Нет ничего удивительного в том, что, оказавшись в моменте высочайшего внешнеполитического напряжения, мы стараемся найти аналогии, помогающие понять, где сегодня находится «правильная сторона истории». Это естественное стремление, особенно если учесть, насколько пугающей выглядит неопределенность будущего.
В то же время надо понимать, что обращение к аналогиям само по себе – тупиковый способ мышления, поскольку по прошествии десятилетий или веков практически любое значимое событие выглядит предопределенным и логичным. В действительности же исторические персонажи никогда не представляют себе всю полноту и разнообразие последствий, к которым могут привести сделанные ими шаги. Да и вообще, эти персонажи часто действуют наугад, решая текущие тактические проблемы. Тем не менее ретроспективно их решения выглядят, как части четкой стратегии. И в этом смысле подлинное значение имеет не то, насколько системными и продуманными на много шагов вперед были действия политиков, а как их сиюминутные решения отвечали «духу времени».
Поэтому, если исторические сравнения и имеют смысл, то только с точки зрения сопоставления условий, в которых находились главные герои той или иной исторической драмы. Именно внешние обстоятельства, характеризующие природу исторических процессов в международной политике, позволяют нам не концентрироваться на индивидуальных слабостях или достоинствах конкретных государственных деятелей. Познать истинные причинно-следственные связи в их поведении мы все равно никогда не можем.
Нет ничего удивительного в том, что, оказавшись в моменте высочайшего внешнеполитического напряжения, мы стараемся найти аналогии, помогающие понять, где сегодня находится «правильная сторона истории». Это естественное стремление, особенно если учесть, насколько пугающей выглядит неопределенность будущего.
В то же время надо понимать, что обращение к аналогиям само по себе – тупиковый способ мышления, поскольку по прошествии десятилетий или веков практически любое значимое событие выглядит предопределенным и логичным. В действительности же исторические персонажи никогда не представляют себе всю полноту и разнообразие последствий, к которым могут привести сделанные ими шаги. Да и вообще, эти персонажи часто действуют наугад, решая текущие тактические проблемы. Тем не менее ретроспективно их решения выглядят, как части четкой стратегии. И в этом смысле подлинное значение имеет не то, насколько системными и продуманными на много шагов вперед были действия политиков, а как их сиюминутные решения отвечали «духу времени».
Поэтому, если исторические сравнения и имеют смысл, то только с точки зрения сопоставления условий, в которых находились главные герои той или иной исторической драмы. Именно внешние обстоятельства, характеризующие природу исторических процессов в международной политике, позволяют нам не концентрироваться на индивидуальных слабостях или достоинствах конкретных государственных деятелей. Познать истинные причинно-следственные связи в их поведении мы все равно никогда не можем.
Целый ряд признаков говорит о том, что разворачивающийся прямо сейчас конфликт России и Запада действительно может оказать решающее воздействие на будущее положение нашего государства. Как и любая держава, Россия уже проходила через такие этапы – в конце XV века, начале XVII и середине XX века. И первый из этих фундаментальных по своему значению исторических эпизодов – противостояние Москвы и Орды летом–осенью 1480-го – роднит с текущими событиями то, что конфликт с главным антагонистом не перешел в лобовое военное столкновение, хотя и сопровождался стычками, наиболее близкий аналог которых – трагические события на территории Украины. В 1480-м решительная битва России (Великого княжества Московского) и ее главного противника не состоялась в силу обстоятельств, которые мы рассмотрим ниже. Сейчас кажется, что она и не должна была состояться по причине политической бессмысленности – скорее всего, в этом сражении погибли бы все его участники.
Принято считать, что окончательное избавление России от золотоордынской зависимости в результате «стояния на Угре» произошло буднично. К этому моменту каждый из противников прошел значительный путь: Московия – к становлению в качестве одного из сильнейших государств Европы, Орда – к затуханию и гибели. По оценкам авторитетных историков, Русское государство прекратило платить дань Орде уже в 1472-м (то есть об экономической независимости было заявлено за восемь лет до формального завершения ига). Обошлось даже без генерального сражения – татары испугались ставить все на карту, развернулись и ушли в свои кочевья. В итоге Орда, некогда самая могущественная держава Евразии, вскоре ушла в небытие. А Русское государство двинулось вперед, к блистательным свершениям и успехам, в число которых вошло и полное поглощение территории бывшего главного антагониста.
