Отношения между Россией и государствами Центральной Азии представляют собой феномен в современной международной политике: продукт взаимодействия нескольких уникальных факторов, не требующий доказательств на концептуальном уровне. И дело тут не в общем наследии эпохи нашего совместного развития в составе одного государства.
Во-первых, речь идёт о подлинной общности географического пространства. Во-вторых, центральное место занимает отсутствие даже гипотетической вероятности того, что наши соседи в регионе будут на уровне своей государственной политики представлять угрозу для России. Поэтому наши отношения находятся за пределами нормальной международной политики, которая, согласно классическому определению французского политолога Раймона Арона «развивается в тени войны». Эти две аксиомы составляют прочную основу отношений, и на их фоне мы наблюдаем действие всего остального. Даже того, что может иметь серьёзное тактическое значение, но в любом случае остаётся вторичным для общей стратегической оценки ситуации. В первую очередь потому, что мы неизбежно рассматриваем все другие вопросы отношений между Россией и государствами региона через призму общей географии и отсутствия военной угрозы.
Отчасти это делает наше взаимодействие проще, помогает обрести устойчивую основу и уверенность в том, что самые драматические сценарии исключены. Россия и страны Центральной Азии уверены в том, что и в будущем смогут находить решения текущих задач в условиях, когда создание между ними чётких разделительных барьеров невозможно. Они также твёрдо исходят из того, что отношения являются фундаментально дружественными и не содержат в себе взаимного сдерживания, заставляющего международную политику во всех остальных случаях быть основанной на страхе. Отметим, что в первую очередь такой подход является определяющим для России, которая видит, судя по всему, в Центральной Азии регион, где невозможно даже теоретически представить возникновение государства или союза государств, ставящих антироссийские действия в центр своей внешнеполитической стратегии. Более того, в силу своего геополитического положения Центральная Азия не может рассматриваться, как пространство для развёртывания значительных сил и средств держав, намерения которых в отношении интересов безопасности России являются враждебными. Поэтому даже во второй половине позапрошлого столетия противоречия и тактические недоразумения между Россией и Великобританией не особо сказывались на общем характере отношений этих европейских империй.
Отношения между Россией и государствами Центральной Азии представляют собой феномен в современной международной политике: продукт взаимодействия нескольких уникальных факторов, не требующий доказательств на концептуальном уровне. И дело тут не в общем наследии эпохи нашего совместного развития в составе одного государства. Самые важные из этих факторов имеют более фундаментальный характер, пишет программный директор клуба «Валдай» Тимофей Бордачёв.
Во-первых, речь идёт о подлинной общности географического пространства. Во-вторых, центральное место занимает отсутствие даже гипотетической вероятности того, что наши соседи в регионе будут на уровне своей государственной политики представлять угрозу для России. Поэтому наши отношения находятся за пределами нормальной международной политики, которая, согласно классическому определению французского политолога Раймона Арона «развивается в тени войны». Эти две аксиомы составляют прочную основу отношений, и на их фоне мы наблюдаем действие всего остального. Даже того, что может иметь серьёзное тактическое значение, но в любом случае остаётся вторичным для общей стратегической оценки ситуации. В первую очередь потому, что мы неизбежно рассматриваем все другие вопросы отношений между Россией и государствами региона через призму общей географии и отсутствия военной угрозы.
Отчасти это делает наше взаимодействие проще, помогает обрести устойчивую основу и уверенность в том, что самые драматические сценарии исключены. Россия и страны Центральной Азии уверены в том, что и в будущем смогут находить решения текущих задач в условиях, когда создание между ними чётких разделительных барьеров невозможно. Они также твёрдо исходят из того, что отношения являются фундаментально дружественными и не содержат в себе взаимного сдерживания, заставляющего международную политику во всех остальных случаях быть основанной на страхе. Отметим, что в первую очередь такой подход является определяющим для России, которая видит, судя по всему, в Центральной Азии регион, где невозможно даже теоретически представить возникновение государства или союза государств, ставящих антироссийские действия в центр своей внешнеполитической стратегии. Более того, в силу своего геополитического положения Центральная Азия не может рассматриваться, как пространство для развёртывания значительных сил и средств держав, намерения которых в отношении интересов безопасности России являются враждебными. Поэтому даже во второй половине позапрошлого столетия противоречия и тактические недоразумения между Россией и Великобританией не особо сказывались на общем характере отношений этих европейских империй.
Вместе с тем наблюдатели высказывают опасения, что такая степень уверенности в незыблемом характере добрососедства может вести к соблазну недостаточно серьёзно относиться к текущим вызовам и проблемам тактического характера. Также это может провоцировать пренебрежение в отношении тех явлений, которые потенциально могут иметь разрушительный эффект для взаимного доверия. В частности, сейчас эксперты России и стран Центральной Азии обсуждают распространение взаимной негативной риторики в средствах массовой информации. Эти проявления, конечно, не несут в себе угрозы серьёзного взаимного отторжения или, хуже того, враждебности. Однако в сочетании с другими факторами они могут стать в будущем одним из препятствий для сотрудничества там, где оно действительно необходимо. Нельзя забывать и про деятельность тех сил, для которых дестабилизация в Центральной Азии является потенциально важным инструментом дипломатического взаимодействия не только с Россией, но и с Китаем. Мы не можем с уверенностью прогнозировать ход китайско-американского соперничества в будущем. И активное китайское присутствие в Центральной Азии, уже приносящее зримую выгоду для экономик региона, может только спровоцировать такие негативные вторжения.
