Мир вокруг Китая

Сильная сторона наших экономик сейчас в том, что и Россия, и Китай пришли к рынку. Рыночные субъекты будут искать новые пути, новые возможности для того, чтобы преодолевать барьеры. От правительств ждут мер, которые помогли бы создать каналы общения, защищённые от внешнего вмешательства.

На политическом уровне я вижу как минимум два соображения, которые свидетельствуют в пользу того, что китайская сторона будет прилагать усилия к снятию возникших проблем. 

Первое соображение – это рост интереса Китая к тому, чтобы стать влиятельным и вызывающим уважение лидером Глобального Юга. Если Китай продемонстрирует всему миру, что он подчиняется абсолютно нелегитимным санкциям со стороны США, то для стран Глобального Юга это будет указанием на то, что если одна из них в силу противоречий в отношениях с Западом и с США окажется под западным санкционным давлением, то Китай отступит и откажется от развития партнёрства с этой страной. Подобные ожидания значительно ослабят авторитет и позиции Китая на Глобальном Юге. 

Второе соображение связано с тем, что угроза конфликта в Тайваньском проливе не исчезает. Она как минимум сохраняется, если не нарастает. В какой-то момент может возникнуть абсолютно зеркальная ситуация, когда в эпицентре силового конфликта окажется Китай. И точно так же Запад начнёт давить на другие страны, добиваясь от них прекращения сотрудничества с Китаем. Поэтому позаботившись сейчас о том, чтобы сохранить репутацию суверенной – и политически, и экономически – страны, Китай инвестирует в своё будущее.

Почему Китаю пришлось отказаться в отношениях с Россией от формулировки «партнёрство, не имеющее границ»? Значит ли это, что границы появились? Что такое «пять от начала до конца» и «три “нет”»? Как Китай видит свою миссию миротворчества в украинском кризисе? О том, что вообще Китай имеет в виду, посылая сигналы внешнему миру, Фёдору Лукьянову рассказал заместитель директора ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН Александр Ломанов в интервью для программы «Международное обозрение».

Фёдор Лукьянов: В последние недели очень много всего происходило вокруг Китая – поездка Си Цзиньпина в Европу, потом пребывание Владимира Путина в КНР, не считая высоких гостей из США. Бойко всё развивается. Два с лишним года назад, в феврале 2022 г., когда был визит российского президента в Китай, все обратили внимание на формулировку «партнёрство, не имеющее границ». После этого было столько разговоров о том, где же проходили эти границы. Сейчас она не звучит, как я понимаю. Значит ли это, что границы появились?

Александр Ломанов: Я бы для начала вспомнил, откуда появилась эта формулировка. Она возникла в январе 2021 г., когда две стороны готовились праздновать двадцатилетие российско-китайского договора. Министр иностранных дел Китая Ван И опубликовал статью, в которой изложил новые китайские подходы к отношениям наших двух стран. В том числе там было сказано про отношения, в которых «нет барьера впереди», «нет запретных зон» и «нет верхнего ограничителя». То, о чём вы спросили, трансформировалось из этой самой формулировки.

Фёдор Лукьянов: Укоротили просто.

Александр Ломанов: Да. С китайской точки зрения это был способ мотивировать российскую сторону задуматься об активизации партнёрства, стимулировать мыслительный процесс, чтобы искать новые формы, новые направления сотрудничества. Это был январь 2021 г. – разгар пандемии, были большие сложности, связанные с поддержанием человеческих контактов, торговых связей. Тогда китайская сторона хотела подтолкнуть вперёд процесс поиска направлений сотрудничества для будущего.

После начала специальной военной операции западная пропаганда приложила большие усилия чтобы превратить всё это в фарс. Вы можете найти огромное количество западных публикаций, где тиражируется один и тот же тезис: «Раз у них нет запретных зон, значит, Китай продаёт России оружие. А если он не продаёт оружие, значит, у них есть запретные зоны, и эта формулировка не имеет отношения к реальности». 

В Китае сейчас эту формулировку действительно вывели на задний план, она не используется. Того же министра Ван И в апреле уполномочили представить текущую трактовку наших двухсторонних отношений, которая была изложена по формуле «пять от начала до конца». Если вкратце, на первом месте сказано о приверженности от начала и до конца ведущей роли двух лидеров – Владимира Путина и Си Цзиньпина – в продвижении наших двусторонних отношений. Подтверждён старый тезис о «трёх “нет”»: наши отношения не направлены против третьих стран, Россия и Китай не будут создавать союз и устраивать конфронтацию.

