Новая реальность и развитие Китая

1 октября будет отмечаться 75‑летие образования Китайской Народной Республики (КНР). Сегодня Китай, безусловно, ключевой фактор мировой политики и экономики. Ни одно серьезное решение в мире не принимается без его участия или по крайней мере без ответа на вопрос: «А как на это отреагируют в Пекине?». При этом и на Западе, и в странах Глобального Юга пристально наблюдают за динамикой развития КНР, осознавая, насколько значительна ее роль в формировании концепции нового миропорядка. Для России конструктивный диалог и укрепление стратегического партнерства с ближайшим соседом имеют важнейшее значение.

Последние 40 лет, с начала дэнсяопиновской политики открытости и реформ, Китай развивался в целом в комфортных международных условиях. Помимо экономических успехов, на его стороне были и симпатии определенной части западной общественности, восхищавшейся его стремительным подъемом. При этом проделанный КНР путь можно условно разделить на несколько этапов. На первом (начало 1980-х — конец 2000-х годов) создавались предпосылки для устойчивого роста. Предложенная Дэн Сяопином модель была эффективна и достаточно проста: опираясь на дешевую рабочую силу и иностранные технологии, дать льготы зарубежному бизнесу, что позволило в рекордные сроки создать устойчивую экспортно ориентированную и привлекательную для инвесторов экономику. На следующем этапе (конец 2000-х — середина 2010-х годов) начался переход к построению комфортного макроэкономического региона. Данный период характерен масштабным экспортом капитала и проникновением на рынки других стран, причем уже не в плане вывоза товаров, а с точки зрения инвестиций в чужие сырьевые и технологические отрасли, покупки целых предприятий и мировых брендов. Именно тогда государственные и частные компании КНР пришли в Азию, Америку, Африку и Европу.

1 октября будет отмечаться 75‑летие образования Китайской Народной Республики (КНР). Сегодня Китай, безусловно, ключевой фактор мировой политики и экономики. Ни одно серьезное решение в мире не принимается без его участия или по крайней мере без ответа на вопрос: «А как на это отреагируют в Пекине?». При этом и на Западе, и в странах Глобального Юга пристально наблюдают за динамикой развития КНР, осознавая, насколько значительна ее роль в формировании концепции нового миропорядка. Для России конструктивный диалог и укрепление стратегического партнерства с ближайшим соседом имеют важнейшее значение.

Последние 40 лет, с начала дэнсяопиновской политики открытости и реформ, Китай развивался в целом в комфортных международных условиях. Помимо экономических успехов, на его стороне были и симпатии определенной части западной общественности, восхищавшейся его стремительным подъемом. При этом проделанный КНР путь можно условно разделить на несколько этапов. На первом (начало 1980-х — конец 2000-х годов) создавались предпосылки для устойчивого роста. Предложенная Дэн Сяопином модель была эффективна и достаточно проста: опираясь на дешевую рабочую силу и иностранные технологии, дать льготы зарубежному бизнесу, что позволило в рекордные сроки создать устойчивую экспортно ориентированную и привлекательную для инвесторов экономику. На следующем этапе (конец 2000-х — середина 2010-х годов) начался переход к построению комфортного макроэкономического региона. Данный период характерен масштабным экспортом капитала и проникновением на рынки других стран, причем уже не в плане вывоза товаров, а с точки зрения инвестиций в чужие сырьевые и технологические отрасли, покупки целых предприятий и мировых брендов. Именно тогда государственные и частные компании КНР пришли в Азию, Америку, Африку и Европу.

После «Китай, идущий вовне» инициировал третий этап — достижение глобального научнотехнологического превосходства. Приняты программы господдержки инновационного предпринимательства «Made in China 2025», «Китайский стандарт 2035» и многие другие. Страна начала экспортировать не только продукцию, но и концепции, технологии, смыслы. Появились такие мировые гиганты, как Huawei, ZTE, Lenovo, Tencent, которые стали вытеснять с западных рынков прежних западных же грандов. В 2013 году Председатель КНР Си Цзиньпин запустил масштабный проект «Пояс и путь», в рамках которого в разные страны и регионы привлечено уже свыше триллиона долларов инвестиций.

