И политики, и СМИ на Западе, тщательно взвешивая все возможные «за» и «против», наперебой обсуждают возможность возвращения России в формат G8. Понятно, что произошло это с недавней (и уже не первой) подачи Дональда Трампа. Но ведь, с другой стороны, нами было вполне четко и на высоком уровне заявлено, что мы в «семерку/восьмерку» вовсе не рвемся, и будем готовы обсуждать тему, когда поступят конкретные предложения, не раньше.
И политики, и СМИ на Западе, тщательно взвешивая все возможные «за» и «против», наперебой обсуждают возможность возвращения России в формат G8. Понятно, что произошло это с недавней (и уже не первой) подачи Дональда Трампа. Но ведь, с другой стороны, нами было вполне четко и на высоком уровне заявлено, что мы в «семерку/восьмерку» вовсе не рвемся, и будем готовы обсуждать тему, когда поступят конкретные предложения, не раньше.
Казалось бы, всё понятно. И всё равно идет бурная дискуссия на тему: что попросить у России взамен на столь «щедрое предложение» со стороны Запада? Только что «отметился» спецпредставитель США по Украине Курт Волкер, который назвал условием возвращения России в G8 её уход из Крыма. До этого свои условия назвал Берлин: дескать, пока обе ситуации (в Крыму и Донбассе) сохраняются, решение об исключении России в силе. Лондон тут же напомнил и о «том, что случилось в Солсбери». В общем, каждый поспешил назвать свою «цену», включая не входящую в «семерку» Украину, которая устами своего президента дополнительно потребовала освобождения «политических заключенных» и моряков.
Казалось бы, почему от России требуют серьезнейших, в том числе — невыполнимых в принципе или ею одной (вроде возвращения Крыма или урегулирования в Донбассе) — шагов в обмен на то, что ей и не нужно особо? Они этого не понимают, действительно верят в нашу готовность торговаться на сей счет, или же за этим стоит что-то другое? Думаю, есть несколько причин.
Одна из них — сохранение веры в то, что любая страна по определению должна стремиться в «клубы для избранных», созданные Западом. Довольно наивная по нынешним временам вера, если уже даже президент Франции говорит о конце гегемонии Запада. Однако эта вера поддерживается теми постсоветскими странами, которые готовы совершать госперевороты, деиндустриализировать свою экономику, рвать связи с традиционными рынками, совершать иные самоубийственные шаги ради некой абстрактной «европерспективы».
Но когда «берут на кошт» в Евросоюз еще более или менее понятно — за этим часто элементарное недоверие народов к собственным элитам. Которые за почти три десятка лет «незалежости» так обрыдли и оторвались от своих народов, что людям кажется вариант с внешним контролем, с брюссельскими предписаниями о кривизне огурцов и размере яблок, предпочтительнее любого даже демократически избранного клана очередных национальных олигархов и коррупционеров.
А вот что можно получить от такой скорее диалоговой площадки, как G8, кроме сомнительного престижа, не очень понятно. То есть если бы туда взяли, например, Украину, это было бы для ее властей очередной символической «перемогой», столь важной в условиях отсутствия реальных улучшений в жизни людей. Но для России, постоянного члена Совбеза ООН, участницы важнейших мировых форматов вроде «большой двадцатки», ШОС, БРИКС (а это миллиарды людей в странах-членах), подобная символика уже явно неинтересна. И всё равно ей упорно пытаются продать этот явно «протухший товар», всячески набивая ему цену самими разговорами о том, что именно можно потребовать у Москвы взамен.
В прошлом году японская Nihon Keizai
написала вполне откровенно: «…Президент Клинтон пообещал России место в «большой восьмерке» и поддержку ее скорейшего вступления в ВТО. Однако в обмен на это он потребовал от президента Ельцина следующего. Это признание вступления в НАТО трех восточноевропейских стран — Польши, Венгрии и Чехии. Эти три страны в результате в 1999 году вступили в НАТО и положили начало расширению НАТО на восток. … Позиция G8 по отношению к России обусловлена исторически сложившейся ситуацией, по которой вступление в неё является частью «сделки» в рамках процесса расширения НАТО». То есть Россию тогда взяли в символический «клуб избранных», что, по большому счёту, не стоило его участникам практически ничего, в обмен на весьма серьёзные шаги навстречу с российской стороны.