Вместе с тем появились новые акценты. В Китае в конце 2023 г. прошло совещание ЦК КПК по внешнеполитической работе, на котором появился лозунг продвижения «равноправной упорядоченной многополяризации мира». Теперь он вошёл в число указанных Ван И китайских приоритетов сотрудничества с Россией. Китай предлагает нам «от начала и до конца» строить многополярный мир, стремиться к общей выгоде и совместному выигрышу в сотрудничестве. Помимо этого, перед лицом «большой истины и большой лжи» в международных делах двум странам нужно придерживаться «правильного Дао» 正道 – то есть идти по верному пути на стороне исторического прогресса и справедливости. Соответственно, в Китае полагают, что приверженность этим принципам способна привести нас к справедливому миру и к тому самому «сообществу судьбы человечества», где не будет такого разгула гегемонизма и вмешательства в чужие внутренние дела.

История взлёта и падения концепции «безграничного сотрудничества» немного напоминает мне 2003 г., когда появилась формулировка «мирного возвышения Китая». В Китае исходили из того, что придумали прекрасное объяснение планов дальнейшего роста и повышения своего международного влияния. Страна будет богатеть и набирать силу, но не станет агрессивной. Однако на Западе эта формулировка вызвала такую негативную реакцию, что в течение полугода её вывели из официального обращения. В научном употреблении внутри Китая она осталась. Тут происходит что-то очень похожее.

Если бы не было этого жёсткого и абсолютно необоснованного западного пропагандистского давления, я думаю, что мы продолжали бы говорить о «безграничном сотрудничестве».

Помимо этого, для китайской стороны отчасти снизилась инструментальная значимость формулировки. Это был способ мотивировать российскую сторону занять более активную позицию в поисках новых форм сотрудничества. В текущей ситуации российская сторона ищет эти новые формы достаточно активно.

Фёдор Лукьянов: По поводу новых форм. Представители бизнеса сейчас все в один голос говорят, что работа с Китаем осложнилась, прежде всего потому, что финансовые отношения подвержены американскому влиянию. Китай чрезвычайно внимательно относится к вторичным санкциям и очень не хочет подставляться. В принципе, можно понять, но это серьёзная проблема – платежи не идут. Можно ли ждать поиска новых форм здесь – уже с китайской стороны?

Александр Ломанов: Я думаю, да. Сильная сторона наших экономик сейчас в том, что и Россия, и Китай пришли к рынку. Рыночные субъекты будут искать новые пути, новые возможности для того, чтобы преодолевать барьеры. От правительств ждут мер, которые помогли бы создать каналы общения, защищённые от внешнего вмешательства.

На политическом уровне я вижу как минимум два соображения, которые свидетельствуют в пользу того, что китайская сторона будет прилагать усилия к снятию возникших проблем. 

Первое соображение – это рост интереса Китая к тому, чтобы стать влиятельным и вызывающим уважение лидером Глобального Юга. Если Китай продемонстрирует всему миру, что он подчиняется абсолютно нелегитимным санкциям со стороны США, то для стран Глобального Юга это будет указанием на то, что если одна из них в силу противоречий в отношениях с Западом и с США окажется под западным санкционным давлением, то Китай отступит и откажется от развития партнёрства с этой страной. Подобные ожидания значительно ослабят авторитет и позиции Китая на Глобальном Юге. 

Второе соображение связано с тем, что угроза конфликта в Тайваньском проливе не исчезает. Она как минимум сохраняется, если не нарастает. В какой-то момент может возникнуть абсолютно зеркальная ситуация, когда в эпицентре силового конфликта окажется Китай. И точно так же Запад начнёт давить на другие страны, добиваясь от них прекращения сотрудничества с Китаем. Поэтому позаботившись сейчас о том, чтобы сохранить репутацию суверенной – и политически, и экономически – страны, Китай инвестирует в своё будущее. 

Фёдор Лукьянов: Владимир Путин очень высоко отозвался о китайском мирном плане в интервью перед началом визита, назвав его фактически возможной отправной точкой для дальнейшего мирного процесса. И вообще Китай сейчас очень активно демонстрирует свой дипломатический интерес. Но мне, может быть, как человеку стороннему, очень трудно себе представить, что Китай – такой, как он есть, – начнёт заниматься миротворчеством, как мы себе его представляем: челночная дипломатия, уговоры сторон, поиск компромиссов и так далее. Мы не знали Китай с этой стороны, по крайне мере до сих пор. Можно ли ожидать чего-то привычного? Или в их понимании миротворчество – это что-то другое?

