Политический стриптиз, который мы наблюдаем на фоне пандемии коронавируса, малопривлекателен, хочется отвернуться
Вход
Авторизуйтесь, если вы уже зарегистрированы
(Голосов: 1, Рейтинг: 4) |
(1 голос) |
Заместитель министра иностранных дел Российской Федерации, член РСМД
Интервью заместителя Министра иностранных дел России С.А.Рябкова журналу «Международная жизнь»
Армен Оганесян, главный редактор журнала «Международная жизнь»: Сергей Алексеевич, давайте начнем с самой животрепещущей темы – коронавирус. США сегодня – лидер в антирейтинге по количеству заболевших и скончавшихся. А Президент США Дональд Трамп заявляет о претензиях к Всемирной Организации Здравоохранения (ВОЗ) и приостановлении ее финансирования. Как бы вы прокомментировали это заявление?
Сергей Рябков: Для меня главное то, что ВОЗ проявила себя в последние месяцы как центр притяжения всей информации, всех сведений, касающихся пандемии, как генератор рекомендаций, концептуальных подходов, платформа, где есть возможность анализировать всю совокупность данных и давать оптимальные рекомендации. Наверное, нет ничего идеального в мире, наверное, нет пределов совершенству, но сейчас задачи Организации - спасать жизни, помогать правительствам и системам здравоохранения в отработке оптимальных методик и реальных действий в борьбе с пандемией, в том числе социального дистанцирования, обеспечения карантинных режимов, самоизоляции и т.д. В этих условиях ставить вопросы политического характера, имеющие последствия для всей международной системы и подрывающие авторитет ВОЗ, – неправильно и несвоевременно. А уж действовать, как Вашингтон, приостанавливая финансирование, это по большому счету удар под дых. Недостойный прием.
А.Оганесян: Это серьезно может сказаться на работе ВОЗ?
С.Рябков: Конечно. Вообще все организации системы ООН испытывают дефицит бюджетных средств. Можно спорить о том, по каким шкалам, методикам рассчитываются национальные взносы, какова должна быть доля добровольных взносов, но лучше это делать в более спокойной обстановке, когда перед человечеством будут стоять не столь масштабные проблемы и приоритеты. А сейчас нужно сфокусироваться на консолидации всех усилий и расширении плоскостей сотрудничества и не подрывать, что называется, устои системы глобального управления в том виде, в каком она сложилась в последние десятилетия.
А.Оганесян: Еще одно заявление Д.Трампа. Он пригрозил санкциями тем странам, которые не эвакуировали своих граждан из США в условиях пандемии. Какова содержательная часть этого заявления и что может последовать?
С.Рябков: Мы с этим разбираемся. Подробностей мало, конкретики не хватает. Видим, что из США в последние недели поступают довольно противоречивые, не до конца понятные импульсы и сигналы, доминирует определенное стремление переложить на других ответственность за то, что там происходит, найти внешнего врага, попробовать переключить внимание собственной общественности и международного сообщества, по крайней мере, той его части, которая традиционно прислушивается к мнению Вашингтона, на некие «происки».
Предпринимаем максимум усилий для того, чтобы обеспечить всем российским гражданам, которые в этом заинтересованы, возможность вернуться на родину. Разумеется, и из США. Насколько эффективно это получается, вопрос другой. Мы работаем круглосуточно (это не преувеличение), без выходных, в теснейшей координации с многими федеральными органами исполнительной власти. МИД этому уделяет первостепенное внимание и будет уделять дальше. Поэтому какие-то политизированные претензии извне, конечно, могут выдвигаться, но они воспринимаются нами как претензии, не имеющие отношения к практической стороне дела. Именно так, наверное, мы будем смотреть и на дальнейшую конкретизацию того, что стоит за упомянутыми сигналами из Белого дома.
А.Оганесян: Американские нападки на ВОЗ некоторые обозреватели оценивают как попытку отвлечь внимание от того, что творится в системе здравоохранения Соединенных Штатов. Возможно, такая точка зрения не лишена оснований?
С.Рябков: Не хочу давать оценки тому, что творится в системе здравоохранения США, каковы подходы федерального правительства, правительств штатов к этой теме. По большому счету, это вопрос к специалистам. Для меня очевидно другое. США, несмотря на беспрецедентный характер стоящего перед ними вызова и на уникальность ситуации, с которой столкнулось все мировое сообщество, не в состоянии отрешиться от собственных представлений о том, что только они во всем всегда правы. Международное сообщество должно всегда следовать американским сигналам, а называя вещи своими именами - подчиняться тому, что формулируется в Вашингтоне. Нежелание американцев, их неготовность, неспособность преодолеть этот собственный политико-психологический барьер, взглянув на себя со стороны, наверное, один из первых уроков, который может быть вынесен из кризиса, связанного с COVID-19.