Именно в силу этой будничности событий 1480-го исследователи по традиции исходят из того, что каждый из лидеров – Великий князь Иван III и хан Ахмат – действовал в рамках объективных обстоятельств, изменить которые они не могли. Или, как это определяет отечественная историческая наука: «русский государь трезво оценивал свои возможности и силы, тогда как Ахмат утратил способность к объективной оценке сложившейся к тому времени исторической ситуации». Победа Москвы была, таким образом, предопределена, и все произошедшее впоследствии лишь подтверждает верность этого тезиса.
Однако, если мы повнимательнее посмотрим на конкретные события и их контекст, то окажется, ситуация вовсе не была такой уж однозначной. Да и в самой Москве далеко не все стремились порвать с Ордой. Хуже того, действительно массовым было понимание: речь идет о смертельно опасном конфликте, а гибель войска в битве на пограничной реке приведет к тому, что Москва и другие города окажутся беззащитны. Не случайно множество представителей политической элиты – «богатых и брюхатых» бояр – отговаривали Великого князя от конфликта. Их опасения имели под собой объективную основу: Орда была в тот момент сильна, и Московия не имела перед ней очевидных для современников преимуществ.
В отличие от эпохи Дмитрия Донского, когда все сплотились вокруг князя в стремлении дать бой татарам, во время «стояния на реке Угре» степень поддержки была долгое время незначительной, если сравнивать ее с масштабами предприятия. И вовсе не потому, что многие бояре – представители «партии мира» с Ордой – струсили. Во-первых, сил у Москвы тогда было действительно мало. Плохая демография всегда, за исключением второй половины XIX века, выступала важным фактором национальной внешней политики. Во-вторых, с запада Москве угрожало Польско-литовское государство, владыка которого Казимир IV претендовал на русские земли. Одновременно нападению со стороны Ливонского ордена подверглась Псковская земля, это также требовало ответа Москвы. И, наконец, против князя в начале 1480-го восстали его братья, требовавшие уважения их удельных прав. Да и сама Орда в конце XV века оставалась исключительно могущественным и влиятельным государством. Была бы она бессильным трупом, не пришлось бы России мучительно ликвидировать остатки ордынского присутствия вплоть до присоединения Крыма во второй половине XVIII века.
Другими словами, то, что из дня сегодняшнего выглядит будничным, непосредственно в момент, когда разворачивались события, было преисполнено драматизма. Именно по причине важности момента тогда достигает наибольшего накала риторика сторонников размежевания с Ордой. Письма Великому князю митрополита Геронтия и ростовского епископа Вассиана – это не просто призывы к борьбе, но удивительно яркие примеры того, что мы сейчас назвали бы «расчеловечиванием» противника. Оба иерарха православной церкви призывали князя к решимости на пути беспощадной борьбы с «нечестивыми» татарами под знаменем богоизбранности Русского государства. В этих посланиях была заложена основа важнейшей русской идеологической концепции, занимающей и сейчас центральное место в нашей внешнеполитической идентичности.
В практическом плане конфликт был выигран Москвой в исключительно сложных внешнеполитических обстоятельствах и в первую очередь за счет готовности идти до конца, искусной дипломатической игры и разумного применения силы. Внутренняя оппозиция была усмирена, польский король под угрозой вторжения из Крыма не решился прийти татарам на помощь, а рейд на столицу Орды окольничего Ноздреватова-Звенигородского сломал волю Ахмата к продолжению борьбы. Эти тактические решения оказались успешными потому, что на стороне князя был контекст – общее для европейской истории завершение средневекового международного устройства, в котором Орда достигла высот своего могущества. Однако ни для кого из современников, включая русского князя, эта победа не была предопределенной. Предстоящие победы вообще не бывают очевидными, когда речь идет о сопоставимых по силам противниках. Будь оно иначе, войны не стали бы печальной, но неизбежной частью человеческой истории.
Источник: «Профиль»
