Успех малых стран, или Что не так с размером XХL в мировой экономике?

В корпоративном мире «прекрасное в малом», а эффективность и инновации малых и средних компаний должным образом отражаются в большой доле МСП в ВВП развитых стран (во многих случаях это 50% ВВП и более) и рабочей силе. Но наблюдается ли эта закономерность и на уровне стран –оказываются ли малые экономики более успешными и инновационными по сравнению с крупными аналогами? Существующие экономические исследования предполагают, что это вполне реально, поскольку ведущие малые экономики демонстрируют высокий уровень жизни, рост и инновации.

В одном из таких исследований, книге Шахида Юсуфа и Каору Набэсимы «Некоторые малые страны делают это лучше», исследуется опыт трёх малых экономик – Сингапура, Финляндии и Ирландии – и делается вывод о том, что значительная часть успеха была получена за счёт инвестиций в развитие человеческого капитала, прежде всего в образование. Как отмечает экономист Всемирного банка Апурва Санги, «эти три страны дополнили физические инвестиции разумными дозами человеческого капитала и знаний; открывая окна и позволяя им [знаниям в различных формах, например в той, которая воплощается в виде прямых иностранных инвестиций] течь внутрь».

Проблемы для мировой экономики становятся заметными когда крупные страны/экономики совершают ошибки с точки зрения приоритетов экономического развития. Небольшие экономики обладают гораздо большей гибкостью (точно так же, как малые и средние предприятия в корпоративном мире) для инноваций, экспериментов и создания альянсов по всему миру. Об экономических преимуществах малых стран пишет Ярослав Лисоволик, программный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай».

В корпоративном мире «прекрасное в малом», а эффективность и инновации малых и средних компаний должным образом отражаются в большой доле МСП в ВВП развитых стран (во многих случаях это 50% ВВП и более) и рабочей силе. Но наблюдается ли эта закономерность и на уровне стран –оказываются ли малые экономики более успешными и инновационными по сравнению с крупными аналогами? Существующие экономические исследования предполагают, что это вполне реально, поскольку ведущие малые экономики демонстрируют высокий уровень жизни, рост и инновации.

В одном из таких исследований, книге Шахида Юсуфа и Каору Набэсимы «Некоторые малые страны делают это лучше», исследуется опыт трёх малых экономик – Сингапура, Финляндии и Ирландии – и делается вывод о том, что значительная часть успеха была получена за счёт инвестиций в развитие человеческого капитала, прежде всего в образование. Как отмечает экономист Всемирного банка Апурва Санги, «эти три страны дополнили физические инвестиции разумными дозами человеческого капитала и знаний; открывая окна и позволяя им [знаниям в различных формах, например в той, которая воплощается в виде прямых иностранных инвестиций] течь внутрь».

Другое исследование Credit Suisse под названием «Успех малых стран» указывает на ряд достижений и преимуществ со стороны малых экономик :

• Подъём новых малых государств в условиях глобализации был одним из ключевых геоэкономических мегатрендов последних 30 лет. Мы обнаружили отрицательную корреляцию между размером страны и ВВП на душу населения.

• Неравенство благосостояния менее выражено в малых странах по сравнению с крупными.

• В Индексе человеческого развития ООН ведущие малые экономики имеют более высокие баллы.

• Небольшие страны тратят больше на образование и здравоохранение в процентах от ВВП.

• Малые экономики более однородны, что играет важную роль в экономическом успехе.

Джеффри Френкель в своей работе «Чему малые страны могут научить мир» перечисляет целую серию лучших практик экономической политики, проводимых малыми экономиками, включая социально ориентированную скандинавскую экономическую модель, либеральные реформы Новой Зеландии, экономический успех в привлечении прямых иностранных инвестиций в Ирландии, «уникальную стратегию развития» в Сингапуре, а также в Коста-Рике в Центральной Америке и на острове Маврикий в Африке, которые решили отказаться от значительных военных расходов, сделав упор на развитие человеческого капитала.

