Борьба за историческую правду
Вход
Авторизуйтесь, если вы уже зарегистрированы
(Нет голосов) |
(0 голосов) |
Заместитель Председателя Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации, член РСМД
«Семьдесят пять лет назад войска союзников освободили нацистский концентрационный лагерь Аушвиц-Биркенау (Освенцим)» — так начинается совместное заявление руководства Евросоюза накануне 75-летия освобождения Освенцима. Стыдливое умолчание о том, что именно Красная армия освобождала концлагерь, не случайно. Это часть большой политики по переписыванию истории, в которой конструируется совершенно новое, «альтернативное» прошлое, уверен председатель комитета по международным делам Совета Федерации Константин Косачев.
— Сегодня европейские страны используют память о Второй мировой войне в своих политических целях. Зачем им это?
— Я бы не ограничивался констатацией использования истории в актуальных политических целях. Этим занимаются многие, и Евросоюз, если понимать под «европейскими странами» именно этот альянс, тут не исключение. Но при этом в том же ЕС в качестве урока из прошлого всегда подчеркивали уход от исторических счетов друг к другу, что и сделало возможным сам уникальный европейский проект с участием прежних противников в двух мировых войнах.
Актуализации исторических тем и дискуссий в ЕС помогли «неофиты» из Центральной и Восточной Европы, прежде всего Польша и страны Балтии, которые вынесли свои национальные комплексы на общеевропейский уровень. Расчеты на то, что все эти страхи утихнут в лоне единой европейской «семьи» под зонтиком НАТО и на фоне восприятия новых ценностей, включая отказ от взаимных претензий, на поверку обернулись прямо противоположным результатом. Но даже это не до конца объясняет превращение прошлого, и особенно темы Второй мировой войны, не просто в инструмент пропаганды, но в один из фундаментальных элементов идеологии ЕС.
— А что тогда поспособствовало этому процессу?
— Евросоюз в начале нового века столкнулся сразу с несколькими системными вызовами: кризисом общих ценностей, усилением националистических и сепаратистских тенденций, кульминацией которых стал брекзит. Это удар по всей концепции: впервые крупная европейская держава вдруг решила, что ей будет лучше вне «счастливой европейской семьи». Сыграл свою роль и нынешний эгоистический курс Вашингтона, а также миграция, конфликты на постсоветском пространстве и, как следствие, кризис в отношениях с Россией.
И вот здесь Евросоюз, как объединение, базирующееся на ценностях, отреагировал так же, как это делают многие идеологические конструкции: он еще больше идеологизировался, догматизировался и, я бы сказал, большевизировался. Его либерализм стал настолько воинствующим и догматичным, что почти полностью стер программные нюансы между ведущими партиями: теперь практически нет консерваторов, социалистов, демохристиан и так далее — есть разные оттенки господствующего либерализма.
Те, кто даже немного выходит за рамки «единственно верного учения», объявляются популистами, экстремистами, пособниками внешних сил и тому подобное. Ключевым элементом этой идеологии — по аналогии с классовой теорией коммунизма — стало объяснение происходящего и происходившего в мире в виде противостояния демократии и авторитаризма. Эта теория легко оправдывает любые действия против внешних и внутренних оппонентов — вы не вмешиваетесь в чужие дела, а поддерживаете демократические силы, не подстрекаете к бунту и неповиновению, а помогаете народам освободиться от тиранов.
Именно в этом контексте было решено в духе оруэлловской антиутопии «подправить» и прошлое, обратившись к самой неприятной и во многом позорной для Европы странице — Второй мировой войне. Ее решили также переистолковать в духе мейнстримной теории. В итоге вместо честной оценки спорного поведения практически всех крупных держав перед войной, осознания однозначного зла нацизма и анализа уникального опыта антигитлеровской коалиции, состоящей из стран с разными политсистемами, вдруг появляется идея о двух равно ответственных за войну тоталитарных режимах, от которых, мол, пострадали все прочие «хорошие и невинные» народы.
