Если бы ДСНВ-3 прекратил своё существование 5 февраля 2021 года, система контроля над ядерными вооружениями была бы полностью демонтирована, после чего очевидно возник бы вопрос о жизнеспособности ДНЯО и ДВЗЯИ. К счастью, этого не произошло, пишет Евгений Бужинский, генерал-лейтенант запаса, кандидат военных наук, председатель Совета ПИР-Центра. По его словам, пора приступать к выработке нового реалистичного соглашения, не ставящего невыполнимые задачи в качестве предварительных условий.
После выхода США из Договора о ракетах средней и меньшей дальности и трудностей с продлением Пражского договора об ограничении стратегических наступательных вооружений (ДСНВ-3), возникших в период администрации Дональда Трампа, казалось, что почти пятидесятилетняя история контроля над ядерными вооружениями подходит к концу.
Если бы ДСНВ-3 прекратил своё существование 5 февраля 2021 года система контроля над ядерными вооружениями была бы полностью демонтирована, после чего очевидно возник бы вопрос о жизнеспособности ДНЯО и ДВЗЯИ.
Кроме того, разрушение данной системы, вполне вероятно, привело бы к неконтролируемой многосторонней гонке вооружений, включающей стратегические ракеты наземного и подводного базирования, ракеты средней дальности, нестратегическое ядерное оружие, а также космические ударные системы, кибер- и лазерное оружие и другие инновационные системы вооружений.
И как следствие, исчезло бы такое понятие, как стратегическая стабильность, основанная на транспарентности и предсказуемости, возросла бы угроза возникновения вооружённых конфликтов, которые вполне могли бы перерасти в глобальную ядерную катастрофу.
К счастью, описанный выше сценарий развития событий в сфере контроля над ядерными вооружениями не был претворён в жизнь.
Если бы ДСНВ-3 прекратил своё существование 5 февраля 2021 года, система контроля над ядерными вооружениями была бы полностью демонтирована, после чего очевидно возник бы вопрос о жизнеспособности ДНЯО и ДВЗЯИ. К счастью, этого не произошло, пишет Евгений Бужинский, генерал-лейтенант запаса, кандидат военных наук, председатель Совета ПИР-Центра. По его словам, пора приступать к выработке нового реалистичного соглашения, не ставящего невыполнимые задачи в качестве предварительных условий.
После выхода США из Договора о ракетах средней и меньшей дальности и трудностей с продлением Пражского договора об ограничении стратегических наступательных вооружений (ДСНВ-3), возникших в период администрации Дональда Трампа, казалось, что почти пятидесятилетняя история контроля над ядерными вооружениями подходит к концу.
Если бы ДСНВ-3 прекратил своё существование 5 февраля 2021 года система контроля над ядерными вооружениями была бы полностью демонтирована, после чего очевидно возник бы вопрос о жизнеспособности ДНЯО и ДВЗЯИ.
Кроме того, разрушение данной системы, вполне вероятно, привело бы к неконтролируемой многосторонней гонке вооружений, включающей стратегические ракеты наземного и подводного базирования, ракеты средней дальности, нестратегическое ядерное оружие, а также космические ударные системы, кибер- и лазерное оружие и другие инновационные системы вооружений.
И как следствие, исчезло бы такое понятие, как стратегическая стабильность, основанная на транспарентности и предсказуемости, возросла бы угроза возникновения вооружённых конфликтов, которые вполне могли бы перерасти в глобальную ядерную катастрофу.
К счастью, описанный выше сценарий развития событий в сфере контроля над ядерными вооружениями не был претворён в жизнь.
Новый президент США Джозеф Байден практически сразу после вступления в должность принял решение о продлении ДСНВ на пять лет практически на российских условиях, т. е. в том виде, в котором он был подписан в 2010 году. Единственное, чем американцы обусловили продление Договора, было начало переговоров по следующей договорённости в сфере ядерных вооружений, в ходе которых, очевидно, будут поставлены все те вопросы, которые предыдущая администрация ставила в качестве предварительных условий продления ДСНВ-3, а именно: привлечение к переговорам Китая, охват ограничениями новых видов ядерных вооружений, появившихся в арсенале Российской Федерации и, главное, охват ограничениями нестратегического ядерного оружия (НСЯО). В свою очередь, Россия также имеет свои озабоченности – это система глобальной противоракетной обороны США и американские планы по милитаризации космоса. В начале февраля стороны обменялись дипломатическими нотами о завершении внутригосударственных процедур и ДСНВ вступил в силу на очередные пять лет, до 5 февраля 2026 года.