Сегодня Китай переходит к четвертому этапу — формированию нового миропорядка, который он называет «сообществом единой судьбы», предлагая другим странам новые форматы взаимодействия и концепции безопасности. Однако рассчитывать на то, что этот процесс пройдет безболезненно, вряд ли возможно: Вашингтон уже развернул против Пекина агрессивную кампанию, стремясь задавить потенциально сильного конкурента. Причем конфликт носит экзистенциальный характер и связан с тем, что Китай впервые после Второй мировой войны и развала социалистической системы предложил адекватную экономическую и политическую альтернативу американской модели. То есть это неизбежное противостояние стареющего и молодого лидера, и мы сегодня являемся свидетелями лишь его начала.

Примечательно, что многие западные аналитики, исходя из неверного понимания китайского слова «реформа», ожидали несколько иной траектории развития КНР: снижение роли государства в экономике и увеличение доли рынка и частного сектора. Предполагалось, что за этим последует либо либерализация внутренней политики, либо политический кризис и коллапс автократической модели. Китай же не только развивал частный сектор, составляющий до 60% ВВП, но и использовал метод «двойной колеи», когда государство контролирует все командные сектора и денежные потоки, а конкуренция идет только на уровне малого и среднего бизнеса. Такая модель не является рыночной в классическом смысле слова. В отличие от Запада банкротство компаний в КНР является редчайшим случаем и касается только частных фирм, в то же время из порядка 150 тысяч госпредприятий почти ни одно не разорилось, просто часть была объявлена «планово убыточными» По мере сокращения темпов роста китайского ВВП масштабы реформ в стране также замедлились, а внутренняя система принятия решений стала более жесткой и вертикально ориентированной. Китай, безусловно, и далее продолжит преобразования, но в рамках собственного понимания их целей и задач. А они заключаются прежде всего в донастройке системы денежного регулирования и движения капитала, создании налоговых и иных стимулов для бизнеса в целях поддержки экономического роста и ускорения темпов технологических изменений. Во главе угла — не дальнейшая либерализация рынка, а достижение технологического лидерства.

Так, решения третьего Пленума ЦК Компартии Китая, проходившего в июле этого года, на первый взгляд, парадоксальны. С одной стороны, в них отмечено, что рынок и далее будет играть решающую роль в распределении ресурсов, то есть рыночные реформы продолжатся. С другой — постулируется, что государство сохранит за собой «командные высоты» в экономике. Таким образом, за прошедшие 40 лет политикоэкономическая стратегия Пекина, которая заключается в сочетании рыночных элементов и жесткого государственного контроля, практически не изменилась. Более того, власти страны, очевидно, считают ее единственно правильной, поскольку она позволяет поддерживать баланс сил между разными группами влияния.

Важно понимать, что Китай — это классическая торговая держава, для которой расширение экономического присутствия — необходимая и естественная форма существования. Здоровый рыночный прагматизм в крови у китайцев, которые напитывали своими товарами страны и народы вдоль Шелкового пути на протяжении полу- тора тысяч лет (с III по XVII век). Территориальные споры и военные конфликты ломают эту модель, делают ее уязвимой, поэтому Пекин, несмотря на идущую полным ходом модернизацию своих ВС, менее всего заинтересован в нестабильности, не говоря уже о боевых действиях, по периметру собственных границ.

При этом Китай остается плотно интегрирован в выстроенную Западом глобальную торговую систему, в рамках которой умело пользуется западными же инструментами и механизмами: от банковских и платежных систем до оценочных и страховых компаний. Однако чем дальше, тем более очевидно, что дальнейшее развитие в старой парадигме невозможно и единственный выход — бросить вызов гегемонии США. Пока, правда, он не намерен ломать игру, «опрокидывать» мировую ситуацию, рвать отношения с Вашингтоном, торговля с которым приносит ему прибыль. Не стремится сейчас покидать и долларовую зону, учитывая, что именно в этой зоне Китай научился работать эффективно. В то же время он активно вовлечен в строительство альтернативных глобальных структур и экономических блоков, таких как БРИКС и ШОС, продвигает свою валюту, вводит электронный юань, заключает соглашения о валютных свопах для облегчения торговых сделок.