А.Оганесян: СергейАлексеевич,вспомним материал из газеты New York Times, в которой обвинили Президента России Владимира Путина ни больше, ни меньше в десятилетней дезинформации в сфере здравоохранения, которая якобы посеяла панику в США и способствовала распространению смертельных болезней. Также издание пишет про российскую дезинформацию, про RT и так далее. Но давайте по порядку - обвинение России в том, что она чуть не подорвала систему здравоохранения США.
С.Рябков: Это совершенно предсказуемо и ожидаемо. Мы думаем, что подобные «мелодии» будут исполняться и дальше на разные лады. Дело ведь не в New York Times или в целом в СМИ США. Дело в том, что ответственные политики в так называемом западном лагере повторяют без пауз, безостановочно все эти тезисы о дезинформации, о наших попытках посеять раздор и неуверенность, о нашем стремлении найти какие-то зазоры, вбить клинья или сделать еще что-то деструктивное из той же серии.
Хочу сказать, что нам очень хорошо видно, когда какая кампания запускается в западных правительственных кругах и западных СМИ. Пример: как только возник сюжет с оказанием Россией помощи Италии и США в связи с эпидемией, как только КНР продемонстрировала эффективность борьбы с вирусом и стала наращивать свое содействие многим государствам мира, мгновенно в определенных центрах (их принято напыщенно называть центрами стратегической коммуникации - они созданы и в гражданских, и в военных структурах по обе стороны Атлантического океана) начали отстукивать на клавиатурах директивы, как этому всему надо противостоять. Примитивность мышления тех, кто этим занимается в таких центрах, проявляется в том, что директивы пишутся «под копирку». Лексика, терминология, которая в них употребляется, - семантически американская, американо-британская. Поэтому человеку, не обладающему специальными навыками расследования в сфере «стратегической коммуникации», а просто читающему эти тексты, многое сразу становится понятно. Ничего кроме улыбки это не вызывает, потому что саморазоблачение тех, кто подобные вещи пишет, происходит на глазах.
Политический стриптиз, который мы наблюдаем на фоне пандемии коронавируса, малопривлекателен, хочется отвернуться. Пройдет время, настанут другие времена, люди столкнутся с другими проблемами, но мы все равно будем слышать те же «песни» о российской дезинформации, о том, что мы вбиваем клинья, что мы сеем неуверенность, что тот или иной авторитарный режим пытается заработать на чужой беде какие-то очки, получить геополитические выгоды.
Могу в пародийном ключе написать текст подобных директив, а потом мы с Вами сравним то, что будет написано мной, с тем, что эти «стратегические коммуникаторы» распространят по своим закрытым каналам связи в качестве инструкций, в том числе для использования через западные и прозападные СМИ, зачастую выполняющие в таких ситуациях функции сливных бачков.
А.Оганесян: Надо отдать должное Трампу, он оценил помощь, которую мы оказали. Россия поставила в США партию оборудования, средств борьбы с коронавирусом. В Италии была помощь и военными врачами. По поводу Италии такой критики в соцсетях не было, а в адрес нашей помощи США была - мы и сами можем нуждаться в медицинской технике и санитарных средствах, а мы помогаем американцам. Вопрос: какова была логика российской стороны, когда она принимала данное решение об оказании помощи?
С.Рябков: Логика очень проста. Мы понимали, что в США и конкретно в г. Нью-Йорк штата Нью-Йорк приближается пик распространения инфекции. Соответственно, пациентам, врачам, медперсоналу понадобятся очень большие объемы соответствующих изделий, включая оборудование, санитарные средства. Посчитали правильным протянуть руку помощи, направив туда значительный объем подобного рода продукции. Сделали это бескорыстно. Мы не обусловливали это встречными требованиями или просьбами. С признательностью приняли к сведению американское предложение о том, что если нам со временем понадобится помощь, в том числе связанная с потребностью в аппаратах ИВЛ, тогда США, если к тому времени в должном объеме там будет налажено производство таких устройств, придут нам на выручку.
Это образцы взаимопомощи в тяжелых ситуациях. Примешивать сюда какие-то привходящие соображения, «мерить» все собственными представлениями о том, что хорошо, а что плохо, исходя из геополитики, идеологии, неправильно. Мы сейчас находимся в беспрецедентном кризисе, связанном с тем, что происходят человеческие трагедии, рушатся судьбы, люди уходят из жизни. Причем тут какие-то расчеты, какая-то пропаганда? Безответственно и недостойно в таких категориях обсуждать то, что должно казаться вполне естественным и правильным любому нормальному человеку.
