Новая Концепция внешней политики Российской Федерации, утвержденная президентом России в последний день марта, весьма существенно отличается от всех предшествовавших пяти редакций, первая из которых была принята ровно 30 лет назад, в 1993 году.
Изменился мир, вместе с ним неизбежно меняются и внешнеполитические установки государства. В 1993 году Россия видела свою главную задачу в том, чтобы полномасштабно интегрироваться в «демократический мир». Отношения РФ с европейскими странами объявлялись имеющими «приоритетное значение для ее вхождения в сообщество демократических государств». А развитие «полнокровных отношений с США» считалось способным «облегчить создание благоприятной внешней среды для проведения внутренних экономических реформ в России».
В 2023 году и ЕС, и США весьма показательно оказались в шкале российских региональных приоритетов где-то между Карибским бассейном и Антарктикой. Это не просто фиксация «поворота на Восток» (а правильнее сказать, на Восток и Юг). Но, по сути, это абсолютно четкий ответ на модель постконфликтного будущего, которую сейчас продвигает Запад. По ней Россию после поражения или добровольной капитуляции в духе «мирного плана» Зеленского (иные варианты даже не рассматриваются) под строгим надзором Вашингтона и Брюсселя будут в зависимости от ее поведения постепенно возвращать к прежней схеме отношений, только еще с меньшими правами и, разумеется, без учета ее интересов в сфере безопасности и по периметру ее границ. Как отметил, например, канцлер Германии О. Шольц, «мы можем вернуться к мирному порядку, который работал, и снова сделать его безопасным, если Москва тоже проявит готовность к этому». То есть, по мнению ведущих политиков ЕС, прежний порядок вполне работал и просто Россия его своевольно нарушила.
Новая Концепция внешней политики Российской Федерации, утвержденная президентом России в последний день марта, весьма существенно отличается от всех предшествовавших пяти редакций, первая из которых была принята ровно 30 лет назад, в 1993 году.
Изменился мир, вместе с ним неизбежно меняются и внешнеполитические установки государства. В 1993 году Россия видела свою главную задачу в том, чтобы полномасштабно интегрироваться в «демократический мир». Отношения РФ с европейскими странами объявлялись имеющими «приоритетное значение для ее вхождения в сообщество демократических государств». А развитие «полнокровных отношений с США» считалось способным «облегчить создание благоприятной внешней среды для проведения внутренних экономических реформ в России».
В 2023 году и ЕС, и США весьма показательно оказались в шкале российских региональных приоритетов где-то между Карибским бассейном и Антарктикой. Это не просто фиксация «поворота на Восток» (а правильнее сказать, на Восток и Юг). Но, по сути, это абсолютно четкий ответ на модель постконфликтного будущего, которую сейчас продвигает Запад. По ней Россию после поражения или добровольной капитуляции в духе «мирного плана» Зеленского (иные варианты даже не рассматриваются) под строгим надзором Вашингтона и Брюсселя будут в зависимости от ее поведения постепенно возвращать к прежней схеме отношений, только еще с меньшими правами и, разумеется, без учета ее интересов в сфере безопасности и по периметру ее границ. Как отметил, например, канцлер Германии О. Шольц, «мы можем вернуться к мирному порядку, который работал, и снова сделать его безопасным, если Москва тоже проявит готовность к этому». То есть, по мнению ведущих политиков ЕС, прежний порядок вполне работал и просто Россия его своевольно нарушила.
Новая российская Концепция вообще игнорирует этот сценарий и рассматривает нынешнюю позицию Запада не как «наказание за ее неправильное поведение» и даже не как предмет дискуссии и приложения дипломатических усилий, а как некое стихийное бедствие, к которому предстоит адаптироваться до тех пор, пока не сойдет пелена с глаз у бывших «наших западных партнеров». Согласно документу, страны Запада развязали гибридную войну нового типа. Но Россия не считает себя врагом Запада, не изолируется от него, а рассчитывает на осознание когда-то в будущем странами Запада бесперспективности своей конфронтационной политики и гегемонистских амбиций.
