2018 международный год завершается новостями о выходе американских военных из Сирии. По словам президента США Дональда Трампа, Америка одержала победу над террористической группировкой «Исламское государство» (ИГ, запрещена в РФ.— “Ъ”), а с ее остатками может разобраться и Турция. Победу в Сирии празднует не только Дональд Трамп. О победе над ИГ
заявляли и в Москве, и в Тегеране, и в Дамаске. Но вопрос не в том, кто
действительно победитель в этой борьбе, которая на самом деле еще не
закончилась, а кто выиграет битву за политическое урегулирование в
Сирии. Любые военные успехи должны быть подкреплены политическими
шагами. А с этим у всех большие проблемы.
2018 международный год завершается новостями о выходе американских военных из Сирии. По словам президента США Дональда Трампа, Америка одержала победу над террористической группировкой «Исламское государство» (ИГ, запрещена в РФ.— “Ъ”), а с ее остатками может разобраться и Турция. Победу в Сирии празднует не только Дональд Трамп. О победе над ИГ заявляли и в Москве, и в Тегеране, и в Дамаске. Но вопрос не в том, кто действительно победитель в этой борьбе, которая на самом деле еще не закончилась, а кто выиграет битву за политическое урегулирование в Сирии. Любые военные успехи должны быть подкреплены политическими шагами. А с этим у всех большие проблемы.
Прежде всего речь о разногласиях между Россией и блоком западных стран во главе с США, которые весьма ревностно относятся к усилиям Москвы по политическому урегулированию в Сирии. Они не верят тому, что астанинский формат, в котором участвуют Россия, Турция и Иран, а также план Москвы по возвращению беженцев, работают на поддержку женевского переговорного процесса по Сирии под эгидой ООН. Они не верят, что Москва готова к компромиссам и сотрудничеству. И так было с самого начала российской операции в Сирии в 2015 году.
Давайте вспомним, под какими лозунгами российские вооруженные силы вступили в Сирию. Речь шла о создании глобальной антитеррористической коалиции, к которой Москва пригласила присоединиться Вашингтон и всех остальных. Но мы не могли не знать, что США никогда не согласятся присоединиться к нам, так как к осени 2015 года они уже год воевали в Ираке и Сирии во главе своей антитеррористической коалиции. С самого начала это была невыполнимая миссия. Последний год Россия и США мерились амбициями — кто больше уничтожил террористов, кто внес больший вклад в победу над ИГ. Россия действительно понимает необходимость сотрудничества с США по сирийскому урегулированию и стремится к нему. Но соперничество мешает диалогу.
Вторая проблема — это отношение сирийских властей к будущему урегулированию в Сирии. Сейчас они торжествуют, чувствуют себя победителями — и не только в войне с ИГ, но и в целом, ведь за минувший год президент Башар Асад установил контроль над большей частью территории Сирии. И поэтому они вообще не готовы обсуждать ни передачу власти, ни существенные изменения в конституции. Большой вопрос, способна ли партия «Баас» во главе с Башаром Асадом, которая привыкла единолично властвовать в государстве, принять не на словах, а на деле многопартийную систему, позволит ли она провести реально демократические выборы под наблюдением ООН. На этот счет есть большие сомнения, особенно если посмотреть, с каким высокомерием ведут себя сейчас представители сирийского руководства. И в этом частично есть наша ответственность.
Благодаря поддержке, которую Россия оказала Сирии, сирийские власти оказались на коне. И здесь кроется вызов для России: сможем ли мы достичь компромисса о будущем Сирии с ООН и западными странами, учитывая нежелание Дамаска идти на уступки. Я очень пессимистичен на этот счет, учитывая попустительство России сирийскому руководству.
Но без компромиссов и совместной работы невозможно добиться устойчивого политического урегулирования в Сирии. Иначе мы увязнем там надолго. Вопрос в том, как уйти и какой режим в Сирии нам нужен.
Россия должна четко понимать, что политическое устройство Сирии не может оставаться таким, как было до войны. Если все останется как раньше, это, в конечном счете, может привезти к новой дестабилизации. Все, что нам нужно,— режим, который бы не ставил под сомнение соглашение о нахождении в Сирии российских военных баз и соблюдал экономические интересы Москвы. При этом он не должен быть стопроцентно дружественным нам и одновременно антизападным. Сейчас, в отличие от времен биполярной конфронтации, на Ближнем Востоке нет ни стопроцентно прозападных, ни стопроцентно пророссийских государств. Все пытаются диверсифицировать свои связи. И так неизбежно рано или поздно случится в Сирии. К этому надо быть готовым.
