За прошедшие недели Россия и США продвинулись в главном, но это не отодвинуло их от края пропасти. Для каждой из двух держав принципиально важно не перейти черту, за которой прямой конфликт из выбора превратится в необходимость. Потому что тогда они действительно будут вынуждены действовать.
Значение масштабных кризисов оценивается историками по их результатам, и любая попытка подвести предварительные итоги дипломатического противостояния неизбежно сталкивается с могущественным ограничителем наших интеллектуальных усилий – неопределённостью будущего. Россия и США приближаются к пиковому значению столкновения интересов по поводу того, как должен выглядеть европейский международный порядок в предстоящие годы или десятилетия. Даже если всеобщая ядерная война не является для Москвы и Вашингтона рациональным решением, в ближайшее время стороны могут предпринять в отношении друг друга действия, идущие намного дальше того, что ещё недавно оставалось за пределами допустимого.
За прошедшие недели Россия и США продвинулись в главном, но это не отодвинуло их от края пропасти. Для каждой из двух держав принципиально важно не перейти черту, за которой прямой конфликт из выбора превратится в необходимость. Потому что тогда они действительно будут вынуждены действовать.
Значение масштабных кризисов оценивается историками по их результатам, и любая попытка подвести предварительные итоги дипломатического противостояния неизбежно сталкивается с могущественным ограничителем наших интеллектуальных усилий – неопределённостью будущего. Россия и США приближаются к пиковому значению столкновения интересов по поводу того, как должен выглядеть европейский международный порядок в предстоящие годы или десятилетия. Даже если всеобщая ядерная война не является для Москвы и Вашингтона рациональным решением, в ближайшее время стороны могут предпринять в отношении друг друга действия, идущие намного дальше того, что ещё недавно оставалось за пределами допустимого.
Это тем более вероятно, что в последние недели благодаря прежде всего инициативе России получено главное достижение украинского кризиса – стороны сделали первый шаг к тому, чтобы, возмущаясь поведением друг друга, признать фундаментальную природу существующих противоречий. Пока это может считаться самым важным и позитивным результатом, поскольку именно неспособность увидеть объективные причины конфликта исторически становилась ключевым фактором движения к всеобщей катастрофе.
Такое признание не является сейчас всеобщим и официальным, как это бывало прежде между империями далёкого прошлого. Соединённые Штаты как держава статус-кво не могут публично согласиться с тем, что противоречия носят объективный характер, а не являются столкновением личных интересов или ценностей лидеров. Хотя голоса в пользу того, что Запад должен принять во внимание российские озабоченности системного характера, звучат всё громче. Отдельные встречные предложения США уже направлены на устранение непринципиальных последствий несправедливости, проявляемой в отношении России.
Тем более что в современных условиях мнение одной из сверхдержав, пусть даже и поддержанное значительной группой её союзников, уже не является исчерпывающим для всего международного сообщества. Кризис разворачивается в других обстоятельствах по сравнению с наиболее близкой нам эпохой – второй половиной прошлого века. Глобальный баланс сил складывается из невероятного ранее количества факторов, и невозможно рассчитывать на победу, опираясь на исторический опыт. Повторение континентальной блокады или международной изоляции, как это было с СССР и его сателлитами, неизбежно споткнётся о факт, что главная держава Запада уже не является настолько всемогущим распределителем благ в глобальном масштабе.
Исторически причиной поражения великой державы, вынужденной проводить политику на грани ревизионизма и революционного поведения, было отсутствие могущественных союзников.
Какие бы цели Россия сейчас ни преследовала, она способна планировать будущее в условиях полного разрыва с Западом.
Даже в этом случае автаркия не является неизбежной, хотя придётся заплатить некоторым ограничением свободы манёвра с Китаем. Не говоря уже о том, что у США и союзников нет сопоставимых с периодом холодной войны возможностей контролировать остальной мир средних и даже малых держав. Уже одно это даёт надежду на мирное разрешение конфликта и начало движения к более устойчивому международному порядку.
Нас не должно вводить в заблуждение, что в центре претензий Москвы находятся конкретные вопросы материального характера, а именно: вероятность использования территории Украины в целях, противоречащих российским представлениям о безопасности. Территория является единственным объективным признаком современного государства и важнейшим ресурсом, который государства накапливают в преддверии неизбежного столкновения. Не случайно Россия называет стратегической целью возвращение инфраструктуры США и НАТО в Европе к границам 1997 г., то есть отведение её с рубежей опасной досягаемости до российских жизненных центров.
