В условиях реальной опасности возрастает спрос на не просто
колоритных, а дееспособных и, что важно, опытных политиков. Одно дело
демонстрировать на выборах фигу опостылевшему истеблишменту, понимая,
что фрондёры-правдорубы ни за что особенно отвечать не будут. И совсем
другое – доверить свои жизни тем, кто никогда ничем не руководил.
В условиях реальной опасности возрастает спрос на не просто колоритных, а дееспособных и, что важно, опытных политиков. Одно дело демонстрировать на выборах фигу опостылевшему истеблишменту, понимая, что фрондёры-правдорубы ни за что особенно отвечать не будут. И совсем другое – доверить свои жизни тем, кто никогда ничем не руководил.
Политическая жизнь в привычном понимании замерла. Мир перешёл в режим ЧС – большинство людей заботит только безопасность здесь и сейчас. Но когда пик эпидемии останется позади и всем придётся возвращаться к тому, что станет нормальной жизнью, вернётся и политика.
Привычная политическая парадигма исчерпалась задолго до кризиса. Упадок партийных систем проявлялся повсеместно. В государствах, вставших на путь демократизации в конце ХХ века, они так толком и не сформировались, оставаясь имитацией. При первой возможности дали себя знать авторитарные инстинкты, выражавшиеся в поддержке сильного лидера в ущерб любым ограничителям.
В странах с укоренённой демократией партии теряли влияние из-за неспособности вовремя понять изменения в общественной структуре под воздействием культурных, демографических, технологических сдвигов. Ответом стал не поиск новых способов обращения к трансформирующимся социальным группам, а попытка утвердить универсальную и якобы выгодную всем схему – центристскую, а по сути – усреднённо-либеральную.
Значительная часть избирателей перестала видеть разницу между партиями: какую этикетку ни наклей – ничего не меняется. Отсюда феномен политических сил, которые, в пику мейнстриму, поднимают реально тревожащие людей темы. Национал-популисты за редкими исключениям не обладают опытом управления и не предлагают рецептов, но компенсируют это доступной и откровенной риторикой. А чтобы она звучала убедительно, нужны трибуны, производящие впечатление уверенных в своей правоте.
К началу пандемии созрели все предпосылки для изменений политического ландшафта. Карантинный анабиоз стирает главную идеологическую дихотомию последних 20 лет: демократия против авторитаризма. Самые либеральные по духу страны принимают крайне жёсткие ограничения, отвечая на запрос граждан. А государства, от которых ожидают закручивания гаек, передают ответственность на более низкие уровни власти. Определяющим является не общественно-политическое устройство, а устойчивость и гибкость социальных связей, зависящих от культуры и традиций. В итоге стоит ожидать не укрепления авторитарных либо каких-то других тенденций, а дальнейшего ухода от универсалистских представлений.
Самобытность и национальное своеобразие, которые на пике либеральной глобализации считались признаком отсталости, берут реванш.
Это должно усиливать позиции национально ориентированных движений (популистов), они всегда выступали против унификации. Однако против них играет другое обстоятельство. В условиях реальной опасности возрастает спрос на не просто колоритных, а дееспособных и, что важно, опытных политиков. Одно дело демонстрировать на выборах фигу опостылевшему истеблишменту, понимая, что фрондёры-правдорубы ни за что особенно отвечать не будут. И совсем другое – доверить свои жизни тем, кто никогда ничем не руководил. К тому же бороться против глобализации в стиле национал-популистов, возможно, и не потребуется – она вянет сама собой.
Традиционные партии, сражавшиеся за выживание, получают возможность доказать, что способны взять ответственность и соответствовать чаяниям публики. Откат от либерального универсализма заставит и консервативные, и социалистические, и даже либеральные партии делать гораздо больший акцент на национальной специфике. Причём во всём.
Но, несмотря на неудачу либеральной глобализации, мир останется взаимосвязанным, хотя и иначе. Взаимосвязанный мир привык существовать в идеологической рамке. Но идейной альтернативы, которая соответствовала бы новой ситуации, нет. Поэтому прежняя риторика с призывами к сотрудничеству и общим ценностям, рассуждения о противостоянии демократии и авторитаризма, видимо, сохранятся. Сохранятся на Западе, но иного источника идейных новаций на планете до сих пор не было (Китай уже и хочет что-то предложить, но пока не может). Значит идеологическое оформление будет всё больше отдаляться от политической практики, выхолащивая собственное содержание.
Иными словами, политики и управленцы будут действовать, исходя из соображений текущей целесообразности, ориентируясь скорее на инстинкты, но упаковывать это в прежнюю оболочку «общего блага».
Не в последнюю очередь и по той причине, что честно признаться в эгоистической и меркантилистской сущности своих действий не каждый решится. Не все
такие, как Трамп.
То есть после того, как упали маски, степень лицемерия, на самом деле, может резко возрасти. А, как показал предшествующий период, переизбыток лицемерия рано или поздно чреват тяжёлыми последствиями. И вот на следующем витке политического кризиса настанет время неопытных, но понятных и пламенных – потому что озлобление масс уже перевесит осторожную рассудительность.
Источник: Россия в глобальной политике