Переписать историю
— Чего добивается Евросоюз, превращая Вторую мировую войну в противоборство двух тоталитарных режимов?
— Одним этим выстрелом предполагается попасть сразу в несколько зайцев. Во-первых, «подверстать» итоги Второй мировой войны под результаты более важной для ЕС сегодня войны холодной. В ней проигравшей стороной они видят СССР/Россию, которая, однако, до сих пор пользуется привилегиями победительницы во Второй мировой войне. Например, является постоянным членом Совбеза ООН. Если оспорить сам этот статус, то можно будет поставить под сомнение и всю современную систему. Не случайно экс-президент США Джордж Буш на праздновании приглашения Литвы в НАТО 23 ноября 2002 года заявил: «Больше не будет Мюнхена, больше не будет Ялты». То есть уравняли позорный «мюнхенский сговор» с важнейшей для всего мира Ялтинской конференцией.
Кроме того, пересмотр военной истории важен для союзников и пособников Гитлера, поскольку разом превращает их либо в жертв, либо в силы сопротивления одному из двух зол. Есть и другая задача, сфокусированная непосредственно на России, для которой победа в Великой Отечественной войне является базовой духовной ценностью, моментом национального возрождения, некой новой точкой отсчета нашей истории. Деморализовать людей, лишить их чувства гордости за своих предков, судя по всему, крайне заманчивая цель.
— Для этого Советский Союз ставится на одну доску с нацистской Германией?
— Есть и другие причины. Во-первых, это должно оправдать изъян в концепции «хорошие евродемократии против плохих диктаторов», поскольку как раз демократий в предвоенной Европе было намного меньше, чем авторитарных, фашистских и полуфашистских режимов.
Во-вторых, сведение той войны к конфликту тоталитарных Германии и СССР затушевывает тот факт, что вторжение на нашу территорию было не просто германским, но европейским. За Гитлера сражалось почти два миллиона европейских добровольцев из большинства европейских стран, включая нейтральные. Причем речь не только о непосредственных союзниках Гитлера, например итальянцах или румынах. Против СССР воевало еще и до десяти тысяч датчан добровольческого корпуса СС «Данмарк» и до десяти тысяч хорватов. В блокаде Ленинграда участвовала испанская добровольческая «Голубая дивизия», через которую прошло около 47 тысяч бойцов. Страны Бенилюкса, по разным данным, отправили на советско-германский фронт от 90 до 110 тысяч солдат, а будущая держава-победительница Франция — от 140 до 180 тысяч.
При этом французов с июля 1940-го по май 1945-го на стороне антигитлеровской коалиции погибло 45 тысяч, а со стороны гитлеровцев как минимум 83 тысячи. А ведь те же французы тоже бились с нашими до последнего дня, обороняли от советских войск рейхстаг и рейхсканцелярию. Последним человеком, получившим в Третьем рейхе «Рыцарский крест», стал не немец, а француз — Эжен Вало. Это случилось 29 апреля 1945 года.
У агрессора был еще и надежный европейский тыл: из примерно 53 тысяч танков и самоходных орудий, использованных немцами в годы войны, свыше восьми тысяч было построено на чешских и французских заводах. По данным историков, Нидерланды половину своей промышленной продукции производили по заказу рейха, каждый немецкий танк на тридцать процентов состоял из «нейтрального» шведского металла. Франция до января 1944 года поставила Германии четыре тысячи самолетов, около десяти тысяч авиадвигателей, 52 тысячи грузовиков. А блокадный Ленинград обстреливали 240-миллиметровые гаубицы французского концерна «Ле-Крёзо» и чешской «Шкоды».
Если принять все это во внимание, то комфортная для европейцев теория о войне Гитлера против Сталина, в которой другие народы выступали исключительно в виде жертв двух тоталитарных режимов, выглядит явно несостоятельной. А вот геополитическая подоплека войн прошлого как раз начинает просматриваться в полной мере, вызывая невольные аналогии и с сегодняшними реалиями: опять объединенная Европа с единой идеологией, в которой русские снова выступают в виде «неправильного», на сей раз «недемократического» и «невосприимчивого к единственно верным ценностям» народа. И аргумент из серии «демократии не совершают агрессий» потерял свою состоятельность еще в 1999 году во время массированных атак НАТО на цели в Сербии. Ну а тот факт, что предлог для агрессии может быть любым, даже фейковым, с успехом подтвердила американская кампания против Ирака в 2003 году.
