрах диктаторских режимов, как правило, не вызревают представления о правовом государстве, терпимости и прочем. Тем не менее без внешнего импульса, я думаю, Саддам мог бы продержаться еще довольно долго. Потому что до тех пор, пока сохраняется внутренняя жесткость, очень трудно такой режим поколебать. Но как только происходит какое-то внешнее воздействие, все довольно быстро разбалансируется. Так что рано или поздно режим Хусейна, безусловно, пал бы, и если бы он дожил до 2010 — 2011 года, то был бы, вероятно, одной из первых жертв «арабской весны». Тем более что под боком был Иран, который его ненавидел и приложил бы все усилия, чтобы помочь демократически самоопределиться «братскому иракскому народу». Так что Саддам все равно был обречен — скорее всего, даже не на судьбу Мубарака, которого судят, а на судьбу Каддафи, которого просто убили. Но просто это случилось бы позже.

ПРОФИЛЬ: Вы говорите, что главным выгодоприобретателем от этой войны стал Иран...

Лукьянов: Да, и многое из того, что сейчас происходит на Ближнем Востоке, в частности все та же «арабская весна», является попыткой компенсировать выгоды, полученные Ираном в результате американской кампании в Ираке. В течение «нулевых» Тегеран настолько укрепил свои позиции в регионе, что влиятельные арабские державы, прежде всего Саудовская Аравия, пытаются использовать этот выплеск массовой политической энергии под названием «арабская весна» для того, чтобы отбросить Иран на прежние позиции.
ПРОФИЛЬ: Разве исламисты, приходящие к власти, не собираются строить «исламские демократии» по иранскому образцу?

Лукьянов: Исламисты исламистам рознь. Сейчас главная линия напряжения на Ближнем Востоке — нарастающий раскол между двумя главными ветвями ислама: шиитами и суннитами. Те люди, которые приходят или стремятся к власти в Египте, Ливии, Сирии, — это суннитские силы разной степени радикальности, для которых шиитский Иран является врагом.

ПРОФИЛЬ: Что представляет собой Ирак сегодня? Можно ли говорить, что это так называемое failed state — несостоявшееся государство?

Лукьянов: Война принесла Ираку, как это принято говорить, неисчислимые бедствия. Конечно, цена, заплаченная иракским народом за вторжение, за безумную самонадеянность Саддама Хусейна, который, по-видимому, до конца не верил, что война будет, и блефовал, давая Западу лишние аргументы, а также за всплеск насилия, случившийся после падения режима, — она огромна. При этом я бы не сказал, что Ирак — это failed state.

Справедливости ради надо отметить, что после совершенно катастрофических первых двух-трех лет оккупации, когда американцы просто не знали, что делать с пылающей землей вокруг, они все-таки нащупали способы, при помощи которых ситуацию удалось стабилизировать. Более того, как ни странно, они все-таки построили в Ираке достаточно дееспособную демократическую систему, и к выборам, которые там проходили, особенно в последние годы, особых нареканий нет: они действительно отражают реальное состояние общества и его политические предпочтения. Другой вопрос, что именно поэтому там побеждает шиитское большинство, которое ни капли не симпатизирует Америке. Но главное, что сам механизм существует. Так что «несостоявшимся» Ирак не назовешь, тем более что у этого государства огромные залежи нефти, и как ты его ни разрушай, все равно это в конечном итоге компенсируется. Тем не менее будущее Ирака в тумане. Я думаю, что оно очень во многом будет зависеть от внешних факторов: что будет с Ираном, какое лицо приобретет продолжающаяся «арабская весна»?

ПРОФИЛЬ: Изменились ли в результате войны сами США?

Лукьянов: Иракская кампания, безусловно, повлияла на Америку. Во-первых, она приблизила финансовый кризис, потому что расходы оказались очень велики. Во-вторых, непонимание того, зачем где-то там воюют десятки тысяч американцев, внесло определенный вклад в смену власти, в приход Обамы. Хотя и переоценивать этот фактор не стоит, поскольку, в отличие от 60-х годов, армия стала профессиональной, и такого мощного антивоенного подъема, как во время вьетнамской войны, не произошло. Но главное — наступило осознание, что силы велики, но небезграничны, и Ирак оказался самой весомой гирей на чаше весов сторонников этой точки зрения. Есть еще, конечно, Афганистан, война в котором по своей бессмысленности ничуть не уступает иракской, но он все-таки был непосредственной реакцией на 11 сентября и проходил под эгидой Совбеза ООН. С Ираком же общепризнано, что это была авантюра, закончившаяся совершенно не так, как ожидалось. В общем, для Америки это был переломный момент, когда она начала понимать, что желания нужно соотносить с возможностями.

ПРОФИЛЬ: Влияет ли иракский опыт на сдержанные действия Вашингтона в отношении Ирана?

Лукьянов: Это все-таки разные истории, потому что иракская война случилась в довольно важном, но периферийном государстве, то есть это был локальный конфликт. Иран существенно крупнее, и, что более важно, это одно из самых мощных государств региона, принять решение об интервенции туда значительно сложнее. Чему Ирак научил Вашингтон (и в этом смысле повлиял на политику США), так это тому, что оккупировать даже относительно небольшую страну типа Ирака, не говоря уж об Иране, практически невозможно — нужны такие огромные силы, и человеческие, и финансовые, что это абсолютно того не стоит. Поэтому вопрос о вторжении в Иран даже не ставится, речь идет только об ударах по ядерным объектам, но ни в коем случае не о полноценной войне. Вот если бы дела пошли иначе, если бы Ирак оказался легкой прогулкой, то на Иран смотрели бы как на потенциальный объект вторжения. Но этого не случилось.

Дмитрий Пирин
 

Источник: Профиль

Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей
 
Социальная сеть запрещена в РФ
Социальная сеть запрещена в РФ
Бизнесу
Исследователям
Учащимся