Турецкий посредник

Итоги завершившейся в Стамбуле российско-украинской встречи добавили аргументов как оптимистам, так и пессимистам. С одной стороны, удалось договориться о продолжении обменов военнопленными и о возвращении перемещенных гражданских лиц, включая детей. Вроде наметились перспективы постоянного взаимодействия создающихся рабочих групп в удаленном режиме, а также проведения четвертого раунда переговоров в недалеком будущем. Интенсивное общение формирует если не доверие, то, по крайней мере, более адекватное восприятие позиций, озабоченностей и приоритетов оппонента. С другой стороны, сохранились фундаментальные расхождения относительно условий достижения политического урегулирования конфликта. Эти расхождения были зафиксированы, в частности, в соответствующих меморандумах, представленных российской и украинской делегациями.

Прогнозируя дальнейшие перспективы стамбульского переговорного трека, нужно принимать во внимание то немаловажное обстоятельство, что многие измерения продолжающегося конфликта явно выходят за рамки двустороннего противостояния Москвы и Киева.

Если российская сторона настаивает на устранении базовых, глубинных причин сложившейся ситуации, то этой цели никак не добиться без прямого и всестороннего диалога с западными оппонентами. Вспомним, что сформулированные российским руководством в конце 2021 года предложения по урегулированию обострявшегося кризиса европейской безопасности были непосредственно адресованы не Украине, а Соединенным Штатам и блоку НАТО.

На Западе очень долгое время говорили о своей готовности поддержать любую формулу урегулирования, которая устроит Киев. В этой позиции, разумеется, всегда было немало лукавства, если не сказать — лицемерия: Украина уже давно существует лишь за счет той системы жизнеобеспечения, которую ей предоставляют западные партнеры в экономической, финансовой и военно-технической сферах. Это дает основным западным партнерам Киева веские основания претендовать на активную роль в поисках урегулирования. Впервые о праве внешних игроков участвовать в определении параметров будущего мира в Европе прямо и недвусмысленно заявил Дональд Трамп после своего возвращения в Белый дом в начале нынешнего года, и он, судя по всему, и впредь не намерен отказываться от этого права.

Отсюда следует вывод: при всей его несомненной ценности, стамбульский российско-украинский трек не заменяет стратегического российско-американского трека, и любым двусторонним договоренностям между Владимиром Путиным и Владимиром Зеленским, если таковые когда-нибудь состоятся, должны предшествовать более общие принципиальные договоренности между Владимиром Путиным и Дональдом Трампом. Более того, потенциальные российско-американские договоренности, помимо всего прочего, предполагают, что президент США сможет должным образом дисциплинировать своих европейских союзников и представить собственную позицию как консенсусную всего «коллективного Запада». В условиях глубокого кризиса трансатлантического партнерства решить эту задачу, по всей видимости, будет очень нелегко.

Накануне состоявшегося в среду вечером третьего раунда российско-украинских переговоров в Стамбуле, как это всегда и бывает в подобных случаях, политики, аналитики и журналисты высказывали самые разные предположения относительно его значения. Оптимисты утверждали: сам факт возобновления диалога после более чем полуторамесячной паузы — важный сигнал о позитивном настрое Москвы и Киева. Пессимисты обращали внимание на то, что за это время никаких — даже самых скромных — подвижек в позициях сторон по принципиальным вопросам не произошло, а стало быть, и очередной разговор на берегу Босфора неизбежно окажется по большей части беспредметным.

Итоги уже завершившейся встречи лишь добавили аргументов как первым, так и вторым. С одной стороны, удалось договориться о продолжении обменов военнопленными и о возвращении перемещенных гражданских лиц, включая детей. Вроде наметились перспективы постоянного взаимодействия создающихся рабочих групп в удаленном режиме, а также проведения четвертого раунда переговоров в недалеком будущем. Интенсивное общение формирует если не доверие, то, по крайней мере, более адекватное восприятие позиций, озабоченностей и приоритетов оппонента.

Иван Тимофеев:
Не надо рассчитывать, что Трамп бросит Зеленского

С другой стороны, сохранились фундаментальные расхождения относительно условий достижения политического урегулирования конфликта. Эти расхождения были зафиксированы, в частности, в соответствующих меморандумах, представленных российской и украинской делегациями.