Согласно прогнозам, к 2030 году, то есть через пять лет, Китай может обогнать США, став крупнейшей экономикой мира по номинальному ВВП (в расчете по паритету покупательной способности КНР вышла на первое место еще в 2022 году). Однако на пути дальнейшего развития существует немало вызовов. В частности, велики риски попадания в так называемую ловушку среднего дохода, в которой в свое время оказались Япония, Южная Корея и другие развитые страны: достижение пика производительности труда при сокращении рабочей силы и резком росте численности среднего класса. В КНР пиковые показатели производительности труда и количества рабочей силы приходились на 2015– 2017 годы и сейчас неумолимо снижаются, тогда как к среднему классу в стране уже относится свыше 450 млн человек, то есть порядка 30% жителей. В теории ответом здесь может стать активное внедрение новых технологий, позволяющее поднять производительность, но и здесь, на фоне противодействия США, стремящихся «отрезать» китайцев от передовых разработок, не все так однозначно.

Не менее остро стоит и проблема старения населения. Число китайцев в возрасте старше 60 лет уже сейчас составляет 297 миллионов человек, или 21% всех жителей, а к 2050 году эти показатели могут достичь 520 млн и 38% соответственно. При этом в КНР зафиксирован низкий коэффициент рождаемости — 1,2, в связи с чем общая численность населения сокращается уже третий год подряд.

В этих условиях преодоление структурных дисбалансов в экономике становится непростой задачей: как не нарушить при этом социальных договоренностей и не проиграть политического и, что не менее важно, имиджевого противостояния с США. Показательным в этом плане является тайваньский вопрос: Китаю необходимо его решить таким образом, чтобы показать миру мудрость и гибкость, лежащие в основе продвигаемой им новой модели глобального урегулирования. Прямая вооруженная атака на Тайвань означала бы отказ от декларируемых принципов и позитивного образа «великого мирного лидера», тогда как нерешительность однозначно будет восприниматься как слабость и политическая недееспособность.

Пока руководство КНР проявляет терпение, поскольку время работает на него. Недавнее переизбрание на Тайване Демократической прогрессивной партии (ДПП) изменило прежнюю схему ротации власти «8–8–8», где ни одна политическая сила не выигрывала выборы три срока подряд. В то же время ДПП потеряла большинство в законодательном органе, а поддержка Пекина среди ее членов сократилась с 57 до 40%. При этом все острее стоит вопрос внутреннего «разлома»: многие тайваньцы, особенно молодежь, так же как жители Гонконга и Макао, не имеют «материковой» идентичности, то есть не считают себя «китайцами» (чжунгожэнь). Кроме того, из-за блокировок в КНР западных интернет-ресурсов Тайвань существует в ином, отличном от материка информационном пространстве, что, безусловно, сказывается на менталитете местного населения.

В сложившихся реалиях власти Китая последовательно ужесточают традиционную мягкую силу, пытаясь в любой, даже негативной, ситуации добиться нужных для себя результатов. Имея за спиной тысячелетний опыт, китайцы уверены в эффективности подобного поведения — плавного, но неотступного «наката» на проблему. Но сегодня такой прием уже почти не работает: популярность Китая как страны (не как инвестора!) невысока. Отмечу также, что с помощью мягкой силы Пекину не удалось решить ни одного серьезного вопроса, включая территориальные конфликты с Индией, Японией, странами Юго-Восточной Азии.