Напомню, что Концепция — документ стратегический, который принят, как отметил президент, на среднесрочный период и на более отдаленную перспективу, то есть Россия говорит о том, что ей спешить некуда, она приняла эту реальность. Но не она ее создала, не ей ее и менять.
Передвижение Запада вниз по шкале региональных приоритетов — не фиксация конфликта, а отражение принципиально иного подхода к взаимодействию с другими государствами, который ныне исходит не из их объективного «веса» в мире, а зависит от их: а) важности для России и б) отношения к ней.
В этом смысле «ближнее зарубежье» (показательно возвращение этого термина в официальный обиход, что я предлагал еще в прошлом году) является основным приоритетом. Впрочем, эта мысль проходит через все концепции начиная с 1993 года. 30 лет назад реализация эффективной интеграции на этом пространстве и урегулирование конфликтов еще казались вполне совместимыми с «вхождением в Запад» (а тогда тема постсоветских конфликтов была особенно острой: предыдущий 1992 год связан с «Минским процессом» по Нагорному Карабаху, подписанием соглашений по грузино-осетинскому конфликту и Приднестровью).
Сегодня уже очевидно, что одновременно комфортно обустраивать ближайшее к нам пространство и «идти в демократический мир» на его условиях невозможно: у Запада были конкретные виды на постсоветское пространство, и то, что в лице растущей русофобии в Прибалтике казалось временным исключением, далее в полной мере проявилось в качестве системы. Мы пытались выстраивать пояс дружбы вокруг нас, а наши оппоненты — кордон агрессивной враждебности, полностью зависимый от Запада.
Новая концепция отводит ближнему зарубежью (и это не только постсоветские страны) ключевую роль в достижении основных целей внешней политики, а это, как и прежде, обеспечение безопасности и суверенитета Российской Федерации, создание благоприятных внешних условий для развития России и другие. И Россия будет проводить ту политику, которую считает целесообразной для защиты своих интересов. Это не аналог американской «доктрины Монро», но четкое указание любым внешним силам, что их агрессивное поведение у границ РФ будет оценено соответствующим образом и получит адекватный ответ.
Обратил бы, кстати, внимание на то, что, согласно концепции, миссия по оказанию поддержки союзникам России будет реализовываться «независимо от получения союзниками и партнерами международного признания и их членства в международных организациях». То есть союзниками могут быть и так называемые непризнанные республики, и территории — посягательство на них будет иметь те же последствия, что и враждебные действия против государств — членов ООН.
Новая расстановка приоритетов и смещение акцентов во внешней политике является следствием, пожалуй, центрального тезиса концепции об особом положении России как «самобытного государства-цивилизации». Если толковать упрощенно, это означает, что Россия больше никуда не идет, ни в какие цивилизационные союзы и группировки. А ведь еще в документе 2016 года говорилось о том, что стратегической задачей в отношениях с ЕС является формирование общего экономического и гуманитарного пространства от Атлантики до Тихого океана, а в 2008-м и создание системы коллективной безопасности и сотрудничества, обеспечивающей единство Евро-Атлантического региона от Ванкувера до Владивостока.
Теперь фундаментом самоосознания России в качестве важнейшего мирового игрока, причем в роли отдельной цивилизации, является опора на собственные источники силы, ресурсы и традиции, на «более чем тысячелетний опыт самостоятельной государственности … обширной евразийской и евро-тихоокеанской державы, сплотившей русский народ и другие народы, составляющие культурно-цивилизационную общность Русского мира» (новый термин «евро-тихоокеанская», полагаю, еще получит свое научное обоснование, однако уже очевидно, что это доктринальное противопоставление логике евроатлантизма).