Да, действительно, существующая система контроля над ядерными вооружениями является двусторонней, но лишь по единственной причине: ядерные потенциалы США и России несопоставимы с аналогичными потенциалами других стран – обладателей ядерного оружия. В то же время всё более популярной становится идея перевести эту систему в многосторонний формат.
Более того, некоторые весьма авторитетные эксперты утверждают, что в современных условиях стало невозможно контролировать новые виды вооружений и военных технологий, используя старые договоры и соглашения, которые должны быть заменены многосторонними форумами, на которых должны быть выработаны предпосылки для ядерного разоружения, упрочены основы ядерного сдерживания, транспарентности и предсказуемости. По их мнению, нынешний кризис в сфере контроля над вооружениями был неизбежен и не представляет большой опасности, можно существовать и без формальных соглашений в области ограничения и нераспространения ядерного оружия.
Имеют ли данные идеи шансы на реализацию в обозримой перспективе? Уверен, что нет.
Во-первых, многосторонний контроль над ядерными вооружениями, равно как и многостороннее ядерное сдерживание, крайне маловероятен в силу явного превосходства в ядерных вооружениях США и России, на долю которых приходится 92 процентов глобального ядерного потенциала (всего в мире насчитывается 14500 ядерных боеприпасов, включая находящиеся в резерве и в ожидании утилизации).
Во-вторых, фактически не существует такого понятия, как многостороннее ядерное сдерживание. Например, Индия и Израиль не озабочены размером и состоянием ядерных потенциалов России, США Великобритании и Франции. Индия озабочена ядерными возможностями Китая и Пакистана, а Израиль – ядерным потенциалом Пакистана и военной ядерной программой Ирана. Россия проводит политику ядерного сдерживания сил НАТО во главе с США и, возможно, Пакистана, но никак не Китая или Индии. Китай, в свою очередь, нацелен на ядерное сдерживание США и Индии, но не Пакистана и России.
В-третьих, создать многостороннюю систему контроля соответствующих арсеналов стран – обладательниц ядерного оружия практически невозможно, опять же в силу их явных диспропорций.
И наконец, в-четвёртых, началу многосторонних переговоров фактических обладателей ядерного оружия должно предшествовать признание, по крайней мере Индии и Пакистана (а возможно, и Израиля, и КНДР) в качестве ядерных держав в контексте ДНЯО.
Думаю, что существующая модель контроля над ядерными вооружениями себя окончательно не изжила.
Следует отметить, что на протяжении десятилетий договоры в области сокращения стратегических наступательных вооружений между США и СССР/Россией обеспечивали стратегическую стабильность, за счёт поддержания баланса ядерных потенциалов и обмена исчерпывающей информацией о состоянии и планах модернизации стратегических наступательных ядерных сил. Средствами достижения этой стабильности служили сотни инспекций на местах, переданных уведомлений о состоянии и транспортировке ядерных боеприпасов, а также обмен телеметрической информацией о проведённых пусках МБР и БРПЛ.
Наработанный опыт свидетельствует о том, что отсутствие данной информации неизбежно привёл бы к переоценке возможностей противоположной стороны и, следовательно, к количественному и качественному наращиванию собственных арсеналов. Считается, что в случае отсутствия договора Россия и США могут компенсировать отсутствие обмена информацией за счёт национальных технических средств. Однако возможности космической разведки довольно ограничены. Например, она не в силах определить количество боеголовок на МБР и БРПЛ.
После продления существующего договора стороны уже согласились приступить к консультациям по заключению нового соглашения с возможным охватом дополнительных видов вооружений.
Существует целый ряд вооружений, вызывающих озабоченность каждой из сторон возможной договорённости.