А.Оганесян: Есть еще одна тема для нас очень важная - это снос в Праге памятника маршалу Коневу, который освобождал Чехословакию от фашистов. Посол России в США Анатолий Антонов сообщил, что имеется информация, что в комиссии по иностранным делам палаты представителей Конгресса США поддержали эту акцию. Более того, был прослежен след к частной организации, которая подготовила доклад в поддержку сноса памятника. Вам не кажется странным, что в США прикладывают руку к тому, что происходит в Праге?
С.Рябков: Совсем нет. В действиях не только американских законодателей, но и представителей исполнительной власти США в последние годы заметно стремление разыграть карту переписывания истории в свою пользу. Есть немало примеров осознанного, преднамеренного занижения роли Красной Армии в победе над общим врагом в годы Второй мировой войны. Мы видим поддакивание тем, кто вопреки решениям Нюрнбергского трибунала, всех последующих решений на эту тему пытается поставить на одну доску Москву и Берлин, когда обсуждается вопрос об «ответственности» за развязывание Второй мировой войны и так далее.
Активно действуют те самые «стратегические коммуникаторы», которые, когда их «прищучишь», начинают стенать, что опять приходится иметь дело с российской пропагандой и российским стремлением вбить клин, посеять недоверие в западных странах между властями и населением, да и между самими этими странами. «Коммуникаторы» прячутся как вампиры от солнечного света, когда видят, что их происки нам понятны.
Так что в ситуации с памятником не обошлось без вредоносного влияния из США, это факт. И наш посол совершенно справедливо обращает на это внимание.
А.Оганесян: Недавно Генри Киссинджер написал, что сейчас мы живем в эпохальный период. Историческая задача для лидеров - справиться с кризисом, в то же время строя будущее. Неспособность сделать это может воспламенить мир.
Поскольку Киссинджер не расшифровал, что он имел в виду под таким ярким сравнением – «воспламенение мира», - то тут сразу вырисовывается картина апокалипсиса. А какие риски для мирового устройства после окончания пандемии видите вы?
С.Рябков: Думаю, что уважаемый доктор Киссинджер анализирует именно то, что сейчас заботит очень многих экспертов в сфере международных отношений. Мир на развилке - пойдет ли он после пандемии дальше по пути глобализации или же повернется в направлении регионализации, восстановлении национальных суверенитетов в разных областях. Это один из ключевых вопросов.
Второй не менее существенный вопрос – какова цена происходящего для мирового хозяйства и экономик отдельных государств и их групп. Абсолютизация санитарных норм, жесткая «диктатура врачей» не слишком ли дорого обходятся мировой экономике? Не будут ли чрезмерными потери, особенно ущерб для бедных, говоря обобщенно, в разных странах мира, для тех обездоленных, у кого нет своих «подушек безопасности»?
Третий вопрос, который, думаю, заботит мэтра дипломатии и влиятельного мыслителя, это то, как соотносится нынешняя практика правительств и крупных компаний по электронной слежке за деятельностью людей с правозащитными нормами и принципами. Как «антикоронавирусная цифровизация» соотносится с тем, что западное сообщество традиционно преподносило в качестве незыблемой основы существования цивилизации – основными свободами и правами человека?
Думаю, что убедительных ответов на эти вопросы нет ни у правительств, ни у экспертов. Человечество выйдет из пандемии другим, по крайней мере, ментально преображенным. Дай Бог, чтобы экономические последствия оказались быстро преодолимы и период выхода из надвигающейся, уже неминуемой, рецессии был относительно коротким.
Хотел бы к этим темам добавить еще одну – роль и ответственность СМИ, социальных сетей. Скорость распространения новостей, можно сказать, сравнялась со скоростью света, т.е. перемещения электромагнитного импульса в пространстве. Степень воздействия на сознание этого информационного потока, в котором пользователь, т.е. потребитель зачастую с трудом может разобраться, огромна. Общественное и индивидуальное сознание должно быть весьма стрессоустойчивым, чтобы это все «переваривать». То есть в период эпидемии помимо гигиены верхних дыхательных путей и верхних конечностей нужна и «гигиена мозга».
Что касается глобализации или регионализации, то, по моему мнению, соперничество различных центров силы, по крайней мере в среднесрочной перспективе, к сожалению, усилится. Мы не увидим в прямом смысле слова гармонизации международных отношений. Не произойдет этого и в мировом хозяйстве.