В Москве и Киеве по-разному смотрят и на перспективу временного перемирия. Российская делегация предлагает начать с краткосрочных — однодневных или двухдневных — технических прекращений огня в гуманитарных целях. Украинские переговорщики по-прежнему настаивают на 30-дневном перемирии без каких бы то ни было предварительных условий. Понятно, что такая идея не вызывает энтузиазма у России, обладающей стратегической инициативой по всей линии боевого соприкосновения и опасающейся того, что месячная пауза будут использована для усиления ВСУ.

Не стали неожиданностью и расхождения в представлениях о дальнейшем алгоритме переговорного процесса. Украина предсказуемо торопит с проведением встречи на высшем уровне, исходя из того, что только так могут быть преодолены принципиальные разногласия. В Киеве хотели бы провести такой саммит, да еще с участием президентов США и Турции, уже до конца августа. Как можно предположить, украинские политики надеются на то, что объединенными усилиями американского, турецкого и украинского лидеров Владимира Путина удастся склонить к демонстрации большей гибкости и сговорчивости.

Естественно, такой график и такой формат никак не устраивают Москву, и в Стамбуле наши переговорщики настаивали на том, что российско-украинский саммит, если он состоится, должен подвести итог настойчивой, кропотливой и, по всей видимости, длительной подготовительной работы дипломатов, военных и экспертов. Провести эту объемную работу в течение одного месяца представляется практически невозможным даже при наличии соответствующей политической воли.

Пожалуй, самый большой сюрприз на переговорах в Стамбуле был преподнесен хозяевами встречи. Турецкий министр иностранных дел Хакан Фидан заявил о том, что, располагая необходимой военно-технической инфраструктурой, Анкара готова взять на себя решение задачи мониторинга соглашения о прекращении огня. Это, безусловно, очень смелое предложение, учитывая не слишком успешный семилетний опыт работы наблюдателей ОБСЕ по отслеживанию выполнения соглашений Минск-2. А ведь сегодня линия боевого соприкосновения намного длиннее, чем она была в начале 2015 г., когда принималось прошлое подобное решение. Да и пойдет ли Москва на то, чтобы отдать критически важную функцию мониторинга государству — участнику Североатлантического альянса, которое на протяжении всех трех с половиной лет конфликта неизменно и последовательно поддерживало украинскую сторону?

Прогнозируя дальнейшие перспективы стамбульского переговорного трека, нужно принимать во внимание то немаловажное обстоятельство, что многие измерения продолжающегося конфликта явно выходят за рамки двустороннего противостояния Москвы и Киева.

Константин Суховерхов:
Терпение — труд

Если российская сторона настаивает на устранении базовых, глубинных причин сложившейся ситуации, то этой цели никак не добиться без прямого и всестороннего диалога с западными оппонентами. Вспомним, что сформулированные российским руководством в конце 2021 года предложения по урегулированию обострявшегося кризиса европейской безопасности были непосредственно адресованы не Украине, а Соединенным Штатам и блоку НАТО.

На Западе очень долгое время говорили о своей готовности поддержать любую формулу урегулирования, которая устроит Киев. В этой позиции, разумеется, всегда было немало лукавства, если не сказать — лицемерия: Украина уже давно существует лишь за счет той системы жизнеобеспечения, которую ей предоставляют западные партнеры в экономической, финансовой и военно-технической сферах. Это дает основным западным партнерам Киева веские основания претендовать на активную роль в поисках урегулирования. Впервые о праве внешних игроков участвовать в определении параметров будущего мира в Европе прямо и недвусмысленно заявил Дональд Трамп после своего возвращения в Белый дом в начале нынешнего года, и он, судя по всему, и впредь не намерен отказываться от этого права.

Отсюда следует вывод: при всей его несомненной ценности, стамбульский российско-украинский трек не заменяет стратегического российско-американского трека, и любым двусторонним договоренностям между Владимиром Путиным и Владимиром Зеленским, если таковые когда-нибудь состоятся, должны предшествовать более общие принципиальные договоренности между Владимиром Путиным и Дональдом Трампом. Более того, потенциальные российско-американские договоренности, помимо всего прочего, предполагают, что президент США сможет должным образом дисциплинировать своих европейских союзников и представить собственную позицию как консенсусную всего «коллективного Запада». В условиях глубокого кризиса трансатлантического партнерства решить эту задачу, по всей видимости, будет очень нелегко.

Впервые опубликовано в «Известиях».