Александр Ломанов: Это не миротворчество – в том плане, как вы сформулировали. Для Китая это прежде всего набор правильных идей и идеалов. Мирный план по Украине является производной от производных. Я сейчас поясню, о чём идёт речь. Ключевым направлением внешней политики Китая является продвижение идеи «сообщества судьбы человечества». Как было официально заявлено в прошлом году на совещании ЦК КПК, она уже превратилась «из китайской инициативы в глобальный консенсус», «из прекрасного идеала – в богатую практику», «из идеи – в научную систему». Это самый верхний уровень. Продвигая «сообщество судьбы», Китай демонстрирует, что представляет себе, как должен быть организован мир будущего. Это мир всеобщего процветания, длительной устойчивой безопасности, открытости и инклюзивности, чистой окружающей среды.

Следующий уровень – это три глобальные инициативы китайского руководства в сферах развития, безопасности и диалога цивилизаций. Формулировки китайской инициативы по Украине фактически являются производными от тезисов китайской Глобальной инициативы безопасности. Базовые постулаты весьма привлекательны. Речь идёт о том, что безопасность должна быть всеобщей, совместной, неделимой. Не должно быть вмешательства в чужие внутренние дела. Нужно уважать суверенитет, следовать принципам Устава ООН, решать все вопросы миром. Обязательно следует уважать чужие озабоченности в сфере безопасности, нельзя свою безопасность строить за чужой счёт. Там же присутствует новая китайская формулировка, продвигающая «комплексный подход к безопасности» – это не только военные и стратегические вопросы, но и безопасность в сфере экономики, продовольствия и так далее. 

Таким образом, формулировки китайской инициативы по Украине построены на базе китайской Глобальной инициативы безопасности, которая, в свою очередь, является способом материализации идеала «сообщества судьбы человечества». Если перевести проблему в практическую плоскость, у меня нет чёткого представления о том, какие у Китая есть инструменты для того, чтобы убедить Запад отказаться от менталитета холодной войны, от стремления к гегемонии, цивилизационного превосходства и так далее. Скорее я бы воспринимал эту инициативу как набор ориентиров, указывающих направление для поиска решения.

Однако в ситуации, когда Запад нацелен на стратегическое поражение России, это пока лишь только ориентиры, нежели конкретный инструмент, с которым можно было бы немедленно садиться за стол переговоров и что-то начинать решать.

Фёдор Лукьянов: Но есть другой конкретный инструмент – так называемая мирная конференция в Швейцарии, которая должна состояться в июне 2024 года. По всему антуражу вокруг было чёткое ощущение, что самая главная цель организаторов (и швейцарцев, и Запада, и Украины), – чтобы там был китайский представитель, любой, хотя бы какой-нибудь. Это признание значимости Китая, что именно его участие легитимирует процесс. В том контексте, который ты описал, какой расчёт мог быть у Китая, применительно к этой конференции?

Александр Ломанов: Если предположить, что там кто-то присутствовал бы с китайской стороны, то для Китая – это была бы площадка, на которой он рассказал бы внешнему миру о своих ценностях и взглядах.

Надо обязательно учитывать специфику понимания внешней политики в современном Китае – это «дипломатия первого лица». Установочный нормативный статус имеют лишь те мероприятия, на которых присутствует лично Си Цзиньпин, на которых он выступает, как принято писать в китайской печати, с «важными речами» и на которых он добивается с иностранными партнёрами «важного консенсуса». Всё остальное сводится к проведению в жизнь той политики, которую наметил Си Цзиньпин. В китайском повседневном обороте есть устойчивая формула – «дипломатические идеи Си Цзиньпина». Это набор базовых положений о том, что китайская дипломатия обязательно должна быть суверенной, самодостаточной. Китай должен заботиться обо всей Поднебесной, то есть думать обо всём мире, стремиться к открытости, инклюзивности и прочему. Это было очень хорошо видно на примере недавней поездки Си Цзиньпина в Европу, где он пытался донести все эти идеи до европейских лидеров, включая Эммануэля Макрона и Урсулу фон дер Ляйен. 

Что же касается швейцарской конференции, то мне сложно представить себе конвергенцию между конкретными и жёсткими идеями, которые проводят сейчас западные страны, и китайской позицией, нацеленной на то, чтобы показать правильные хорошие ориентиры для будущего, немножко перескакивая через конкретные этапы тех шагов, которые необходимо сделать, чтобы этого будущего достичь. Возможная встреча этих двух подходов станет скорее обменом теоретическими тезисами и положениями, нежели выработкой чего-то конкретного и практического. Но если Запад вдруг повернётся к этой ситуации спиной, потеряет интерес к украинской проблеме, то тогда эти китайские мягкие, подлежащие интерпретации, оставляющие место для конкретного наполнения формулировки могут быть использованы. Они найдут применение, если действительно начнётся прямой диалог между Россией, Украиной и Западом по решению этого конфликта.

Фёдор Лукьянов: Спину уходящего Запада, думаю, в скором времени мы не увидим, поэтому – пока отложим.

---

Источник: Россия в глобальной политике