Период с начала пандемии COVID-19 стал самым серьёзным кризисным испытанием для китайской политики и экономики за десятилетия. Как и в других странах, пандемия привела в 2020 г. к резкому падению темпов экономического роста, а в 2021 г., на фоне их восстановления, к серии кризисов (в сфере недвижимости, энергетики и прочих) и росту инфляционного давления. Китайская тактика борьбы с пандемией, основанная на принципе «нулевой терпимости», рассматривалась как очевидная история успеха в 2020 г., но вызывала нарастающую усталость и сомнения в обществе к концу 2021 года.
Помимо удара собственно пандемии Китай столкнулся с резким ужесточением противостояния с США. В 2020 г. Соединённые Штаты приступили к эскалации санкционного давления на Китай. Против Пекина были выдвинуты обвинения – в ответственности за коронавирус и в геноциде в Синьцзяне, причём американское правительство пыталось придать этим обвинениям юридическое оформление. Активизировались попытки сформировать единый антикитайский фронт как в Индо-Тихоокеанском регионе, так и по всему миру. Усугублялась военная напряжённость вокруг Тайваня и в Южно-Китайском море.
Подобный набор одновременных внутренних и внешних кризисов и угроз выглядит беспрецедентным для Китая как минимум со времени массовых волнений 1989 г., а возможно – и пограничного конфликта с Вьетнамом 1979 года. После десятилетий непрерывного экономического роста в благоприятных внешних условиях китайский государственный аппарат был вынужден встать на новые рельсы. Он научился работать в условиях, когда у страны есть открытые враги из числа великих держав, а угроза войны постоянна и реальна. Внутри страны начитают проявляться копившиеся десятилетиями дисбалансы, которые больше нельзя залить деньгами.
В трудных условиях проявляются новые особенности китайской политики.
Некоторые глубоко укоренены в китайской стратегической культуре и, таким
образом, скорее можно говорить о возвращении к нормальности после
нескольких десятилетий «реформ и открытости».
Анализ перемен с ЦКЕМИ
Многие поколения китайских государственных деятелей жили в уверенности, что, если внутри страны царят стабильность и благополучие, внешние проблемы будут решены – в крайнем случае при помощи военного или экономического давления. На фоне глобального кризиса эта важная особенность китайской стратегической культуры проявляется в полной мере и должна учитываться при выстраивании отношений с Пекином. Журнал «Россия в глобальной политике» совместно с Центром комплексных европейских и международных исследований НИУ «Высшая школа экономики» продолжает публикацию серии статей об изменениях на международной арене.
Период с начала пандемии COVID-19 стал самым серьёзным кризисным испытанием для китайской политики и экономики за десятилетия. Как и в других странах, пандемия привела в 2020 г. к резкому падению темпов экономического роста, а в 2021 г., на фоне их восстановления, к серии кризисов (в сфере недвижимости, энергетики и прочих) и росту инфляционного давления. Китайская тактика борьбы с пандемией, основанная на принципе «нулевой терпимости», рассматривалась как очевидная история успеха в 2020 г., но вызывала нарастающую усталость и сомнения в обществе к концу 2021 года.
Помимо удара собственно пандемии Китай столкнулся с резким ужесточением противостояния с США. В 2020 г. Соединённые Штаты приступили к эскалации санкционного давления на Китай. Против Пекина были выдвинуты обвинения – в ответственности за коронавирус и в геноциде в Синьцзяне, причём американское правительство пыталось придать этим обвинениям юридическое оформление. Активизировались попытки сформировать единый антикитайский фронт как в Индо-Тихоокеанском регионе, так и по всему миру. Усугублялась военная напряжённость вокруг Тайваня и в Южно-Китайском море.
Подобный набор одновременных внутренних и внешних кризисов и угроз выглядит беспрецедентным для Китая как минимум со времени массовых волнений 1989 г., а возможно – и пограничного конфликта с Вьетнамом 1979 года. После десятилетий непрерывного экономического роста в благоприятных внешних условиях китайский государственный аппарат был вынужден встать на новые рельсы. Он научился работать в условиях, когда у страны есть открытые враги из числа великих держав, а угроза войны постоянна и реальна. Внутри страны начитают проявляться копившиеся десятилетиями дисбалансы, которые больше нельзя залить деньгами.
В трудных условиях проявляются новые особенности китайской политики. Некоторые глубоко укоренены в китайской стратегической культуре и, таким образом, скорее можно говорить о возвращении к нормальности после нескольких десятилетий «реформ и открытости».
Как и прежние китайские правительства на протяжении тысячелетней истории Китая, КПК во главе с Си Цзиньпином без колебаний жертвует внешними связями, если считает, что от них есть малейшая угроза для внутренней стабильности. На фоне обострения международной ситуации внешнеполитическая активность КНР была существенно свёрнута, очевидно, чтобы снизить угрозы распространения инфекции. Председатель КНР Си Цзиньпин не покидал страну с января 2020 г., все контакты со своими зарубежными коллегами он поддерживает по видеосвязи. Прекратились международные визиты премьера Госсовета Ли Кэйцяна и большинства других членов правительства. Министр иностранных дел Ван И и глава Канцелярии комиссии ЦК КПК по международным делам Ян Цзечи путешествуют, но менее активно, чем ранее. Китайские посольства по всему миру с началом пандемии перешли в особый режим работы, резко сократив количество личных контактов в странах пребывания. Похоже, что личные встречи регулярно проводятся лишь узким кругом старших дипломатов, в то время как остальной дипломатический состав крайне ограничен в этом отношении.
