Человечество лихорадит. Военно-политический кризис, разразившийся в Европе, привлекает всеобщее внимание, однако, если смотреть на происходящее в общемировом масштабе, он является лишь частью большой картины. Противоречия по поводу Украины и даже более широкий конфликт, связанный с системой европейской безопасности после "холодной войны", - элементы (отнюдь не главные) масштабных социально-политических изменений.
Председатель КНР Си Цзиньпин, расставаясь с президентом России Владимиром Путиным, не случайно заметил, что происходящие перемены - самые крупные за сто лет. Сто лет назад старый мир быстро уходил. Рушились империи, менялась структура обществ, прежние идеологии радикализовались, стремясь откликнуться на запросы людей либо направить их в нужное себе русло. Две мировые войны, экономический кризис мирового калибра, оживление всех возможных локальных конфликтов, социальные эксперименты, как правило, очень дорого обходившиеся народам, - все это приметы тех самых перемен, о которых вспомнил китайский руководитель. Переживать нечто подобное снова - врагу не пожелаешь. Все-таки теплится надежда на появление за истекшие десятилетия некоторых ограничителей, которые не допустят совсем уж крайностей - от ядерного оружия до способности более гибко реагировать на социально-экономические потрясения.
Человечество лихорадит. Военно-политический кризис, разразившийся в Европе, привлекает всеобщее внимание, однако, если смотреть на происходящее в общемировом масштабе, он является лишь частью большой картины. Противоречия по поводу Украины и даже более широкий конфликт, связанный с системой европейской безопасности после "холодной войны", - элементы (отнюдь не главные) масштабных социально-политических изменений.
Председатель КНР Си Цзиньпин, расставаясь с президентом России Владимиром Путиным, не случайно заметил, что происходящие перемены - самые крупные за сто лет. Сто лет назад старый мир быстро уходил. Рушились империи, менялась структура обществ, прежние идеологии радикализовались, стремясь откликнуться на запросы людей либо направить их в нужное себе русло. Две мировые войны, экономический кризис мирового калибра, оживление всех возможных локальных конфликтов, социальные эксперименты, как правило, очень дорого обходившиеся народам, - все это приметы тех самых перемен, о которых вспомнил китайский руководитель. Переживать нечто подобное снова - врагу не пожелаешь. Все-таки теплится надежда на появление за истекшие десятилетия некоторых ограничителей, которые не допустят совсем уж крайностей - от ядерного оружия до способности более гибко реагировать на социально-экономические потрясения.
В последние дни новости как будто специально подтверждают остроту напряжения. В Германии - крупнейшая забастовка за десятилетия, транспортники протестовали против ухудшения условий труда. Франция полыхает после того, как правительство решило повысить пенсионный возраст в обход парламентского голосования, поскольку большинства эта реформа не набирала. В Израиле - жесточайшее противостояние из-за намерения кабинета министров ограничить полномочия судебной системы - противники видят в этом попытку государственного переворота.
Понятно, что каждое из упомянутых событий имеет собственную предысторию и прямой связи между ними нет. Объединяет одно - все являются проявлениями болезненной общественно-политической трансформации. Вторая половина ХХ и начало XXI века были для мира в целом весьма комфортным временем. Это касалось общего геополитического устройства - сначала довольно прочный баланс на основе двухполюсного противостояния, потом - относительно устойчивая гегемония. Но и в социально-экономическом смысле прогресс был налицо.
После Второй мировой войны случились многочисленные позитивные изменения. Модель государства всеобщего благосостояния распространилась практически по всей Европе и даже Соединенные Штаты, где традиции социального обеспечения много скромнее, сильно продвинулись в этом направлении. По другую сторону "железного занавеса" тоже происходила "гуманизация" - задача повышения уровня жизни и потребительского разнообразия стала ставиться наравне с традиционными приоритетами обороноспособности. В "Третьем мире" исчезали колониальные владения, новые государства не всегда оказывались на высоте положения, но, по крайней мере, царили воодушевление по поводу обретаемой свободы и вера в будущее.
Конец "холодной войны" преисполнил новыми ожиданиями. "Свободный мир" наслаждался "мирным дивидендом" (сокращение военных расходов) и возможностью распространить свою экономическую экспансию на прежде закрытые пространства. Прежние социалистические страны, кто как мог, но использовал открытость, по крайней мере, для отдельных граждан возможностей стало заметно больше, чем прежде. Зачастую это шло в ущерб государственному потенциалу, но считалось, что таков как раз общий тренд - личность важнее. Наконец, бывший "Третий мир" старался извлекать и те, и другие преимущества. Многие страны Азии, например, много приобрели, благодаря глобализации. А жители государств, которые добились меньшего, делали выбор в пользу перемещения в благополучные страны Европы и Америки.
Обе периода имели одно общее - распространенное ощущение того, что завтра будет лучше, чем вчера. И как раз это теперь закончилось. Сейчас общепринято костерить политические элиты за непрофессионализм и низкое качество управления. Не оправдывая конкретных политиков, заметим, что нынешнему их поколению, воспитанному в тех самых довольно благоприятных условиях, выпало иметь дело со сдвигами тектонического характера. Исчерпание предыдущей финансово-ориентированной модели капиталистического хозяйства, коммуникационная революция, одним из важнейших результатов которой является ментальный разрыв между зрелыми и молодыми, технологические изменения с неизбежными последствиями для трудового рынка, старение населения в развитых странах и омоложение в проблемных - все это создает совершенно другие международные условия. К тому же взаимосвязанность мира не позволяет никому изолироваться от общего нестабильного фона, он в разных видах распространяется поверх государственных границ. Кстати, как и столетие назад, рост социально-политической активности масс приводит к радикализации политических групп. А поскольку классические партии и идеологии пребывают в глубоком кризисе, радикализация может принимать вполне архаические формы.
Будем брать пример с председателя КНР Си Цзиньпина, который видит в происходящих переменах приметы необходимого обновления. А с издержками как-нибудь справимся.
Источник: Российская газета
