Лозунг "Отечество в опасности" превращал людей в народ при всех их несогласиях с укладом советской жизни

Моя бабушка недолюбливала Советскую власть. У нее были на то определенные причины, которыми она старалась не делиться вслух. При том, что три ее родных брата, как и мужья ее родных сестер, прошли Великую Отечественную с самого начала и до самого конца, а мой дед, ее муж, вообще считался героем Первой русской революции, во время которой казаки прострелили ему ноги.

Порой бабушка отпускала по поводу властей такие тирады, включающие ненормативную лексику, что перехватывало мой пионерский, а потом и комсомольский дух. Вступать с ней в полемику было бессмысленно. Еще с пятилетнего возраста я помнил, как она урезонивала водителя одесского трамвая так, что все пассажиры превратились в слух, кто от восторга, кто от ужаса. Она демонстративно праздновала все религиозные праздники, от Песаха до Пасхи, была чемпионкой нашей коммунальной квартиры по приготовлению куличей, которые она ходила освящать в церковь, прикрыв голову платком. Но она была уверена в том, что никто из посторонних, а тем более иностранцев, с которыми я учился в институте, не может критиковать политику партии и правительства, не говоря уже об устоях нашего родного государства. Она считала, что это ее личное право.

Лозунг "Отечество в опасности" превращал людей в народ при всех их несогласиях с укладом советской жизни.

Как только кто-то начинал критиковать наше советское Отечество, она словно разъяренная тигрица бросалась на его защиту, оберегая власть как свое кровное достояние. Собственно, она давала уроки подлинного патриотизма, которые сохранились спустя десятилетия. Она любила Россию искренней и глубокой любовью. Не думаю, что она заимствовала все это - право на критику и на любовь - напрямую у А. С. Пушкина, хотя чем черт не шутит.

Моя бабушка недолюбливала Советскую власть. У нее были на то определенные причины, которыми она старалась не делиться вслух. При том, что три ее родных брата, как и мужья ее родных сестер, прошли Великую Отечественную с самого начала и до самого конца, а мой дед, ее муж, вообще считался героем Первой русской революции, во время которой казаки прострелили ему ноги.

Порой бабушка отпускала по поводу властей такие тирады, включающие ненормативную лексику, что перехватывало мой пионерский, а потом и комсомольский дух. Вступать с ней в полемику было бессмысленно. Еще с пятилетнего возраста я помнил, как она урезонивала водителя одесского трамвая так, что все пассажиры превратились в слух, кто от восторга, кто от ужаса. Она демонстративно праздновала все религиозные праздники, от Песаха до Пасхи, была чемпионкой нашей коммунальной квартиры по приготовлению куличей, которые она ходила освящать в церковь, прикрыв голову платком. Но она была уверена в том, что никто из посторонних, а тем более иностранцев, с которыми я учился в институте, не может критиковать политику партии и правительства, не говоря уже об устоях нашего родного государства. Она считала, что это ее личное право.

Лозунг "Отечество в опасности" превращал людей в народ при всех их несогласиях с укладом советской жизни.

Как только кто-то начинал критиковать наше советское Отечество, она словно разъяренная тигрица бросалась на его защиту, оберегая власть как свое кровное достояние. Собственно, она давала уроки подлинного патриотизма, которые сохранились спустя десятилетия. Она любила Россию искренней и глубокой любовью. Не думаю, что она заимствовала все это - право на критику и на любовь - напрямую у А. С. Пушкина, хотя чем черт не шутит.

Казалось бы, зачем читателям знать эти давние подробности моей частной жизни? Но смею полагать, что ничего исключительного во всех этих историях не было, - у многих людей моего возраста, да и помладше, были именно такие бабушки и дедушки, которые при всех своих возможных несогласиях с укладом советской жизни соединялись накрепко со своими соотечественниками, превращались в народ, в нацию, когда звучал лозунг "Отечество в опасности". А поскольку в нашей истории он звучал не раз и не два, то это стало своего рода национальным инстинктом, который оказывался важнее любых рациональных соображений.

Вспоминаю обо всем этом по достаточно очевидной причине. Понятно, что любые противостояния, в том числе и военные, как бы они ни назывались, заканчиваются. Об этом начинают думать еще во время самых острых фаз конфликтов. И даже сейчас, когда из хорошо информированных источников узнаешь о том, что на стороне Украины собираются воевать граждане европейских государств, пополняя ряды ВСУ, представители Европейского союза пытаются найти в России партнеров для сохранения контактов по различных культурно-гуманитарным направлениям.

Россия никогда от таких контактов не отказывалась, даже в ту пору, когда Европейский союз и руководство стран в него входящих после начала СВО объявили тотальный запрет на любые контакты с государственными ведомствами и институциями культурной, научной и образовательной сфер. Компания по "отмене русской культуры", с размахом начавшаяся в странах "золотого миллиарда" в марте 2022 года, на первый взгляд, постепенно стала сходить на нет. Но на самом деле и Евросоюз, и страны в него входящие, равно как США и Канада, по-прежнему занимают жесткие позиции - и по отношению к российским государственным учреждениям, и к собственным гражданам, которые на свой страх и риск отправляются в нашу страну.

И при всем этом наши недавние западные партнеры пытаются отделять "чистых" от "нечистых". Они не исключают возможность диалога с неправительственными организациями России и даже с представителями государственных структур, но выступающих, что называется, в личном качестве. Смысл подобных заходов может иметь как минимум две причины. Во-первых, подобный диалог не нарушал бы санкционной политики Запада, которая, как известно, распространяется и на немалое число российских научных, учебных и даже культурных институций. Во-вторых, нет оснований не предполагать, что в поисках российских партнеров для подобных профессиональных встреч наши западные собеседники стараются определить, что называется, "идеологически близких".

В мире существует множество интересов, причем для каждой страны свой интерес - наиважнейший.

Хотят почувствовать не только профессиональные, но и общественные настроения. И рискуют попасть впросак. Прежде всего потому, что мои соотечественники станут придерживаться российских государственных интересов, даже если будут представлять только самих себя. Не из осторожности и не из инстинкта самосохранения. Каких бы политических взглядов они ни придерживались, в нынешних условиях они будут вести себя именно так просто из профессиональной честности. Ответственности перед самими собой. Поверьте, вовсе не случайно начал эту заметку с воспоминаний о своей бабушке, у которой прожил детство и юность. Мои ассоциации могут показаться наивными, но, уверен, в них присутствует важный смысл. Мы такие, какие мы есть. Понимая важность диалога с нашими недавними партнерами, у нас нет оснований для того, чтобы подыгрывать им в этом обоюдном процессе. При том, что мы никогда не отказывались от широкого гуманитарного сотрудничества и не стремились к изоляционизму.

Расставание с иллюзиями всегда непросто, порой трагично. Всегда трудно от романтизма в отношениях с окружающим миром приходить к прагматизму. Но, не без сожаления, замечу, что сегодня это неизбежно. В многополярном мире существует множество интересов, причем для каждой страны именно ее интерес становится наиважнейшим. И это вовсе не означает, что диалог невозможен. Напротив, он приобретает особый смысл - никто не старается скрывать своих намерений. Тем интереснее вести разговор, который может быть весьма плодотворен.