Не говоря уже о том, что основанная на объективных факторах уверенность в завтрашнем дне ограничивает диалог и сотрудничество там, где нам было бы неплохо уже сейчас находить совместные решения для возникающих проблем. А также создавать общие подходы к оценке того, как эволюция государственности России и стран Центральной Азии сказывается на их способности к тому, чтобы на прочной основе наших отношений росло устойчивое сотрудничество. Именно этого ожидают от России и Центральной Азии наши общие соседи в Китае, Иране или Афганистане. Но также и другие крупные державы Евразии, в частности Индия.
Сегодня, когда сотрудничество России и стран Центральной Азии выходит на новый уровень, представляется важным обратить внимание на несколько вопросов, которые будут сопровождать его в ближайшем будущем. Один из них – управление рисками, связанными с объективными процессами развития общества. Эти процессы, как и связанные с ними внутриполитические события, являются результатом движения наших стран по пути консолидации государственности и её развития в меняющихся международных условиях. Они также отражают внутренние трансформации, неизбежно возникающие в качестве ответа на внешние вызовы, изменения социального и экономического характера, смену поколений государственных деятелей и многое другое.
Ни для кого не секрет, например, что в странах Центральной Азии процессы модернизации, экономической открытости, а также наращивания международного сотрудничества в сфере науки и образования сопровождаются определённой архаизацией общественного уклада. Отчасти эта архаизация является ответом на вызовы и соблазны окружающего мира, но также становится неизбежным следствием движения по пути самостоятельного принятия внутриполитических и внешнеполитических решений. От этого, на самом деле, не свободен сейчас практически никто, и Россия, конечно, не является исключением. Тем более что она сама на протяжении нескольких десятилетий идёт по пути строительства своей многонациональной и многорелигиозной государственности на непривычной республиканской основе. Кроме того, мы наблюдаем проявления архаизации в самом российском обществе, что становится, по мнению специалистов, реакцией на вызовы и тревоги современного мира, результатом объективных усилий государства по созданию для себя более прочной социальной основы.
Непосредственно связана с архаизацией общественного уклада общая для России и стран Центральной Азии проблема религиозного радикализма и экстремизма. Тем более в условиях, когда всё более активное включение в глобальную экономику повышает риски обнищания значительных масс населения. В Центральной Азии эти процессы могут усугубляться объективными проблемами изменения климата, недостатка воды и энергетическим стрессом. Государства региона, конечно, находятся в достаточно привилегированном географическом положении для того, чтобы испытывать серьёзные озабоченности по поводу трансграничных проявлений этого вызова: они не граничат с Турцией, Израилем и достаточно удалены от монархий Персидского залива. Никто из соседей стран Центральной Азии не рассматривает всерьёз их территории, как базу для развёртывания подрывной деятельности в своих геополитических интересах. Однако нельзя до конца исключать, что внутри самих стран региона могут возникать очаги экстремизма, проявления которого потенциально дестабилизируют положение. Особенно в случае возникновения для этого социально-экономических предпосылок. Для России этот вызов актуален, так как мы и сейчас сталкиваемся с проявлениями религиозного экстремизма на Северном Кавказе, находящемся достаточно близко к Центральной Азии. Поэтому взаимная доверительность и всестороннее обсуждение таких вопросов останутся в будущем важным направлением нашего сотрудничества.
Безусловно, одним из важнейших является вопрос управления трудовой миграцией, которая тесно связывает Россию и Центральную Азию, но становится в практических аспектах предметом определённых разночтений. Значение этого вопроса определяется, по меньшей мере, тремя его сторонами.
Во-первых, речь идёт о постепенном формировании в России системы управления этим явлением, представляющим из себя определённый вызов для всех обществ, сталкивающихся, в силу объективных причин, с необходимостью привлечения трудовых ресурсов из-за рубежа. Мы внимательно наблюдаем за опытом стран Европы и США, где миграционная проблематика стала в последние годы одним из центральных факторов внутриполитической жизни и, конечно, хотели бы избежать этого. Во-вторых, для трёх из пяти государств Центральной Азии (Киргизия, Таджикистан и Узбекистан) трудовая миграция в обозримом будущем останется одним из важнейших инструментов управления значительным демографическим ростом и одновременным ухудшением условий жизни, связанным с изменениями климата и водной проблемой. Мы не можем рассчитывать на то, что инвестиции в производственный сектор окажутся настолько значительными, что позволят сократить отток трудовых ресурсов или другие страны смогут принимать существенно больше мигрантов. В-третьих, цивилизованное управление этим вопросом на двустороннем или даже многостороннем уровне позволит решить важную политическую задачу: формировать между Россией и странами Центральной Азии отношения, качественно отличающиеся от тех, которые существуют между Европой и её бывшими колониями, либо США и зависимыми от них странами Латинской Америки.
Совместное обращение к этим важным сюжетам, связывающим Россию и страны Центральной Азии, необходимо в общем евразийском контексте. И это создаёт на будущее несколько вопросов, внимание к которым могло бы, как представляется, принести пользу для реализации интересов России и её соседей в регионе, как в области безопасности, так и при достижении важнейших национальных целей развития. Первый – насколько взаимодействие России и стран Центральной Азии может вносить вклад в безопасность Большой Евразии, понимаемую как свободу от вероятности внешнего дестабилизирующего воздействия? Второй – каким может быть вклад наших дружественных соседей, Китая и Ирана, в повышение стабильности и динамичное развитие центра Евразии? Третий – может ли сотрудничество России и стран Центральной Азии уже сейчас стать основой для общей региональной системы безопасности, которая не будет направлена против других регионов, станет действительно открытой и способной эффективно решать наши актуальные задачи? Поиск ответов на эти вопросы, намного более важные, чем многие текущие дискуссии, и станет, хочется надеяться, фундаментом для интеллектуального и политического взаимодействия добрых соседей.
Источник: Международный дискуссионный клуб «Валдай»