Таким образом, в целях защиты от эпидемии Пекин резко снизил свои собственные дипломатические возможности и доступ к информации – всё это на фоне продолжающегося внешнеполитического кризиса. Более того, при возникновении малейших подозрений в отношении угроз заражения Китай без колебаний ограничивает связи с иностранными государствами в проблемных сферах. Например, несмотря на очевидный рост значимости отношений с Россией, КНР без колебаний наложила болезненные ограничения на импорт российской замороженной рыбы – из-за подозрений, что на её упаковках переносится вирус. Многочисленные протесты и жалобы российской стороны не возымели действия. Проблемы с движением грузов через сухопутную границу, похоже, возникли у большинства соседей Китая – как у северных (Россия и Казахстан), так и у южных (Вьетнам).
На протяжении всего кризиса Пекин жёстко контролирует распространение информации о возникновении и распространении вируса на своей территории. И здесь соображения безопасности важнее дипломатических. Даже первый штамм коронавируса в начале 2020 г. был получен Россией не от «почти союзного» Китая, а от Таиланда и Австралии. На сохраняющуюся закрытость китайцев даже при осуществлении совместных программ российские учёные жаловались и в конце 2021 года.
Разворот внутрь себя касается не только политики, но и экономики. В 2020 г. выдвинута и закреплена в партийных документах, а в марте 2021 г. зафиксирована в Плане социально-экономического развития на 14 пятилетку стратегия «двойной циркуляции». Она предполагает, что главную роль в развитии страны должны играть внутренние источники роста, то есть «внутренняя циркуляция». Обеспечить рост должно повышение производительности труда (с опорой на последние технические достижения), снижение бедности и выравнивание неравенства в доходах населения, изменение модели потребительского поведения китайских граждан. «Внешняя циркуляция» сохраняет существенное значение, но всё же рассматривается как второстепенная по отношению к внутренней.
2021 г. ознаменовался крайним ужесточением китайских регулятивных практик в отношении ряда секторов экономики. В числе основных жертв оказались компании, готовившие IPO на западных площадках, особенно принадлежащие к сектору высоких технологий. Плотный контроль над оффшорными листингами, а также политика общего усложнения антимонопольного регулирования в отношении китайского крупного бизнеса вводились, похоже, безо всякой оглядки на последствия для их международных позиций. «Национализация» крупного бизнеса, его подчинение текущим задачам развития и укрепление политического контроля над ним были для Пекина несравнимо важнее, чем потери или приобретения на внешнем рынке.
На фоне «разворота внутрь» и общего снижения значимости внешнеэкономических связей в глазах китайского руководства Китай становится всё более склонен к применению собственных мер экономического наказания и принуждения в отношении зарубежных государств. В 2020–2021 гг. в ответ на рост американского санкционного давления впервые были формализованы и узаконены китайские санкционные механизмы и практики в виде Списка ненадёжных организаций в 2020 г. и антисанкционного закона в 2021 году.
Сам Китай применял в этот период неформальные односторонние санкции шире, чем когда-либо ранее. Начатая в 2020 г. кампания санкционного давления на Австралию и развёрнутые с августа 2021 г. санкции против Литвы – лишь наиболее известные примеры таких действий. С другой стороны, всё активней в последние два года применялись и позитивные экономические стимулы – активная китайская политика помощи странам-партнёрам в борьбе с коронавирусом даже дала рождение термину «масочная дипломатия».
Изменилась и китайская внешнеполитическая риторика. 2020 г. стал временем рождения «дипломатии воина-волка», когда Пекин начал давать предельно резкие ответы
на любые нападки и обвинения в свой адрес. Внешнеполитическая риторика отчасти скорректирована к концу 2020 г., но в целом сохраняет новый стиль.
Пока «разворот внутрь», сочетание жёсткой риторики, санкций, долларовой дипломатии и сокращения дипломатических контактов не лучшим образом отражается на китайской внешней политике. Кампания давления на Канберру провалилась, увенчавшись в сентябре 2021 г. созданием антикитайского военно-политического партнёрства AUKUS
с участием Австралии, Великобритании и США. В политике Европы, несмотря на все разговоры о самостоятельности, обозначился крен в американскую сторону.
На протяжении большей части имперской истории Китай был крупнейшей экономикой мира и естественным образом доминировал в своём регионе и в экономическом, и в военном отношении. Многие поколения китайских государственных деятелей жили в уверенности, что, если внутри страны царят стабильность и благополучие, внешние проблемы будут так или иначе решены. В самом крайнем случае они могли быть купированы при помощи военного или экономического давления. На фоне глобального кризиса эта важная особенность китайской стратегической культуры проявляется в полной мере. Вероятно, стратегия КНР в рамках глобального противостояния великих держав будет существенно корректироваться, но её основа сохранится и должна учитываться при выстраивании отношений с Пекином.
Источник: Россия в глобальной политике.