А.Оганесян: Не один год в экспертных кругах шла речь о кризисной ситуации в мировой экономике…
С.Рябков: Да. Давайте вспомним, что задолго до событий 2020 года в мире циркулировали многочисленные исследования, проводилось немало обсуждений на разных площадках по вопросу о том, когда могут «схлопнуться» финансовые пузыри на биржах, что делать с запредельной закредитованностью мирового хозяйства, включая частный сектор, как выходить из всего этого. И правильно ли, что в странах Запада реальное производство и реальный сектор не просто начинают отставать от сектора финансов, услуг и вообще всего сервисного направления, но они уже в разы меньше с точки зрения вклада в ВВП. Велись разговоры, что «черный лебедь» обязательно появится и тогда жизнь сама распорядится, расставит точки над «i» по этим и многим другим вопросам.
Так и происходит. Но внятных ответов на упомянутые вопросы
по-прежнему нет. Пока лишь заметно, что большинство стран идет по пути максимального смягчения последствий для разных секторов экономики – как системообразующих, так и малого и среднего бизнеса. По сути дела, это стало всеобщей заботой, и правительство каждой страны в меру своих возможностей, в том числе финансовых, старается данную задачу решить.
Думаю, что в любом случае одним из уроков происходящего станет сдвиг настроений элит во многих странах, чтобы «поджаться» с точки зрения собственных непроизводительных трат и в определенной степени сфокусироваться на производстве и других социально значимых областях. Повсеместно будут прияты решения по существенному укреплению систем здравоохранения, созданию резервов, в том числе материальных. Будем надеяться, что после окончания пандемии оправдается известная формула о непопадании снаряда в ту же воронку. Однако сам масштаб нынешнего бедствия, видимо, заметно повернет политический компас правительств.
А.Оганесян: Складывается впечатление, что сейчас все занялись своими внутриполитическими проблемами - борьбой с пандемией - и внешняя политика ушла как бы в самоизоляцию. Так ли это?
С.Рябков: Внешняя политика не просто не ушла в самоизоляцию, она является неотъемлемой функцией любого государства, и в нынешних условиях она отрабатывается с удвоенной энергией. Межправительственные контакты на время в подавляющем большинстве перешли в плоскость виртуальную. Но это означает лишь то, что применяются определенные технологические приемы. Работа ведется на всех уровнях, и не всегда, кстати, виртуальная форма работы облегчает задачу. Мы на своем опыте видим, что во многих случаях очень не хватает личного контакта, который эффективнее и продуктивнее разговоров «на удаленке». И не только потому, что не все можно обсуждать по телефону или по видеоканалу, но еще и потому, что живой контакт, непосредственная реакция человека очень многое дают в плане правильного выстраивания беседы. И подчас нахождение решения возможно только с учетом того, что наши англоговорящие коллеги называют bodylanguage.
А.Оганесян: В результате целого ряда переговоров лидерам ряда стран удалось достигнуть договоренности по сокращению добычи нефти. Подобная сделка с участием такого количества стран, не входящих в ОПЕК+, не имеет прецедента. Однако, возникает вопрос – это гарантия успеха или, напротив, признак ненадежности новой схемы?
С.Рябков: Не владея пониманием процессов на энергорынках и слабо представляя себе, как функционирует, например, связка отложенного спроса с текущим предложением и договоренностями по его сокращению, все же рискну сказать, что найденные решения - это прежде всего отражение очень мощной политической воли, которую проявили лидеры ряда государств – России, Саудовской Аравии, США и других стран, - с тем, чтобы стабилизировать ситуацию. Что произойдет в дальнейшем? Ограничусь, наверное, предположением, что это во многом будет зависеть от уровня цены, вокруг которой будет колебаться «бочка» нефти через какое-то время. В зависимости от ценового тренда мы увидим либо новые проявления политической воли, то есть решимости действовать в формате ОПЕК++ мощно и консолидированно, либо у некоторых участников этого процесса, как это случалось в прошлом, на передний план опять выйдут некоторые другие приоритеты и собственные представления об оптимальном реагировании на происходящее. Пока, видимо, найден сбалансированный подход. В целом рынки отреагировали на достигнутые договоренности с осознанием их значения для всех производителей.
А.Оганесян: США при этом сделали такой впечатляющий жест, когда часть обязательств Мексики по сокращению добычи нефти взяли на себя. Такой «аттракцион неслыханной щедрости» - ведь Д.Трамп известен своим прагматизмом. Что это было?