Прежде всего это крылатые ракеты воздушного, наземного и морского базирования с дальностью более 600 км, ударные системы космического базирования, гиперзвуковые планирующие блоки, ударные беспилотные летательные аппараты, а также необитаемые подводные ударные системы типа российского «Посейдона». Некоторые из них, например, российский гиперзвуковой планирующий блок «Авангард», могут быть сравнительно легко инкорпорированы в правила зачёта боезарядов, так как им планируется оснащать тяжёлые МБР «Сармат». Не должно быть проблематичным и включение общие потолки крылатых ракет воздушного базирования, что уже было предусмотрено положениями СНВ-1 и СНВ-2. Технически взаимоприемлемые решения могут быть найдены и для крылатых ракет наземного и морского базирования.
Сложнее обстоит дело с ударными космическими системами и ударными БПЛА, которые никогда не являлись предметом ограничительных положений каких-либо соглашений в области контроля над вооружениями. При этом что касается наступательных и оборонительных космических систем, то наибольшую озабоченность как России, так и США вызывают противоспутниковые системы, включающие в себя ракеты-перехватчики в неядерном оснащении, лазерные компоненты и компоненты радиоэлектронной борьбы. Основную угрозу данный вид вооружений представляет для систем предупреждения о ракетном нападении.
Ещё более сложным является вопрос с необитаемыми подводными системами – в силу того, что любые договорённости в сфере контроля над вооружениями основаны на принципах паритета и взаимности. Если подобная система есть у одной из сторон и отсутствует у другой, достижение взаимоприемлемой договорённости представляется проблематичным.
И конечно, совершенно особым видом вооружённой борьбы является кибероружие, достижение каких-либо ограничительных соглашений в отношении которого вряд ли возможно в силу целого комплекса организационных (невозможность определения государственного или негосударственного источника угрозы) и технических трудностей.
В завершение трудно не упомянуть ещё два вида вооружений, на ограничении которых настаивают Россия и США. Для России – это противоракетные системы и развёртывание боевых систем в космосе, для США – нестратегическое ядерное оружие. Ограничить один из указанных видов, не затрагивая другие, в обозримой перспективе вряд ли возможно. При этом наиболее сложным вопросом является ограничение НСЯО. Дело в том, что всё российское НСЯО находится на складском хранении, а американское частично – на складском, частично – в развёрнутом состоянии на авиабазах в пяти странах Западной Европы. Опыта контроля ядерных боезарядов, находящихся на складском хранении ни у России, ни у Соединённых Штатов нет. Более того, даже технически ни российские, ни американские специалисты чётко не представляют, как это можно сделать. Существуют различные теоретические варианты осуществления такого контроля, но они либо технически очень сложны, либо крайне затратны. Кроме того, в случае решения проблемы контроля боезарядов на складском хранении американцам пришлось бы либо выводить своё НСЯО на национальную территорию и там его складировать, либо допускать российских инспекторов на свои авиабазы в Европе.
Некоторые эксперты предлагают параллельно с переговорами о новом соглашении в области контроля над стратегическими наступательными вооружениями возобновить двусторонние консультации по вопросам стратегической стабильности, в ходе которых продолжить обсуждение доктринальных вопросов, включая взгляды сторон на применение ядерного оружия, в том числе и нестратегического, вопросы противоракетной обороны, стратегических высокоточных систем вооружения в обычном оснащении, гиперзвуковое оружие, возможную милитаризацию космоса и кибербезопасность.
В контексте непрекращающихся обвинений со стороны США в адрес России и Китая в хакерских взломах то одной, то другой системы государственного и партийного управления, сторонам просто необходимо договориться о запрете кибератак против объектов критической инфраструктуры, связанных с ядерным оружием: спутников связи, систем предупреждения о ракетном нападении, систем управления и связи.
Сейчас, после продления ДСНВ, сторонам необходимо приложить усилия для выработки нового реалистичного соглашения, учитывающего максимально возможное число озабоченностей сторон, но не ставящего невыполнимые задачи в качестве предварительных условий.
Источник: Международный дискуссионный клуб «Валдай»