Но тем важнее для нынешних идеологов сегодня закрепить этот исторический дискурс и на уровне политических доктрин, и в школьных учебниках, чтобы обеспечить «подправленному» прошлому идеологическую перспективу. Причем принимает это все более одиозные и даже чудовищные формы.
— Например?
— Экс-президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга абсолютно серьезно заявила, что «заключение пакта Молотова—Риббентропа было беспрецедентным, единственным в своем роде историческим событием». И это одна из ключевых черт новой идеологии: до пресловутого пакта, дескать, ничего не было, и он свалился на головы бедных европейцев как гром среди ясного неба.
А, например, сопредседатель Ассоциации польских журналистов Марчин Вольский говорит, что «из-за Варшавского восстания россияне оказались в Берлине на год позже, чем могли. Поляки принесли себя в жертву, и они не обрели мирового господства». То есть поляк на полном серьезе гордится тем, что из-за его соотечественников война закончилась, мол, на год позже, при всей спорности самого факта.
— Можно ли назвать резолюцию Европарламента о Второй мировой войне апофеозом ревизионистской политики европейцев?
— Это, конечно, не первый документ на данную тему, но на сегодня самый откровенный. В нем страны ЕС дошли до полного антиисторического абсурда, заявив, что «Вторая мировая война, самая разрушительная в истории Европы, стала непосредственным следствием печально известного нацистско-советского договора о ненападении от 23 августа 1939 года, также известного как пакт Молотова—Риббентропа, и его секретных протоколов, в соответствии с которыми два тоталитарных режима, задавшиеся целью завоевать мир, делили Европу на две зоны влияния».
Это уже не просто использование истории в политических целях, а идеология того объединения, с которым мы сегодня имеем дело в лице Евросоюза. Идеология, базирующаяся на откровенной лжи о том, что для начала самой сокрушительной войны в истории хватило, оказывается, недели после подписания договора (одного из многих, но значение которого намеренно раздувается) между двумя государствами и что оба режима, мол, одинаково хотели завоевать мир. Отброшена вся европейская и мировая история до 23 августа 1939 года, забыто присоединение Рейнской области к Германии, аншлюс Австрии, а затем мюнхенское предательство, позволившее Гитлеру захватить Чехословакию, а Польше, считающей себя чуть ли не «главной жертвой войны», поучаствовать в разделе Чехословакии «с жадностью гиены», по выражению Черчилля. Забыто и то, как было отвергнуто предложение Сталина о создании альянса Франции, Великобритании и СССР против гитлеровской Германии.
Словом, все европейские «скелеты» были отправлены обратно в шкафы, и тему осуждения двух «тоталитаризмов» превратили в очередной фундамент для сплочения Европы. Да, инициаторами резолюции от 19 сентября 2019 года были все те же поляки и прибалты, но за нее проголосовали 535 евродепутатов, только 66 были против и 52 воздержались.
— Если резолюция Европарламента — это, условно, высшая точка эскалации войны памяти на данный момент, что можно считать началом этой войны?
— Началось это конечно, не сегодня и даже не на фоне украинских событий 2014 года. Декларация Европарламента о провозглашении 23 августа Европейским днем памяти жертв сталинизма и нацизма была принята еще 23 сентября 2008 года, но показательно, что это произошло вскоре после того, как был дан отпор грузинской агрессии против Южной Осетии. Что еще раз подтверждает: речь не о прошлом, а о настоящем и будущем.
Трудности коммуникации
— Как идет обсуждение Второй мировой войны, ее причин и итогов на дипломатическом уровне?
