Приход в Белый дом Д. Трампа свидетельствует о том, что консервативная Америка признала необходимость трансформации страны в соответствии с требованиями времени и переформулирования национальных интересов в консервативном, прагматическом ключе. Идеал — "золотые" 50-60-е годы. Но так ли уж беспроблемны они были? И возможно ли вновь войти в тот поток? Уместен и другой вопрос: есть ли вообще у Америки с ее "абсолютным безумием" (по Джеку Керуаку), когда одни "лабают на равных со своей судьбой", а другим "не терпится кого-нибудь застрелить", задняя скорость. До сих пор у элит преобладала устремленность вперед, даже если в этом "движе", как сейчас, из числа бенефициаров выпадают целые социальные слои. Определенную пищу для размышлений на этот счет дает обзор альтернативных стратегий и идей, которые противостоят реализованному мейнстриму и позволяют надеяться, что есть жизнь и после либерализма. Вопрос, что бы это значило в сложившихся кризисных условиях, когда Трамп заговорил о "выживании".
Введение
Приход в Белый дом Д. Трампа свидетельствует о том, что консервативная Америка признала необходимость трансформации страны в соответствии с требованиями времени и переформулирования национальных интересов в консервативном, прагматическом ключе. Идеал — "золотые" 50-60-е годы. Но так ли уж беспроблемны они были? И возможно ли вновь войти в тот поток? Уместен и другой вопрос: есть ли вообще у Америки с ее "абсолютным безумием" (по Джеку Керуаку), когда одни "лабают на равных со своей судьбой", а другим "не терпится кого-нибудь застрелить", задняя скорость. До сих пор у элит преобладала устремленность вперед, даже если в этом "движе", как сейчас, из числа бенефициаров выпадают целые социальные слои. Определенную пищу для размышлений на этот счет дает обзор альтернативных стратегий и идей, которые противостоят реализованному мейнстриму и позволяют надеяться, что есть жизнь и после либерализма. Вопрос, что бы это значило в сложившихся кризисных условиях, когда Трамп заговорил о "выживании".
Опыт просвещения элит: Киссинджер, Бжезинский и другие
Критике состояния западных элит и, надо полагать, далеко не случайно, посвящена книга Г. Киссинджера "Лидерство. Шесть исследований в области мировой стратегии", где в качестве образцов для подражания взяты Конрад Аденауэр, Шарль де Голль, Ричард Никсон, Анвар Садат, Ли Куан Ю и Маргарет Тэтчер. Выбор кандидатур понятен: никто из них радикально не оспаривал американского лидерства, будь то Аденауэр со своей "стратегией смирения", де Голль — со "стратегией воли" или Тэтчер — "стратегией убеждений". Никсон (вместе с автором) восстал против внешнеполитической догмы и добился стратегического преимущества над СССР своей "стратегией равновесия". Логика тогдашней китайской политики Вашингтона (которой гордился Киссинджер) как минимум требует хороших отношений со всеми сторонами геополитического треугольника США — Россия — Китай, а не конфронтации одновременно с Москвой и Пекином.
По сути, Никсон признавал многополярность в ее тогдашнем "треугольном" формате: он "преобразовал миропорядок, введя многополярность в глобальную систему". Киссинджер призывал извлечь главный урок из его дипломатии, а именно: "центральный характер национальных интересов, поддержание глобального равновесия и установление устойчивых и интенсивных обсуждений среди ведущих государств с целью создания рамок легитимности, в которых можно будет дать определение баланса сил и соблюдать его". Эта сдержанность во внешней политике, или, как определил Киссинджер, "дисциплинированное применение американской мощи", могла бы стать "прочной школой американской внешней политики — с переформатированием не только стратегии, но и мышления". Помешал Уотергейт. А окончание холодной войны и распад СССР "были восприняты в идеологическом, а не геополитическом ключе — как подтверждение укоренившихся представлений Америки о мире". Среди них — "вера в то, что противники сокрушаются в силу их собственной динамики или их можно сокрушить; что трения между странами чаще являются результатом недопонимания или злого умысла, а не различий в интересах и ценностях, которые каждая сторона рассматривает как законные; и что только достаточно будет толчка со стороны США, чтобы миропорядок, основанный на правилах, сложился естественным образом как выражение неодолимого человеческого прогресса". И далее: "Сегодня, полвека спустя после президентства Никсона, эти импульсы привели Соединенные Штаты к ситуации, которая разительно напоминает ту, что унаследовал Никсон в конце 60-х годов".