Все известные исторические примеры компромиссов между государствами, которые затем получали наименование «международный порядок», – это решение территориальных вопросов, сопровождавшееся большим или меньшим количеством процедурных завитушек. Заключительный акт Венского конгресса, считающегося с лёгкой руки Генри Киссинджера величайшим достижением по части создания устойчивого международного порядка, содержал колоссальный объём решений о принадлежности той или иной территории, что, собственно, и стало основой равной неудовлетворённости всех его великих участников.
Исключением были конференции по итогам Второй мировой войны, когда лидеры стран-победителей благословили создание нового международного института ООН. Хотя и здесь основное внимание уделялось не обсуждению статей устава (великие державы всё равно не собирались их исполнять), а разделу сфер влияния. США настолько настойчивы в своей трактовке принципов Парижской хартии 1990 г., потому что именно она – право государства определять способ обеспечения своей безопасности – решает в их пользу вопрос о принадлежности территорий, которые ранее контролировала Россия.
Однако во всех случаях прямой или завуалированный территориальный трансфер становился единственной материальной основой степени удовлетворённости держав возникавшим международным порядком. И если он был совсем несправедлив, заключённый мир оказывался перемирием. Поэтому для нас, собственно говоря, не имеет такого уж большого значения то, зачем России понадобилась формально внеблоковая Украина – в центре в любом случае была бы какая-то территория. Гораздо важнее, что сторонами признано: природа украинской проблемы разделяет, стало быть, известно, где нужно искать компромисс, который сейчас более вероятен, чем ранее, несмотря на непримиримость сторон. В результате дипломатического наступления России, глубинные мотивы которого необязательно нам известны, в международной политике возникла подвижность, которая требуется для действительно неординарных решений.
Но одновременно с этой радостной констатацией нужно признать, что ясность позиций сторон достигнута достаточно дорогой ценой.
Сложенные вместе прямые требования России и практически настолько же открытый отказ США удовлетворить их изменили международную повестку в сторону конфронтации больше, чем когда-либо со времён разгара холодной войны.
Для каждой из двух держав принципиально важно не перейти черту, за которой прямой конфликт из выбора превратится в необходимость. Потому что тогда они действительно будут вынуждены действовать, что допускает вероятность всеобщей катастрофы.
Несколько дней назад президент России убедительно обозначил, что именно стремление не пересекать эту черту в будущем является основной причиной настойчивости сейчас. Пока в Москве, кажется, не стремятся к массированному военному решению украинской проблемы, что было бы способно привести к моментальному завершению дипломатического диалога и поставить европейские государства в безвыходное положение. Это стало бы значимым препятствием для формирования в Европе международного порядка, при котором системное противостояние сочетается с отсутствием «железного занавеса».
Для президента Байдена опасность состоит в том, что угроза является гораздо более гипотетической и вероятность ошибочного решения не создаёт немедленных последствий для национальной безопасности. Именно о такой оценке угроз говорят масштабы американских военных приготовлений. И вряд ли Москва должна пытаться изменить это положение дел – для России гораздо выгоднее держать противника в относительно расслабленном состоянии. Повторение хрущёвского трюка с выводом угрозы непосредственно к основным жизненным центрам США сразу уничтожило бы запас времени, на который Россия может рассчитывать.
Вашингтон действует в гораздо более туманном окружении, чем Москва, и может, не желая этого, совершить действия, последствия которых окажутся необратимыми уже для его собственного международного реноме. Попытка экономической изоляции России приведёт к разрушению глобальной системы баланса сил, являющейся наиболее важным препятствием для отказа держав от самоубийственного поведения. Не случайно Россия и Китай настолько осторожны в продвижении к формально союзническим отношениям, что действительно поставило бы Соединённые Штаты в безвыходное положение.
Другими словами, за прошедшие недели Россия и США продвинулись в главном, но это не отодвинуло их от края пропасти. Китай, в свою очередь, хоть и оказывает Москве солидную дипломатическую поддержку, как и весь мир, не горит желанием оказаться свидетелем ещё более решительного столкновения ядерных сверхдержав. Предстоящие недели и месяцы станут, будем надеяться, долгожданной для многих стадией торга по поводу сохранения глобального баланса сил с минимальными потерями для его основных участников.
Источник: «Россия в глобальной политике»