Новая реальность обусловливает поиск нового формата отношений и с нашей страной, которые отличаются многослойностью и имеют нюансы, не позволяющие их подвести ни под одно стандартное определение, включая сегодняшнюю формулу «стратегическое партнерство в новую эпоху». Это действительно особый тип долгосрочного взаимодействия двух государств — самобытных цивилизаций, стремящихся к экономическому суверенитету и глобальному политическому влиянию. Подчеркну, что в украинском вопросе Китай, несмотря на сильное давление США, принял для себя непростое, но принципиальное решение занять «пророссийский нейтралитет».

Здесь важно также понимать особый китайский нарратив, который не всегда точно воспринимается некитайским ухом. Например, когда в КНР, в том числе на высшем уровне, говорят о дружбе с Россией, это, по сути, означает особый и, безусловно, привилегированный формат общения, но не позволяет автоматически решать деловые вопросы и не дает преференций на китайском рынке. Для нас, русских, «дружба» — понятие психологическое, требующее самопожертвования и безусловной поддержки партнера. Китай же подходит к дружбе с прагматичных позиций, и этот прагматизм всегда будет превалировать. Этим, в частности, объясняются сложности в обслуживании финансовых потоков между странами и проблемы с поставками в Россию высокотехнологической продукции.

При этом Москва, по сути, является единственным крупным военнополитическим союзником Пекина, который поддерживает его практически по всем стратегическим вопросам, и российская позиция здесь не меняется на протяжении десятилетий, в отличие от резких перепадов в диалоге с США и ЕС. Более того, сегодня Россия обеспечивает надежные поставки в КНР не только сырья, но и продовольствия: по итогам прошлого года товарооборот агропромышленной продукции превысил 10 миллиардов долларов, из них более семи пришлось на экспорт. На фоне общей торговли, объем которой приблизился к 240 миллиардам долларов (российские структуры называют цифру в 227 млрд), продукция АПК может показаться не самым значимым направлением, но во всем несырьевом экспорте лидирует именно она.

Безусловно, экономики России и Китая несопоставимы. Тем не менее только за последние три года российская доля в китайском внешнеторговом обороте возросла с 1,9% до почти 4%. Хотя структурно торговля до сих пор остается на уровне 1990-х годов: мы поставляем в КНР сырье, прежде всего углеводороды и лес, закупая взамен высокотехнологичную и другую готовую продукцию. С одной стороны, это создает профицит торгового баланса в нашу пользу (Россия — крупнейший держатель юаней за пределами Китая), с другой — оборачивается сильной привязанностью.

Не отвечает уровню политического партнерства и объем взаимных инвестиций: несмотря на создание совместных зон высоких технологий, массового прихода китайских инвесторов в российские ТОР, равно как и российских в китайские СЭЗ, пока не случилось. При этом есть хорошая база для совместных научных исследований: уже несколько лет в китайском Шэньчжэне развивается университет, основанный МГУ вместе с Пекинским политехническим институтом, где уже учатся около трех тысяч человек.

В целом начавшаяся переориентация России на работу в Азии привела к интересным явлениям. Прежде всего обнажилась нехватка специалистов в различных областях: от юриспруденции и экономического анализа до современных деловых коммуникаций. Надо понимать, что в ближайшие годы и в России, и в Китае произойдет смена поколений экспертов в области двусторонних отношений, поэтому очень важно уже сейчас закладывать в подготовку новых кадров тезисы, которые позволят нам хорошо понимать менталитет друг друга и поддерживать ровные отношения на десятилетия. Справедливости ради надо отметить, что и в КНР изучение России заметно запаздывает относительно тех тектонических сдвигов, которые происходят в нашей стране. При этом «глубинный» Китай хорошо относится к русским, видя в нашей решительности пример для подражания, а также внимательно следит за тем, что происходит у нас с началом СВО: не только с точки зрения современных военных технологий, но в плане того, как выжить в условиях санкционного давления.

Очевидно, что российско-китайские отношения давно вышли за рамки только торгово-экономических связей. Сегодня речь идет о смыслах и конкретных направлениях совместного развития на длительную перспективу. Вместе с тем очевидно, что дальнейшее углубление нашего взаимодействия займет немало времени.