Важно отметить, что малые экономики составляют большинство стран мира – более 100 стран с населением менее 10 миллионов человек, при этом доля этих стран в мировом ВВП выросла с 6,6% в 2000 году до 7,4% в 2020 году, при доле в мировом населении в 4,4%. Вклад малых стран в глобальный ВВП увеличился как среди развивающихся, так и среди развитых стран, при этом вклад первых за последние 20 лет увеличился в большей степени по сравнению с малыми странами с развитой экономикой.

Джеффри Френкел заметил: «Почему стоит обращать внимание на малые страны в поисках хороших идей для политики или институтов? Потому что история показывает, что у больших стран нет ответов на все вопросы». Конечно, нет ничего плохого в том, чтобы быть крупной экономикой, особенно с учётом той значительной роли, которую крупнейшие экономики играют в обеспечении роста во всём мире. Последнее, однако, в значительной степени зависит от открытости крупных тяжеловесов, и именно здесь в наши дни возникает множество проблем. Действительно, основная часть торговых ограничений либо исходит от крупнейших экономик мира, либо направлена против ведущих держав на международной торговой арене. По данным Global Trade Alert (GTA), за последние десять лет наибольшее количество торговых ограничений было направлено против Китая, а инициаторами торговых споров и ограничений стали как раз развитые экономики, такие как США и ЕС.

Крупные экономики также, как правило, выделяют значительно больше средств на оборону по сравнению с малыми экономиками. С учётом размера страны жёсткая сила приобретает всё большее значение по сравнению с «мягкой силой». Это, в свою очередь, ведёт к экономическим издержкам, которые могут повлиять на траекторию модернизации страны, а также в более широком контексте на безопасность в региональных и глобальных рамках. Крупные страны также, как правило, более разнородны по сравнению с однородностью, обычно наблюдаемой в малых экономиках. Это можно считать преимуществом или недостатком в зависимости от того, подрывает ли большее разнообразие внутреннюю политическую/экономическую стабильность.

Проблемы для мировой экономики становятся заметными когда крупные страны/экономики совершают ошибки с точки зрения приоритетов экономического развития. Учитывая их размер, негативные последствия кризиса/спада могут ощущаться далеко за пределами регионов соответствующих крупных экономик. Небольшие экономики обладают гораздо большей гибкостью (точно так же, как малые и средние предприятия в корпоративном мире) для инноваций, экспериментов и создания альянсов по всему миру. Сингапур является прекрасной иллюстрацией такой универсальности на международной арене, поскольку он мировой лидер не только по количеству торговых союзов, но и по более современному варианту заключения сделок в рамках так называемых цифровых экономических альянсов (DEA).

Тем не менее, несмотря на то что экономический вклад малых стран по некоторым показателям за последние несколько десятилетий увеличился, тенденции, наблюдаемые в глобальном управлении, на самом деле указывают на усиление концентрации и роли крупнейших экономик.

Гигантизм продолжает доминировать: в последнее время создаётся всё больше блоков для крупнейших тяжеловесов – AUKUS и QUAD являются одними из самых последних примеров. Регионализм также демонстрирует признаки разрастания до невиданных ранее масштабов: в последние периоды формируются мегарегиональные торговые соглашения и мегаблоки. Но с ростом масштабов национальных и региональных проектов на международной арене могут появиться признаки «убывающей отдачи от масштаба», чрезмерного расширения и дублирования притязаний и амбиций по всему миру.

В устранении таких диспропорций в мировой экономике, помимо создания альянсов между небольшими открытыми экономиками, ещё одним путём к инклюзивности в глобальной экономической архитектуре может стать усиление роли сотрудничества между региональными интеграционными механизмами и их институтами развития. Такие платформы обеспечили бы более широкое участие малых экономик в принятии глобальных экономических решений и повысили бы легитимность существующих глобальных организаций и альянсов. Эти платформы могут быть созданы на основе существующих договорённостей и экономических блоков – в случае с G20 возможен вариант создания региональной R20, состоящей из региональных интеграционных блоков, в которые входят страны «двадцатки». Аналогичным образом, для БРИКС есть формат БРИКС+, который объединяет региональные интеграционные механизмы, членами которых являются страны БРИКС, что позволяет небольшим развивающимся рынкам внести свой вклад в процесс экономической интеграции в рамках Глобального Юга.