С.Рябков: Известно, что американская нефтегазодобывающая отрасль развивается и функционирует в значительной мере по своим собственным законам и правилам. Отклонение от них для американских нефтяников и газовиков всегда большая проблема. Подробности того, как вырабатывалась недавняя сделка в формате ОПЕК++, мне неизвестны. Думаю, что определенные проговоры ситуации с представителями Мексики имели место. Но возмещение тех или иных квот, которые сокращаются, - это что-то уникальное с точки зрения функционирования всей совокупности договоренностей. Вряд ли стоит вести речь о благотворительности с американской стороны. Наверное, все же определенный расчет и понимание того, как те или иные шаги на нынешнем отрезке скажутся в дальнейшем на динамике цены и на объемах производства, у наших американских коллег (так же как и у мексиканских) имеются. Договоренность могла состояться только в том случае, если был найден общий знаменатель - баланс интересов.
А.Оганесян: Предвыборная кампания в США в разгаре. Джо Байден выбран кандидатом от демократической партии. Фигура нам хорошо известная, в частности по антироссийской риторике, которая присуща этому политическому деятелю.
С.Рябков: А кому она там не присуща?
А.Оганесян: Вы правы, каждый немного заражен этим вирусом.
С.Рябков: Кто-то переносит его бессимптомно, в легкой форме. Но контагенозность в любом случае очень высокая.
А.Оганесян: Байден - в тяжелой форме. Как, на ваш взгляд, ситуация с коронавирусом и неизбежный после пандемии экономический спад отразятся на президентской кампании в США?
С.Рябков: Эпидемия больно ударила по американской экономике. Многие показатели, которые действующей администрацией записывались в актив своей работы по экономической повестке дня, в ближайшие месяцы будут совсем другими. По ряду важных аспектов экономика США уйдет в минус. Думаю, что и действующая администрация, и ее оппоненты это прекрасно понимают. С другой стороны, мы видим многоплановые усилия американского руководства по выведению страны из эпидемии, по «перезапуску» хозяйства. Мы видим результаты опросов общественного мнения, видим оценки, которые выставляются американцами властям.
На данном этапе браться за прогнозирование итогов выборов было бы предельно безответственно. Это в принципе неблагодарное занятие, особенно для людей со стороны. Возвращаясь к надоевшей Вам теме «стратегических коммуникаторов», могу предположить, насколько внимательно они отслеживают нечто в комментариях российских представителей, что можно было бы препарировать и преподнести как «вмешательство в американские внутренние дела». Давайте лишим их этого удовольствия, поставим точку.
А.Оганесян: Недавно МИД России выступил с заявлением по поводу 10-летия договора между Россией и США по сокращению стратегических наступательных вооружений. Каковы перспективы продления этого договора?
С.Рябков: Договор действует до 5 февраля 2021 года. Перспективы продления ухудшаются. Наши напоминания американцам о том, что этим надо заниматься, к сожалению, результата не дают. Сначала они нам говорили, что все требуемое в межведомственном формате для такого решения в Вашингтоне далеко не завершено, потом началась эпидемия. Наверное, есть связанные с ней трудности. Мы это понимаем. Но вопрос как не решался, так и не решается.
А.Оганесян: Почему США хотят, чтобы к этому соглашению присоединился Китай? И какова мотивация Пекина, который отказывается от участия в подобных переговорах?
С.Рябков: Это очень интересный вопрос, и хорошо, что вы его обозначили, потому что ряд аспектов такой «подачи» со стороны США для нас по-прежнему непонятен. Мы не получили от американских коллег разъяснения, как они вообще мыслят «технологию» подключения Китая к договору. В равной мере мы не можем понять, что они имеют в виду, когда говорят, что этот договор «не покрывает новейшие российские вооружения» и соответственно вопрос о продлении зависит в том числе от того, как может быть решена данная «проблема».
Договор нельзя переписать. Если бы кто-то решил этим заняться, получился бы совершенно другой документ. И в любом случае такой текст нельзя «переписать» в течение нескольких месяцев, остающихся до прекращения действия ДСНВ.
Постановка вопроса о Китае - это колоссальный политический вызов, это очень сложный, объемный сюжет. Даже просто с точки зрения методики работы, дипломатии как профессии это невыполнимая задача.
Вообще одна из проблем американской внешней политики последних лет в том, что на публику бросается некий лозунг, выдвигается какая-то идея, а затем вся американская позиция сводится к повторению этого лозунга, этой идеи. Мы это видели на протяжении долгого времени в отношении так называемой ядерной сделки с Ираном. Объявляется, что нужна «новая сделка», выдвигается набор требований к оппонентам США, но как достичь «сделки» и в чем она должна состоять, никто не знает. Не уверен, знают ли сами авторы подобных лозунгов и идей, чего они хотят добиться и каким образом. То же самое с ДСНВ.