В этом контексте главная цель России в ближнем зарубежье — превращение региона в зону мира, добрососедства и процветания — не является стремлением воссоздать империю или Советский Союз. Россия выглядит самодостаточной во всех отношениях, и ее культурные коды не будут силой навязываться кому-либо вовне, но при этом станут объектом целенаправленной защиты. Этому служат приоритеты гуманитарной политики России за рубежом — противодействие русофобии и попыткам «отмены культуры», защита русского языка, российской культуры, спорта, Русской православной церкви от дискриминации, борьба за историческую правду.
В целом концепция вопреки ожиданиям наших оппонентов не выглядит агрессивной и направленной на конфронтацию с кем бы то ни было. Противодействие однополярной модели мироустройства и укрепление связей с теми, кто настроен на сотрудничество, не является попыткой создания некоего блока с участием или во главе с Россией. «Укрепление сотрудничества между государствами, подвергающимися внешнему давлению», является лишь «закономерным ответом на кризис мироустройства», — говорит концепция.
И эта логика ответа прослеживается везде, в том числе в тех пассажах, которые многими были восприняты как достаточно жесткие: «в ответ на недружественные действия Запада Россия намерена отстаивать свое право на существование и свободное развитие всеми имеющимися средствами», «использование Вооруженных сил Российской Федерации может быть направлено … на решение задач по отражению и предотвращению вооруженного нападения на Россию и (или) ее союзников», «в случае совершения иностранными государствами … недружественных действий, ... Российская Федерация считает правомерным принять симметричные и асимметричные меры» и т. д.
Обратил бы внимание на то, что в отдельную категорию выделены задачи предотвращения возникновения биологических угроз и обеспечения биологической безопасности — и в частности, расследования случаев предполагаемой разработки, размещения и применения биологического и токсинного оружия на территориях сопредельных государств. В этом вижу определенную дань работе, осуществлявшейся в течение минувшего года парламентской комиссией, сопредседателем которой мне выпала честь быть в течение последнего года.
Еще один пункт, который было бы важно отметить, — экологическая и климатическая повестка. Абсолютно четкий акцент сделан на предотвращение и противодействие ее политизации, попыток ее использования в целях недобросовестной конкуренции, вмешательства во внутренние дела государств и ограничения суверенитета государств в отношении их природных ресурсов. Россия будет поддерживать право каждого государства самостоятельно выбирать оптимальные для себя механизмы и способы охраны окружающей среды и адаптации к изменениям климата. Очевидно, что этот подход нацеливает на принципиально иную логику по сравнению с той, которую продвигают страны Запада, увидевшие в «зеленом переходе» шанс взять исторический реванш по отношению к новым центрам экономического развития.
Энергетический кризис, который, по сути, сами же страны Запада и спровоцировали своими массированными санкциями против России и безумным разрывом взаимовыгодных экономических и энергетических связей с нашей страной, временно приостановил явно одностороннюю и своекорыстную реализацию климатической повестки в ее западной интерпретации, однако уже очевидно, что от нее вовсе не собираются отказываться.
В целом новая концепция внешней политики — это стратегическое видение мира и своей роли в нем состоявшегося, зрелого государства-цивилизации, опирающегося на собственные ресурсы, исторические и культурные достижения, межнациональный мир, традиционные ценности и стремление к демократическому и гармоничному устройству по трем основным контурам: ближнее зарубежье — Евразия — мир. Все, кто с этим согласен, приглашаются к сотрудничеству, поскольку эта модель отвечает интересам мирового большинства. Тем, кто не согласен и пытается понудить нас и другие страны поступать вопреки своим интересам, предлагается по-доброму оставить эти попытки, ибо суверенная и сильная Россия имеет все возможности пресечь враждебные действия по отношению к ней и ее союзникам.
Глубоко убежден, что, если бы аналогичные по смыслу, духу и формулировкам концепции были приняты и другими центрами силы, включая евроатлантические, мир бы совершенно точно изменился в лучшую, менее конфликтную и более стабильную сторону.
Источник: Известия