— В этом как раз и заключается корень проблемы: Евросоюз больше не обсуждает эти темы с нами или еще с кем бы то ни было, поскольку они перешли в разряд идеологии. Он «сплачивается» вокруг них, и любое их оспаривание или попытка посмотреть с иных углов, что, в общем-то, нормально для исторических вопросов, воспринимается как атака на ценности и единство.
Впрочем, у нас существуют совместные комиссии историков — с той же Польшей, которая сейчас возглавила «крестовый поход на историю». Она была учреждена в 2002 году после визита Владимира Путина в Польшу с целью объективного изучения исторических документов, касающихся отношений наших стран. Но в итоге ее работа неоднократно приостанавливалась, поскольку польскому руководству, похоже, не очень интересна вся полнота картины тех же предвоенных событий. Им, скорее, нужны документы из наших архивов, которые работали бы на польские обвинения в адрес СССР.
По инициативе канцлера ФРГ Гельмута Коля и президента России Бориса Ельцина в 1997 году была создана и Российско-германская совместная комиссия историков. Она работает намного успешнее и, насколько мне известно, на июль намечено уже двадцать третье ее заседание в Берлине.
— Вы говорите о взаимодействии на уровне экспертного сообщества. А как насчет политического диалога?
— А вот на политическом уровне все пока обстоит намного хуже. Позиция стран ЕС и самого Евросоюза в целом по исключению России из обсуждения носит принципиальный характер, и от нас ожидают безусловного принятия западной версии предвоенной истории как равной вины «двух тоталитаризмов».
— Но Россия этого не допустит.
— Мы, разумеется, открыты к самому откровенному обсуждению любых, даже самых непростых исторических тем, но при двух понятных условиях: во-первых, они должны обсуждаться в комплексе, то есть в контексте всех исторических фактов и событий без исключения, а не вырванными из него. Во-вторых, темы не должны быть догматами, частью национальной или наднациональной идеологии, на которой сегодня строится политика. Ибо в этом случае обсуждать, по сути, нечего: любой аргумент и факт, не вписывающийся в «символ веры», будет расценен как «посягательство на святыни». По бурной реакции на недавние выступления Владимира Путина по историческим вопросам, где он привел вполне общеизвестные факты, мы уже видим, что дискуссии не будет. И похоже, довольно долго. Идеологизация в Европе только крепчает.
Поборники правды
— Есть ли у России союзники в борьбе за историческую правду?
— Конечно, у нас есть немало союзников в отстаивании истинной версии происходившего в двадцатом веке. И большинство бывших республик СССР реально или потенциально в их числе, поскольку Красная армия была многонациональной по составу, как и сам Союз. В большинстве этих стран чтят память о подвиге предков и прекрасно знают, что советский солдат шел не оккупировать Европу, а освобождать от абсолютного зла.
Мы взаимодействуем с коллегами из СНГ и на международных площадках, от ООН до региональных структур, отстаивая близкие позиции. Это, конечно, не касается тех стран, в которых пришли к власти — часто через ее неконституционный захват — полностью евроориентированные политики и силы, которые пытаются в этом вопросе быть «святее папы римского».
— А за пределами постсоветского пространства?
— Есть у нас союзники и в Европе — не на уровне государств, но в масштабе политических и общественных сил. В частности, европейские левые активно противостоят приравниванию коммунизма к идеологии и практикам нацистов, отстаивают свою символику, запрещаемую в ряде стран под влиянием конъюнктуры, осуждают проявления неонацизма и правого радикализма.
— Какие страны, помимо России, защищают историческую правду, выступая против обеления нацистов и их союзников, а также проявлений неонацизма?
— Самым последовательным противником этих явлений является, пожалуй, Израиль. Он не давал спуску нацистам все семьдесят пять лет после окончания Второй мировой войны. Например, летом 2017 года группа депутатов израильского парламента подготовила заявление, осуждающее отрицание в ряде стран Европы холокоста и роли Красной армии в борьбе с нацизмом. Это было сделано после принятия в Польше поправок к законодательству, фактически оправдывавших снос памятников советским солдатам. И девятое мая, а не восьмое, как в Европе, было объявлено праздником в Израиле. В этот день проводится торжественное заседание кнессета, государственная церемония в правительстве Израиля, шествие в Иерусалиме и праздничные мероприятия по всей стране.