Мы с большим уважением и пониманием воспринимаем логику китайской стороны о том, что она не готова участвовать в такого рода переговорах. Эта логика в моем понимании замыкается на несколько непреложных, неоспоримых тезисов. Один из них: Китай по своему потенциалу в этой сфере существенно позади России и США. Второй тезис: есть более простой и приемлемый путь движения вперед в сфере обеспечения стратегической стабильности. Это продление договора, то есть то, что предлагается российской стороной. Мы солидарны с Китаем в том, что прежде чем браться за какие-то сомнительные и вряд ли достижимые цели, лучше в качестве первоочередного шага сохранить то, что есть. В погоне за журавлем не упустить синицу.
А.Оганесян: Сергей Алексеевич, есть ли все-таки «свет в конце тоннеля»?
С.Рябков: В конце прошлого года мы направили американским коллегам ноту с предложением продлить договор в том виде, как он есть. Сделали это без каких бы то ни было предварительных условий, выполняя то, что нам поручено Президентом РФ. Ответа нет.
Если бы мы, к примеру, получили ответную ноту, где было бы сказано: «США согласны продлить договор при условии а) что его стороной станет Китайская Народная Республика, б) что в договоре будут содержаться такие-то дополнения», то мы бы ответили, что такое продление договора невозможно в силу причин, о которых я уже упомянул. Мы не можем взять и просто в угоду американским представлениям о чем-то эти условия выполнить. Мы предлагаем продолжить обсуждение, но в спокойной обстановке, и в течение пяти лет, если ДСНВ будет продлен, договориться о том, что может прийти на смену этому Договору.
Все же хочется верить, что в Вашингтоне не окончательно похоронили саму идею контроля над вооружениями как средства обеспечения национальной безопасности.
В последнее время в США были любопытные выступления официальных лиц, появились и небезынтересные документы, в том числе дискуссионного плана. Администрация США, похоже, приступила к концептуальным спорам со своими оппонентами внутри страны, с так называемыми левыми - the Left - по вопросу о том, есть ли вообще будущее у контроля над вооружениями. Я не очень знаю, кто такие эти левые в США, и как их «левизну» померить в отношении правых? С кем их сравнивать? C теми, кого раньше называли «неоконами»? Представители администрации могут с этими the Left что угодно обсуждать. Могут даже начать с ними договариваться о новом режиме в сфере СHB. От этого левые в Пекине или какие-то консерваторы в Москве, называйте их как угодно, не станут ближе к той договоренности, которую хочет выработать нынешняя американская администрация.
Еще два слова на эту тему. Что касается ситуации с нашими новыми системами вооружений. Неоднократно говорилось американцам, что две из них - «Авангард» и «Сармат» - могут быть введены в поле договора. Одна из них уже была продемонстрирована американцам.
Что касается трех других, мы открыты к обсуждению ситуации, связанной с ними. Но это может осуществляться только и исключительно в рамках обсуждения всей совокупности вопросов, касающихся обеспечения стратегической стабильности. То есть здесь мы должны сфокусироваться, прежде всего, на тех программах, проектах американской стороны, которые вызывают у нас озабоченность. Это их глобальная противоракетная оборона, перспектива выведения американцами ударных средств в космос, программа быстрого глобального удара и множество других вопросов. Будем также учитывать фактор дисбалансов в сфере обычных вооружений. Без этого вывести общее уравнение в области стратстабильности не получится.
Американцы не хотят нас слышать, когда мы объясняем, почему это важно. Они высокомерно, менторски заявляют, что отныне и навеки США будут вести диалог только о тех решениях в сфере контроля над вооружениями, которые укрепляют их собственную безопасность. Как будто до сих пор они по-другому действовали. И как будто у нас в этом процессе есть какой-то другой интерес, кроме обеспечения собственной безопасности.
А.Оганесян: Сергей Алексеевич, ДСНВ нужен как база? Все остальное можно наращивать, могут быть отдельные договоренности, но для начала нужно сохранить ту базу, которая у нас есть?
С.Рябков: Вариантов дальнейшего движения, наверное, несколько. Это вопрос на будущее. Предвосхищать его решение сейчас неправильно. Еще раз: мы не понимаем, заинтересованы ли американцы в сохранении контроля над вооружениями как инструмента обеспечения безопасности или не заинтересованы.
А.Оганесян: Одно уточнение. Ракеты «Минитмен», созданные в 1960-е годы, с тех пор не модифицировались. Они могут представлять боевой потенциал или они устарели?