И это ещё одна причина, по которой сегодня так активно расхваливают престижность и почётность членства в G8. Раньше огромных уступок так же требовали за возвращение России в ПАСЕ, но и за этот «товар» так и не дождались требуемой «платы». Или еще один ключевой вопрос — санкции. Лидеры Запада методично повторяют, что ограничения, отмены которых, дескать, так настойчиво добивается Россия, будут сняты только тогда, когда она, по сути, откажется от всего, чего ей удалось добиться за последние годы. Фактически вывесит белый флаг. И хотя Россия раз за разом говорит, что никакого торга не ведет и считает санкции объективной реальностью, в которой нужно научиться (и уже научились) жить, — что-то вроде изменения климата — тем не менее и отмену санкционных решений нам пытаются «продать» втридорога.
Ведь это и есть базовый подход Запада к «торгу» с другими странами: добиться от визави вполне конкретных и реальных (экономических, военно-политических, территориальных и т.п.) шагов в обмен либо на символические жесты вроде приглашения в структуры с искусственно раздуваемым престижем или с совещательными полномочиями, либо на отказ от враждебных действий.
И в этом смысле тема санкций предстает в особом свете как ключевой предмет торга. Мы, мол, не введем (или отменим уже существующие) санкции, а вы не будете, к примеру, развивать национальные ядерные программы. Мы не будем бомбить, а вы откажетесь от территорий или прекратите вести боевые действия против тех, кого мы поддерживаем. Мы отменим экономическую блокаду, а вы назначьте президентом того, кого мы укажем. И так далее, и тому подобное.
То есть предлагаются не положительные, материально ощутимые действия — помощь в развитии, инвестиции, заключение договора об инклюзивной структуре безопасности или иных обязательных соглашений о гарантиях и мерах доверия в жизненно важных сферах, а обещают просто когда-то потом отказаться от злонамеренных действий. Фактически — кошелек или жизнь, то есть абсолютно бандитский, а не торговый подход, если вдуматься.
Стоит ли удивляться, что Россия с 1991 года уже наигралась в эти игры. Нам неинтересны символические структуры, если кто-то считает, что за членство в них можно потребовать немыслимую цену. А отказ от санкций мы считаем нормой для цивилизованных отношений, а не товаром. Пора заканчивать с однополярным шантажом в отношении всего незападного мира и переходить в режим встречного движения: не нефть в обмен на ненападение, а вывод баз и жесткие договорные гарантии в обмен на отказы от тех же ракетных программ.
Гегемония Запада и правда закончилась, и право сфотографироваться рядом с его лидерами можно «продать», наверное, только тем правителям, которым самим больше нечего предложить своим народам. Народам, поверившим, что сама по себе прозападная ориентация, как и поощрительные похлопывания по плечу со стороны самых сильных мира сего — «больше реформ, больше слов о ценностях!» – уже гарантия благополучия.
Сегодня Россия явно больше нужна «семерке», чем «семерка» — России. Но дело еще и в том, что сам формат уже не отвечает объективным геополитическим и геоэкономическим реалиям. Вести разговоры о ключевых проблемах мира в кругу исключительно западных стран, и даже в режиме «Запад + Россия», уже утратило всякий практический смысл, когда есть такие великие мировые игроки, как Китай и Индия. Выслушивать тет-а-тет позицию Запада нам неинтересно, а решать что-то в мире без обоих государств-«миллиардников» в принципе невозможно, что само по себе обессмысливает G8.
Но, как бы то ни было, Россия готова говорить и договариваться в любом формате. При том понимании, что сам переговорный формат — не уступка и не подарок со стороны потенциальных партнеров, а вполне технический момент. Тем не менее необходимый всем в равной степени для того, чтобы прийти к реальным результатам. И таковыми не являются отказы от санкций, от применения силы, от расширения НАТО, от выхода из ключевых соглашений по контролю над вооружениями. Результаты — это взаимные обязательства и совместные структуры и проекты, обеспечивающие безопасность, доверие и развитие.
Источник: Известия