При этом израильские политики совершенно не боятся открыто ставить исторические вопросы. Так было, в частности, с заявлениями высших израильских политиков о соучастии поляков в холокосте. В Польше такие заявления очень не понравились, однако Израиль это никогда не останавливало. И факты говорят в его пользу.
Многое перекликается и в наших исторических позициях с Китаем. Поэтому, полагаю, нужно активизировать наш диалог как на уровне политиков и парламентов, так и между учеными и экспертами, чтобы совместно противостоять ревизионистским трактовкам событий мировой войны, сфокусированным на пресловутом советско-германском договоре как ее отправной точке.
— К слову, дату окончания Второй мировой войны в России перенесли на 3 сентября. Это как-то связано с тем, что в этот день отмечает победу Китай?
— Авторы соответствующего законопроекта разъяснили, почему это было сделано. По сути, это возвращение к изначально установленной дате, поскольку указ об объявлении 3 сентября праздником победы над Японией был принят президиумом Верховного Совета СССР в 1945 году. На оборотной стороне медали «За победу над Японией», которой были награждены около 1,8 миллиона человек, имеется надпись «3 сентября 1945». Безусловно, есть логика и в том, чтобы отмечать эту дату вместе с КНР, где днем окончания Второй мировой войны также считается 3 сентября.
— Почему это сделали сейчас?
— Полагаю, это продиктовано юбилейной датой, отмечаемой в этом году, и это, конечно же, хороший повод, чтобы восстановить исторические даты в том самом виде, какими их видело само поколение победителей и какими их желают видеть живущие и поныне ветераны.
Стратегия России
— Какие действия предпринимает Россия на международной арене для сохранения исторической правды?
— Начиная с 2005 года по инициативе делегации РФ Генеральная Ассамблея ООН ежегодно принимает резолюцию «Борьба с героизацией нацизма, неонацизмом и другими видами практики, которые способствуют эскалации современных форм расизма, расовой дискриминации, ксенофобии и связанной с ними нетерпимости».
В декабре прошлого года число соавторов документа достигло 62, а при голосовании ее поддержало подавляющее большинство государств — 133. Как и в предыдущие годы, против выступили лишь делегации США и Украины, а 52 страны, включая государства — члены ЕС, воздержались. Для нас голосование по этому важнейшему документу — индикатор мирового отношения к нацизму, намного более важный, чем заидеологизированные резолюции органов Евросоюза.
В резолюции, напомню, выражена глубокая обеспокоенность по поводу героизации нацистского движения, неонацизма и бывших членов организации «Ваффен СС» в любой форме, выражается обеспокоенность «участившимися попытками и случаями осквернения или разрушения памятников, воздвигнутых в честь тех, кто боролся против нацизма в годы Второй мировой войны».
Хотел бы также напомнить об инициативе председателя Совета федерации Валентины Матвиенко о признании победы над нацизмом во Второй мировой войне Всемирным наследием человечества, а памятников борцам с нацизмом во всех странах — общим Всемирным мемориалом Второй мировой войны. Эта идея уже нашла свою поддержку в Бишкекской декларации Совета глав государств — членов Шанхайской организации сотрудничества от 14 июня 2019 года, в которой главы государств договорились о ее совместном продвижении в резолюцию Генассамблеи ООН. Мы получили одобрение и от самого генсека ООН, и от руководства Межпарламентского союза и других организаций.
Как видим, союзников — реальных и потенциальных — у российской позиции в мире немало. А значит, наши усилия не напрасны.
— Насколько в целом эффективна российская борьба с попытками перелицовки прошлого? Почему, на ваш взгляд, масштабная кампания России по борьбе с фальсификацией истории началась лишь недавно?
