Ни у кого не вызывает сомнений то, что международный порядок находится в переходном состоянии. Возможно, что текущие изменения являются наиболее значимыми за последние несколько сот лет. Тем более что такое предположение опирается на объективный факт – никогда ещё в истории международной политики она не включала в себя столько участников с разным историческим и культурным опытом. Это значит, что речь идёт не об очередном перераспределении сил внутри ограниченного круга государств, а о новом распределении силовых возможностей и влияния внутри намного более широкого, чем когда-либо ранее, круга участников.
Однако в практическом отношении настолько масштабные изменения имеют своим следствием весьма парадоксальную ситуацию: дипломатия находится под сильнейшим влиянием тактического маневрирования, а не стратегических соображений. Особенно это заметно на примере поведения стран Запада, однако и большинство остальных не являются исключением. Даже действия таких держав, как Китай или Россия, являющихся по множеству показателей действительно образцами дипломатического консерватизма, содержат в себе признаки не стратегических, а контекстуальных соображений. Что уж говорить о малых и средних странах, в частности и тех, что успели прославиться в качестве умелых тактиков, извлекающих максимум пользы из наиболее двусмысленных международных ситуаций.
Масштабные изменения миропорядка имеют своим следствием весьма парадоксальную ситуацию: дипломатия находится под сильнейшим влиянием тактического маневрирования, а не стратегических соображений. Особенно это заметно на примере поведения стран Запада, однако и большинство остальных не являются исключением. О том, что это значит и чем чревато, пишет Тимофей Бордачёв, программный директор клуба «Валдай».
Ни у кого не вызывает сомнений то, что международный порядок находится в переходном состоянии. Возможно, что текущие изменения являются наиболее значимыми за последние несколько сот лет. Тем более что такое предположение опирается на объективный факт – никогда ещё в истории международной политики она не включала в себя столько участников с разным историческим и культурным опытом. Это значит, что речь идёт не об очередном перераспределении сил внутри ограниченного круга государств, а о новом распределении силовых возможностей и влияния внутри намного более широкого, чем когда-либо ранее, круга участников.
Однако в практическом отношении настолько масштабные изменения имеют своим следствием весьма парадоксальную ситуацию: дипломатия находится под сильнейшим влиянием тактического маневрирования, а не стратегических соображений. Особенно это заметно на примере поведения стран Запада, однако и большинство остальных не являются исключением. Даже действия таких держав, как Китай или Россия, являющихся по множеству показателей действительно образцами дипломатического консерватизма, содержат в себе признаки не стратегических, а контекстуальных соображений. Что уж говорить о малых и средних странах, в частности и тех, что успели прославиться в качестве умелых тактиков, извлекающих максимум пользы из наиболее двусмысленных международных ситуаций.
Другими словами, не только ведущие государства, которым, собственно говоря, и предстоит определить композицию нового мирового порядка, но и более мелкие хищники сейчас пребывают в состоянии постоянного маневрирования.
Это, в свою очередь, может подвести нас к предположению, что либо до подлинного формирования нового порядка ещё очень далеко, либо он, если и возникнет, то на основе совокупности незначительных манёвров, а вовсе не в результате больших решений мудрых и ответственных за судьбу человечества держав. Несмотря на то, что в популярной литературе способность непрерывно маневрировать относится сейчас, как правило, к числу атрибутов средних государств, занимающих промежуточное геополитическое положение, подлинными мастерами этого жанра становятся как раз крупные страны. И здесь Европа, несмотря на свою верность трансатлантическим отношениям в долгосрочной перспективе, занимает, конечно, первое место. Главные державы Европейского союза, выступая в личном качестве или под личиной покорных им европейских институтов, находятся в состоянии перманентного маневрирования, как на внешнем контуре Запада – в отношениях с Китаем, Россией или остальными странами так называемого
мирового большинства, так и на его внутреннем поле – постоянно вступая в отношения торга со своим могущественным покровителем в лице США.
Для всего окружающего мира это создаёт иллюзию того, что Европа может в один прекрасный день оторваться от Америки и пуститься в сравнительно самостоятельное плавание. А для американцев – небольшие дополнительные возможности или озабоченности, но не ведёт к угрожающим их силовой монополии ситуациям.
