Он начал разговор с Ливии: «Халифат хочет создать в Сирте филиал Ракки. Для Италии это серьезная проблема. Мы готовы вам помогать». Затем коснулся вопроса экономических санкций: «Европейские санкции были введены по требованию США. Но если украинский вопрос до сих пор не разрешен, то это только по вине киевских властей».
Естественно, речь шла и о войне в Сирии: «Только с помощью сплоченной коалиции удастся победить террористов. Те, для кого личная антипатия к Асаду является препятствием, должны избавиться от нее». В заключении было сказано о тревожной реплике Путина по поводу ядерного оружия: «Президент подтвердил нашу военную доктрину. Мы не будем использовать ядерное оружие, в этом нет необходимости».
Итальянский костюм, темный галстук в тон, английские ботинки — Лавров продемонстрировал свой вкус в одежде, остальные российские политики с трудом могут с ним в этом сравниться. Серьезный вид, почти никакого юмора и улыбок — это министр страны, которая находится в состоянии войны, и он понимает это. Он отправляется в Рим, чтобы принять участие в конференции по Средиземноморью, на которой он — ключевая фигура. Ведь он не просто глава российской дипломатии, а гораздо больше. В свои 65 пять лет он играет ключевую роль не только во внешней политике страны. Для своих коллег и всего окружения он и министр безопасности Сергей Шойгу — это «боевые кони» в тройке, возглавляемой Владимиром Путиным.
— Согласно информации из иранских источников, лидер халифата Аль-Багдади сейчас находится в Ливии. Грозит ли нам какая-то конкретная опасность в Средиземном море?
— Я не знаю, где находится сейчас Аль-Багдади. У нас есть информация о ячейках ИГИЛ, внедренных в ливийские войска. Халифат хочет доказать, что является успешным проектом и стремится расширяться дальше. Для Италии эта ситуации крайне тревожна по географическим и историческим причинам. Путин и Ренци уже более года обсуждают этот вопрос на всех своих встречах. Мы сделаем все возможное, чтобы помочь вам. Мы надеемся, что все осознают серьезность ошибки, допущенной в Ливии, когда считалось, что падение режима станет панацеей от всех бед. Было совершенно безответственно бомбить Кадаффи, свергать его, а затем казнить в прямом эфире, не имея альтернативного плана действий. У нас говорят так: не рой яму другому, сам в нее попадешь.
— В Риме 13 декабря Вы совместно с заместителем министра примете участие в конференции по Ливии. Какую позицию вы займете?
— План ООН заключается в том, чтобы проигнорировать спикеров из парламента Торбука и Триполи, которые занимают противоположные позиции. Мы поддерживаем это решение, пусть оно и рискованное, однако необходимо увеличить усилия, чтобы сохранить единство этой страны. Причем, это надо делать последовательно и кропотливо. Конференция очень важна, но мы не ждем, что она решит все проблемы.
— Тем временем усилия по созданию коалиции в Сирии по-прежнему не приносят результатов. Как, по-вашему, будут развиваться события?
— В Сирии действуют вооруженные силы России, США и некоторых умеренных арабских стран, которых будет достаточно, чтобы победить ИГИЛ. Мы должны действовать, как во времена Второй мировой войны, когда перед лицом нацистской угрозы удалось преодолеть все преграды. Мы — русские — единственные в Сирии, кто действует в полном соответствии с требованиями сирийского президента Асада, который, между прочим, руководит сухопутными войсками в операции против ИГИЛ. Партнеры по возможной коалиции продолжают требовать определения точной даты ухода Асада, мы же считаем, что такой подход противоречит международному праву и принципам демократии. Мы создали информационно-координационные центры в Багдаде и Аммане, которые могут стать важнейшими средствами для координации военных операций. Но до тех пор, пока будут преобладать требования об устранении Асада, договориться не удастся. Коалицию реально создать в том случае, если не пытаться искать односторонние геополитические выгоды.
— Инцидент с Турцией усложнил ситуацию. Будет ли уничтожение вашего бомбардировщика иметь дальнейшие последствия?
— Это ловушка, в которую мы не попались. Очень странно, что Анкара не знала, что это был наш самолет. Странно и то, что телеоператоры уже находились на удобных позициях, чтобы снимать происходящее. Да, как сказал Путин, это был удар в спину. Мы считали Турцию партнером в борьбе с терроризмом.
— Однако какие-то сомнения у вас по поводу нее уже должны были быть. Учитывая, что вы догадывались о незаконной торговле нефтью с ИГИЛ.
— Мы давно знали, что террористы используют турецкую территорию для своей торговли, но мы не хотели верить в то, что в это вовлечено руководство Турции. Мы знали о поставках оружия, о медицинской помощи джихадистам не только в Сирии, но и на нашем Северном Кавказе. Мы говорили об этом с турецкими коллегами, чтобы они приняли меры. Вместо этого они сбили наш самолет, показав, что поддерживают террористов. Неизвестно, по каким мотивам.
— Считаете ли Вы, что предвыборная кампания в США может изменить отношение Вашингтона и, как следствие, Запада к России?
— Я понимаю, что каждый президент хочет оставить хорошее наследие после себя. Обама обещал уйти из Ирака, закрыть Гуантанамо и много другое, что ему не удалось выполнить. Мы хотим иметь нормальные отношения с США, но согласны только на сотрудничество на равноправной основе. До тех пор, пока заместитель Обамы Джо Байден разъезжает по Европе с призывами поддержать санкции против нас, не принимая во внимание поведение киевского правительства, созданного под давлением Запада, нам не удастся найти точки соприкосновения. Во многих случаях нас обвиняли во всех мировых бедах и ставили перед выбором — либо так, либо никак. Это не те условия, на которых можно строить хорошие отношения.
