2016 год – важный отрезок для понимания изменений международной среды, которые стартовали двумя годами ранее. Это был год, в котором стала проявляться конфигурация «новой определённости» – более или менее явных контуров будущего.
Такой определённости, конечно же, не было в 2014 году, который ознаменовал собой резкие трансформации в отношениях России с внешним миром. Её не было и в 2015 году – слишком мало времени прошло с момента принятия ключевыми игроками судьбоносных решений и слишком неочевидными были их следствия. Однако в 2016 возможности и пределы мировой политики будущего обрисовались более чётко. Прошедший год взбороздил новую историческую колею, пока неглубокую, но вполне осязаемую. Одновременно он окончательно показал слабость устоев, которые ещё пару лет назад по инерции казались незыблемыми. Попробуем разобраться в параметрах «новой определённости».
Для Европы, да и для западного мира в целом, в прошлом остаётся эпоха безопасности. Двадцать лет после окончания холодной войны дали гражданам западных государств крайне благоприятную среду: отсутствие серьёзной внешней угрозы, техническое, экономическое и моральное доминирование, высокий уровень личной безопасности и качества жизни. Слабая выраженность угроз делала западный мир беспрецедентно свободным в плане передвижения и социальной мобильности. В 2016 году этой эпохе приходит конец. Террористические акты, проблемы с мигрантами, кризисы государств на периферии и другие сложности существовали и ранее. Но прошедший год показал, что происходящее является устойчивой тенденцией, а не совокупностью случайностей. Безопасность отныне – ключевая тема в западной повестке дня.
Следующий важный момент. В решении проблем безопасности Россия и коллективный Запад – по разные стороны баррикад, хотя многие вызовы для них являются общими и отвечать на них можно только совместно. 2016 год, похоже, окончательно определил конфигурацию статус-кво на Украине. Минские соглашения в устраивающей все стороны последовательности выполнены быть не могут. Одномоментная сделка по этому вопросу вряд ли возможна в ближайшем будущем в силу высокой сложности самой проблемы. Здесь потребуется серия сделок, на которую у сторон не хватит ни времени, ни выдержки. В Сирии же Россия и США оказались едва ли не на грани открытого конфликта и нового витка войны санкций. В этом смысле 2016 год опять же многое расставил по своим местам. Запад вынужден считаться с Россией на Ближнем Востоке, но стратегическим союзником или даже партнёром в обозримом будущем не станет. Отношения с Москвой будут поддерживаться там, где Запад принципиально не может без них обойтись. В остальных сферах эпизодически будут возникать попытки изоляции. 2016 год в частности показал выходящую за рамки устоявшегося шаблона политизацию олимпийских и параолимпийских игр.
Тем не менее прошедший год сделал более призрачными перспективы дипломатической изоляции России. В этом отношении он вывел на передний план те преимущества, которые ранее Россия использовала значительно слабее. Да, много вопросов вызывает экономическая модель страны и её роль в международном разделении труда – это вопрос стратегической важности. Однако Россия остаётся игроком практически по всем ключевым вопросам глобальной повестки, пусть даже в ряде сфер её позиция и являются миноритарными. А это значит, что свести отношения с Россией лишь к украинскому вопросу, изолировав от других, просто невозможно. Более того, попытки изоляции и санкций неизбежно делают Россию едва ли не главным инициатором новых международных структур, в которых Запад либо отсутствует, либо является маргиналом, хотя идеология этих структур и не носит антизападного характера. Здесь основным партнёром России выступает Китай. В США рост КНР и его сближение с Россией, пусть и далекое от полноценного военного союза, оцениваются в качестве вызова. Американская дипломатия рискует загнать себя в ситуацию двойного сдерживания Москвы и Пекина. В 2016 году этот риск явно обозначился в связи со сложностями вокруг спорных островов в Южно-Китайском море.
Серьёзные изменения происходят внутри самого коллективного Запада. 2016 год выплеснул наружу энергию социального протеста, которая долго копилась под спудом умеренной электоральной повестки и привычной риторики давно устоявшегося истеблишмента. Brexit и победа Дональда Трампа на президентских выборах в США стали символами таких изменений. Сам по себе референдум в Великобритании не несёт серьёзной угрозы Евросоюзу. Однако кумулятивный набор проблем ЕС столь высок, что он вынужден будет провести ревизию своих стратегий и механизмов. Вполне возможно, что такая ревизия будет сделана в сторону усиления роли брюссельской бюрократии, и тогда можно будет наблюдать растущее сопротивление этому со стороны государств-членов.
Победа Трампа на выборах в США также неизбежно приведёт к критической переоценке внешнеполитического наследия периода после окончания холодной войны. Конечно, его действия на международной арене вряд ли будут соответствовать острой предвыборной риторике. Однако серьёзные вопросы вызывает будущий курс Трампа в отношении КНР, его позиция по европейским и азиатским союзникам, перспективы диалога с Россией. Для российско-американских отношений победа Трампа открыла пусть небольшое, но окно возможностей, которого не было бы в случае победы Клинтон. В этом смысле 2016 год – время надежды на изменения к лучшему в отношениях с США, на минимизацию ущерба от обрушения отношений. Тем не менее говорить об их качественном улучшении в следующем году, по всей видимости, не придётся.
На Ближнем Востоке в 2016 году устоялись тенденции, заданные несколькими предыдущими годовыми циклами. Первая из этих тенденций – укрепление роли региональных держав. Прежде всего речь идёт об Иране и Турции. Вторая тенденция – способность сирийской правительственной армии при российской поддержке добиваться значительных успехов в борьбе с радикалами. Освобождение Алеппо показало решимость Дамаска и Москвы достигать крупных стратегических целей. Третья тенденция – сложность в достижении политического компромисса по Сирии. Политические урегулирование окончательно превратилось в задачу с призрачными перспективами. Четвёртая тенденция – расползание нестабильности по региону и сложности в решении существующих конфликтов за пределами Сирии. Симптоматично, что конфликт в Йемене или трудности в освобождении иракского Мосула от ДАИШ* находятся на периферии мировых СМИ. В этой хаотичной среде Россия в 2016 году смогла пойти на деэскалацию напряжения с Турцией. Гибель российского посла в Анкаре показала уязвимость перед террористами, но не смогла спровоцировать Россию и Турцию на новый виток напряжённости.
Несомненно, 2016 год запомнится и сюжетами в киберпространстве. Заявления американских официальных лиц, включая президента Барака Обамы, о вмешательстве российских хакеров с санкции Владимира Путина в американские выборы, равно как и угрозы ответных мер в отношении России, выглядят абсурдными. Особенно с учётом отсутствия каких-либо доказательств. Но подобные скандалы показывают, что киберпространство становится важной переменной в российско-американской дилемме безопасности и в растущей мере будут выступать дестабилизирующим фактором.
В сухом остатке 2016 год зафиксировал ситуацию стабильного сдерживания – ситуацию, в которой целый ряд игроков, включая Россию, уже воспринимают друг друга в качестве стратегического вызова, либо близки к этому. Стабильность пока гарантирует то, что мало кто готов на излишне затратную внешнюю политику. Но это не снимает рисков потери контроля над дилеммой безопасности с перспективой серьёзных конфликтов.
Источник: Valdaiclub/a>