Так, например, визит президента Франции Эммануэля Макрона в Пекин в первой половине апреля был, безусловно, примером такого маневрирования. Глава французского государства всячески стремился укрепить у своих китайских визави представление о том, что континентальная Европа может, хотя бы тактически, выступать не только как территориальная база для реализации американских интересов. Отчасти этому способствовали объективные экономические возможности, делающие сотрудничество с европейцами выгодным для Пекина и китайской экономики. А отчасти – сохраняющаяся у китайской стороны уверенность, что Германия или Франция ведут себя отчаянно по отношению к России именно потому, что не считают конфликт с ней могущим привести их к драматическим последствиям. В то время как противостояние с Китаем, к чему европейцев мягко подталкивают Великобритания и США, действительно станет для Европейского союза самоубийственным экономическим решением. Особенно в нынешнем не слишком весёлом положении социально-экономических систем большинства государств «старой Европы». В отсутствии у европейцев желания отказываться от благ сотрудничества с КНР в Пекине все могли убедиться ещё во время более раннего визита туда немецкого канцлера Олафа Шольца.
Кроме того, в Китае вполне рационально полагают, что конфликт Запада с Россией является для Европы более фундаментальным, чем противостояние США и самой Поднебесной. Наши китайские друзья хорошо знают историю отношений России и Западной Европы и прекрасно понимают, что враждебность здесь является укоренённой именно со стороны европейских столиц. Несмотря на некоторый положительный опыт сотрудничества с Россией в эпоху её сравнительно удобного для Евросоюза поведения, крупнейшие страны ЕС действительно имеют к Москве свои претензии, возможно, даже более серьезные, чем Япония – другой американский союзник по борьбе с восстановлением российского влияния и разрушением американского доминирования в целом. Россия объективно и исторически является противником Западной Европы, чего никак нельзя сказать о Китае, который просто в силу геополитического положения серьёзной озабоченности вызывать не может. Так что дипломатические манёвры Франции и ЕС в целом будут, конечно, и впредь получать весьма положительный отклик у наших китайских друзей.
Китай и сам маневрирует во всём – за исключением стратегического партнёрства с Россией, подлинная природа которого скрыта от посторонних наблюдателей исключительно доверительными отношениями наших с китайцами политических лидеров. Во всех остальных вопросах Китай продвигает своё долгосрочное видение через решения, которые могут показаться исключительно тактическими. Тем более что, как это произошло в случае исторического сближения Ирана и Саудовской Аравии, все основные особенности международной жизни сейчас способствуют успехам китайской дипломатии. Это будет продолжаться ровно до тех пор, пока Пекин сможет оставаться над схваткой, в которую непосредственно втянуты Запад и Россия по поводу несчастной Украины.
Свои дипломатические манёвры ведут и США, однако они, как и российские, являются более серьёзными для глобальной безопасности просто в силу находящихся в американском распоряжении объёмов самого убийственного в истории оружия. Провозгласив решительную битву с Россией и настолько же непримиримое противостояние с Китаем, США также пытаются делать то, что восторженные наблюдатели называют «тонкой дипломатической игрой». Но если Европа опирается здесь на свои экономические возможности и некий шарм суверенного игрока с долгой историей, то Вашингтон маневрирует в нарочито брутальном духе, пытаясь играть в силовые игры и стравливать между собой всех окружающих. Это, конечно, удаётся им всё меньше и меньше, однако накопленные за последние пятьдесят лет ресурсы ещё фантастически далеки от исчерпания.
Россия, в свою очередь, проявляет дипломатическое маневрирование тем, что упорно не желает «сжигать мосты» в отношениях с Западом или наносить ущерб целостности мировой экономической системы. Она также демонстрирует впечатляющую терпимость по отношению к тем внешним партнёрам, которые должны учитывать пожелания США по российскому вопросу, включая даже формально нейтральные страны, поставляющие вооружения формированиям Киева. Фактически полностью остановлен только дипломатический диалог между Москвой и столицами стран НАТО, да и то не по воле российской стороны, которая подчёркивает, что всегда открыта к его возобновлению. Абсолютной прямолинейности, таким образом, не проявляет практически никто. В связи с этим актуальный вопрос, который может стоять перед исследователями международной политики, состоит в следующем: являются ли всеобщие дипломатические маневры просто частью военных действий, всё более разрастающихся в глобальном масштабе, или они заменяют собой «большие» переговоры о новом мировом порядке, о которых могли бы мечтать теоретики? Можно предположить, что и то, и другое одновременно – к особому огорчению тех из нас, кто всё ещё верит, что мир может быть построен на основе единого плана и рациональной ответственной калькуляции.
Источник: Международный дискуссионный клуб «Валдай»