С.Рябков: Это один из неотъемлемых элементов американской стратегической ядерной триады. Ракеты шахтного базирования обладают очень серьезным потенциалом разрушительного действия. Уверен, что соответствующие американские структуры заботятся о том, чтобы они были в боеспособном состоянии. В этом у нас нет никаких сомнений. Возраст
изделия - одно, а функциональная боеготовность – другое. Например, стратегические бомбардировщики B-52 вообще почтенного возраста, тем не менее, они активно используются американцами, в том числе в рамках выполнения неядерных миссий. Пока нет признаков того, что они будут сниматься с вооружения. Наоборот, мы слышим разговоры о том, что они будут модернизироваться и как платформы доставки тех или средств поражения будут использоваться и дальше. Мы видим в целом масштабнейшую программу перевооружения стратегических ядерных сил США, рассчитанную на многие годы с огромными ассигнованиями. Все это учитывается в нашем собственном военном планировании.
А.Оганесян: На фоне бушующей в мире пандемии коронавируса нет ли намерений начать глобальные переговоры о борьбе с такими биоугрозами в будущем?
С.Рябков: Хотел бы разбить этот вопрос на две составляющие. Первая – это конвенция о запрещении биологического и токсинного оружия, которая не имеет надлежащего механизма проверки. Россия давно и последовательно выступает в пользу разработки верификационного протокола к этой конвенции. В свое время, когда такой протокол был готов больше чем на 90%, США в одностороннем порядке вышли из переговоров. Работу не удалось завершить.
У нас есть множество идей и предложений, как повысить эффективность этой конвенции и какие меры международное сообщество могло бы предпринимать в порядке взаимопомощи в ситуациях, когда страны испытывают стрессы, связанные с теми или иными биоагентами, назовем их так. Как ситуацию с коронавирусом приложить, применить, преломить к этим нашим усилиям? Вопрос, конечно, суперактуальный. Мы этим будем заниматься.
Вторая составляющая - международное медико-санитарное сотрудничество и наращивание потенциала взаимодействия в этой сфере. ВОЗ - та площадка, где такие дискуссии нужно вести, и они будут проводиться. Для этого есть весь подходящий инструментарий.
А.Оганесян: Как обстоят дела с возвращением российской собственности, которая была в свое время арестована и по сути дела отторгнута США еще при президенте Б.Обаме?
С.Рябков: Мы в этом вопросе, к сожалению, не добились от американской стороны нужных результатов. Она продолжает противозаконно удерживать нашу захваченную собственность без внятной мотивации, без каких-либо объяснений, отказывая нам даже в доступе на эти объекты, в доступе наших сервисных бригад, которые должны просто проверить, что там творится и не допустить, чтобы эта собственность приходила в полный упадок.
А.Оганесян: Недавно вы приняли участие в обсуждении с американцами вопросов ответственного поведения в космосе. Как в этом контексте оцениваете решение президента Д.Трампа о праве американцев на коммерческое использование Луны и разработке ее ресурсов?
С.Рябков: МИД высказывался на эту тему. Нас тревожит стремление администрации США явочным порядком устанавливать собственные правила в данной сфере. Исходим из непреложности положений Договора о космосе 1967 года, стороной которого являются и США. Считаем, что коллективная выработка норм и правил в сфере использования космических ресурсов, как и в области обеспечения долгосрочной устойчивости космической
деятельности – оптимальный путь. Есть формат, подходящий для этого - Комитет ООН по космосу. В его рамках существуют подкомитеты - юридический, научно-технический - где следует отрабатывать сюжеты такого рода.
И российская делегация активнейшим образом участвует в соответствующей деятельности, вносит конкретные предложения. Не всегда эти предложения получают позитивный отклик со стороны американских коллег, потому что наши предложения ориентированы целиком на совместный поиск решений общих проблем и определение таких рамок для работы, которые были бы недискриминационны по отношению к кому бы то ни было. Не воплощали бы в себе, что называется, претензии на беспрекословное «лидерство», как это заведено у американцев.
В упомянутом Вами указе Президента США содержится призыв к частному сектору объединяться под американскими знаменами и двигаться в направлении освоения природных ресурсов на Луне. В некоторых кругах именно то, что в данный период, когда повсеместно идет борьба с коронавирусом, принимаются подобного рода решения, было расценено как попытка «под шумок» продвинуть определенные интересы, чтобы потом услышать меньше критики.
Мы же будем работать на основе положений упомянутого договора, содействуя поиску коллективных решений.