Трудно дать более четкую и убедительную трактовку проблем американской внешней политики, зашедшей в тупик из-за свойственных элитам идеологических предрассудков и инерции — тупик, из которого Вашингтон пытается выйти на путях эскалации. При этом неизбежно уступает эскалационному доминированию России, упершись в неготовность Запада в целом к прямому конфликту с Москвой и в эффект "Орешника", по мощи не уступающего ядерному оружию, но экологически чистого, несбиваемого и потому — в отличие от него — применимого. Тут уместно замечание Майкла Бекли в журнале Foreign Affairs о том, что наметился разрыв между целями внешней политики и наличными ресурсами для их достижения, что приводит к чрезмерной силовой реакции и "погружает страну в трясину войны, как это было в Афганистане и Ираке".
Важно и другое — и это прямо противостоит современным трендам в западном обществе и в области формировании их элит. Киссинджер указывает, что всех указанных лидеров отличала "глубокая грамотность", под которой он понимает прежде всего классическое гуманитарное образование с обязательным знанием истории и философии, вообще привычку к чтению (в том числе художественной литературы), которая развивает воображение и показывает, как устроен мир. У всех было религиозное воспитание, которое позволяло формировать долгосрочный взгляд на вещи. Все были патриотами с "глубоко укорененным чувством национальной идентичности", а вовсе не "гражданами мира с космополитичной идентичностью". Для них была важна сила характера, что позволяло идти против ортодоксальных представлений, противостоять групповым корыстным интересам и в то же время действовать с должной сдержанностью, проводить умеренную политику с "разумной озабоченностью отдаленными последствиями" своих решений. Их опыт государственного управления говорит в пользу сочетания "интуиции и вдохновения", но также воли и потребности в одиночестве, необходимом для размышления. Что мало совместимо с современной "визуальной культурой".
Все были сравнительно скромного происхождения и исповедовали "национализм среднего класса". Все эти свойства лежат в основе их творческого подхода к политике и преобразовательного характера их стратегий. Поминание Киссинджером "национализма среднего класса" далеко не случайно. Там же, в "Лидерстве", он цитирует Кристофера Лэша (из его посмертной книги 1996 года "Восстание элит и предательство демократии"): "Каковы бы ни были его недостатки, национализм среднего класса обеспечивал общую основу, общие стандарты и общие рамки, без которых общество растворяется в не более чем соперничающие фракции, как это столь хорошо понимали отцы-основатели Америки, — в войну всех против всех". Тут Киссинджер ступает на непривычную для себя почву анализа внутреннего состояния Америки, возможно, рассматривая свою книгу как политическое завещание. Он завуалированно критикует политику демпартии при администрации Дж. Байдена, которая ни много ни мало означала попытку стирания сложившейся исторически традиционной американской идентичности, носителем которой и является средний класс, или коренная Америка WASP (белая, англосаксонская и протестантская).
Все шесть указанных Кисинджером лидеров столкнулись с явлением "эволюционного загнивания" в своих странах — условий, которые и выдвинули их на авансцену политики. В своей более ранней работе "Мировой порядок" Киссинджер критиковал западные элиты за то, что они полагались на "автоматизм" расширения сферы западного доминирования в отсутствие в мире альтернатив как следствие окончания холодной войны и распада Советского Союза. Он допускал, что внешнеполитические провалы Америки в этот период "критики, возможно, припишут недостаткам — нравственным и интеллектуальным — американских лидеров", которые оказались не способны "разрешить проблему свойственного всему обществу двойственного отношения к реализму и идеализму, могуществу и легитимности, силе и дипломатии". Уже тогда он писал о "многополярности мощи" и необходимости создания инклюзивного мира. На этот раз он предсказывает, что "либеральный и основанный на универсальных правилах порядок на практике уступит место, на неопределенный период времени по крайней мере, частично разделенному миру". Примечательно, что он негативно высказывается об "идеологизации внешней политики", считает необходимыми постоянные дискуссии между потенциальными противниками, дабы "способствовать культивированию навыков взаимного стратегического самоконтроля", в том числе применительно к последствиям новых технологий. Не менее важно его замечание о том, что информация "должна рассматриваться в более широком контексте истории и опыта".