— Разумеется, проблем еще немало, поскольку нашим усилиям оказывается весьма жесткое и целенаправленное сопротивление. К тому же мы, возможно, не сразу осознали, что имеем дело со скоординированной политикой, а не отдельными всплесками ревизионизма. Возможно, нам слишком долго казалось, что очевидные для нас вещи, закрепленные в итогах Нюрнбергского трибунала, незыблемы и очевидны и для всех остальных, тем более в Европе. Как видим, реальность опровергает излишне радостные ожидания.
В связи с этим хотел бы призвать нашу общественность, научные круги, молодежь активнее включаться в противодействие попыткам, не побоюсь громких слов, отнять у нас историю, правду и саму Победу. Оставшись без прошлого, мы останемся без будущего. Инициаторы фейковой версии истории Второй мировой войны очень хорошо это понимают, поэтому речь сегодня вовсе не о прошлом.
— Какой, в вашем представлении, должна быть или может быть официальная позиция российского руководства по отношению к событиям и итогам Второй мировой войны?
— В последнее время мы услышали весьма много о нашей позиции по этим темам, причем непосредственно из уст главы государства. И еще многое услышим, поскольку и сам юбилейный год к этому располагает, да и нападки на наше прошлое требуют ответов на самом высоком уровне.
Что бы еще хотелось внести в качестве идей для осмысления? Во-первых, я предложил бы постепенно отходить от европоцентричной версии событий того времени, в которой официальным началом мировой войны считается дата нападения Германии на Польшу. Ведь к тому моменту в Азии уже не первый год шли сражения, и Советский Союз вел войну с Японией и до 1 сентября 1939 года. Кстати, в Японии тогда оценивали советско-германский договор как чуть ли не предательство со стороны Гитлера.
Да и в самой Европе уже многое произошло — и захват Германией Рейнской демилитаризованной зоны в 1936 году, и аншлюс Австрии весной 1938-го, и мюнхенский сговор, и последовавшее расчленение Чехословакии «дружными» усилиями Германии и Польши. Поэтому нужно настаивать на включении событий той истории, которая ныне считается предвоенной, в качестве актов мировой войны. Да, во всех этих событиях весьма неприглядную роль сыграли ведущие державы Европы, однако германская агрессия против Польши стала следствием и продолжением цепи событий, начавшейся много ранее.
Кроме того, нужно шире, на основе архивных материалов, раскрывать неприглядную роль в той войне союзников Германии и добровольных пособников нацистов в разных странах Европы. В СССР по понятным причинам об этом не говорили, поскольку речь шла о дружественных государствах — союзниках. Но сегодня эти «дружественные» государства находятся на передовой войны с исторической правдой, агрессивно обвиняя именно нашу страну и наш народ в различных преступлениях, уничтожая памятники воинам-освободителям, инициируя разные резолюции, подвергающие не просто сомнению, но откровенному поруганию роль СССР в разгроме нацизма. Пора им напомнить, по какую сторону на линии добра и зла, которая была прочерчена в Нюрнберге, они были в те времена.
Наконец, необходимо уходить и от сугубо идеологических версий тех событий, которые все сводят к противостоянию тоталитарных идеологий. Помимо, несомненно, античеловеческой сущности нацизма, в той войне, как и в каждой войне, присутствовали и геополитические мотивы. Они объясняют логику поведения держав, в том числе то, почему «второй фронт» в Европе был открыт не за годы, а за месяцы до окончания войны, длившейся шесть лет. Почему не спешили с формированием антигитлеровской коалиции, почему очень рассчитывали повернуть Гитлера на восток. И почему вслед за общей победой последовала Фултонская речь Черчилля и планы, получившие название «Операция “Немыслимое”». Если принимать все это во внимание, абстрагируясь от нынешних идейных установок Запада об истории как о противостоянии демократий тоталитарным режимам, многое можно понять и в послевоенной, и в современной истории. Которая, увы, имеет свойство повторяться, если ее уроки не усвоены.
Источник: Эксперт.online
(Нет голосов) |
(0 голосов) |