А.Оганесян: Вообще этот сюжет напоминает те картины, которые нам живописал Джек Лондон во времена освоения Клондайка... Но перейдем к другому вопросу. В зону вашей ответственности в МИД входят не только российско-американские отношения, но и Латинская Америка. 27 марта власти США назначили награду за поимку президента Венесуэлы Николаса Мадуро в 15 миллионов долларов. А «головы» других высших чиновников Венесуэлы американцы оценили в несколько меньшие суммы. Всех американцы обвинили в «наркотерроризме». Будут ли сейчас США нагнетать обстановку вокруг Боливарианской республики и добиваться смены режима любой ценой, как об этом ранее открыто говорил госсекретарь Майкл Помпео?
С.Рябков: Все это противозаконно. Мы выступили резко против этого шага США. Считаем, что правительство Н.Мадуро – единственно законная власть в Венесуэле. Мы продолжаем взаимодействовать с ним по различным направлениям. Попытки подтянуть какие-то американские внутренние решения, акты, документы в сфере борьбы с наркоторговлей под задачу смещения законной власти в Каракасе категорически неприемлемы. Это свидетельство того политического и интеллектуального падения, которое наблюдается в латиноамериканской политике США в последние годы. Это из того же разряда, как открытое объявление задачи вернуть «доктрину Монро» в качестве основы, в качестве поведенческой модели США на латиноамериканском направлении.
Ладно бы дело ограничивалось такого рода объявлениями, но предпринимаются практические шаги по нагнетанию напряженности, например, в виде так называемых антинаркотических учений в Карибском
море - с привлечением сил и средств флотов целого ряда государств. И США там играют ведущую роль. Это проекция силы в прямом смысле слова на Венесуэлу, попытка поиграть на нервах.
Здесь стоит обратить внимание американских коллег на то, что когда они пытаются бравировать своим знанием основ международного права, преломляя это свое знание к тем или иным действиям других государств, - неплохо бы им для начала задуматься, как подобного рода шаги в отношении Венесуэлы соотносятся с фигурирующим в международном праве отказом от угрозы силой. Не только от применения силы, которое возможно только с санкции СБ ООН или в порядке самообороны, но и от угрозы силой. Это один из ключевых принципов международного права.
Тем не менее, США сплошь и рядом прибегают к угрозе силой. Я, конечно, понимаю, что для США их собственная сила – это сила добра, а любая другая сила, которая не находится рядом с ними в одной шеренге или хотя бы «на подтанцовке», в обозе, подпевая и аплодируя, - это сила зла. Но подобного рода разделение мира на своих и чужих просто неприлично, особенно с учетом всего того, что прошла цивилизация за последние десятилетия и столетия.
А.Оганесян: А как вы оцениваете решение «Роснефти» о продаже своих дочерних компаний в Венесуэле российскому государству?
С.Рябков: Мы не видим здесь ничего, кроме функционирования экономоператора - крупнейшей нашей нефтяной компании - в меняющихся условиях. Это не вопрос о направлении тех или иных политических сигналов. Абсолютно нет. Это переформатирование работы в соответствии с меняющимися условиями. Компания выпустила внятный и подробный пресс-релиз на эту тему. Исходим из того, что все задействованные российские структуры и наши венесуэльские партнеры полностью в курсе происходящего. Идет нормальный рабочий процесс.
А.Оганесян: Пандемия не обошла страны Латинской Америки. Больше десятка латиноамериканских государств обратилось к России за помощью в поставках медоборудования. Как Вы прокомментировали бы эту ситуацию?
С.Рябков: Пик эпидемии в регионе Латинской Америки и Карибского бассейна, похоже, еще не пройден. Отмечаем, что во многих странах предпринимаются весьма жесткие меры противодействия. Введен карантин. Местами вводился комендантский час. Социальное дистанцирование – это норма жизни.
Мы получили ряд обращений от наших латиноамериканских партнеров о предоставлении помощи. Такая помощь оказывается, но, разумеется, делаем это, принимая во внимание как соображения гуманности, так и наши собственные потребности и возможности. Сказывается фактор отсутствия регулярного авиасообщения, фактически полностью прерванного с этим географически отдаленным от нас регионом. Но мы продолжим усилия. Друг другу надо помогать. И мы, насколько это сейчас в нашей собственной ситуации укладывается в схему приоритетов, будем поддерживать наших партнеров в Латинской Америке и Карибском бассейне.
А.Оганесян: Спасибо, Сергей Алексеевич за ваши ответы. Желаем вам здоровья!
С.Рябков: И Вам, и всем читателям – здоровья! Сидите дома. Соблюдайте дистанцию.
Источник: Международная жизнь
(Голосов: 1, Рейтинг: 4) |
(1 голос) |