Странное ощущение – как будто смотришь ремейк хорошо знакомого сюжета. Бесчеловечные исламские радикалы-террористы устраивают кровавое нападение, особенно вызывающее из-за своего символического характера. Все застигнуты врасплох и потрясены, правительства готовы отложить в сторону острые разногласия и объединить усилия против зла. Риторика России и Запада меняется, начинается масштабная военная операция, которая, как кажется, способна заложить основу для совсем других отношений в будущем. Ведь теперь понятно, кто настоящий и очень опасный враг…
Ноябрь 2015-го – новое издание сентября 2001-го, когда «Аль-Каида» нанесла удар по двум американским столицам. До нью-йоркской зрелищности парижские бомбисты не дотянули, но шоковый эффект сопоставим. Как и характер реакции. И, памятуя тот опыт, можно предположить, что будет дальше. Точнее говоря – чего не будет.
Не будет глобального альянса против зла, коалиции всех «людей доброй воли», чтобы остановить «врагов человечества», о чем политики говорили тогда, говорят и сейчас.
И после первоначального импульса — у кого-то вполне искреннего, а у кого-то конъюнктурного — отношения ведущих держав вернутся на круги своя.
Теракты 11 сентября 2001 года подвели черту под периодом большой иллюзии, родившейся после конца «холодной войны». Иллюзии, что главная проблема мировой политики решена и на повестке дня остаются пусть острые, но преодолимые, несистемные вопросы.
Неизвестно, предвидел ли Усама бен Ладен все последствия своего шага либо действовал просто по зловещему наитию. Но, ударив по Всемирному торговому центру и Пентагону, он добился главного – вывел Соединенные Штаты из равновесия.
Заставил их действовать резко и решительно по всему миру, прежде всего на Ближнем Востоке, и тем самым стронул лавину, которая дальше уже обрушилась сама под тяжестью собственной критической массы.
Администрация Джорджа Буша не могла не ответить на брошенный вызов, так что «Талибан», как и лично бен Ладен, были обречены. Ответ оказался не только военно-силовым, но и идеологическим – продвижение демократии как залога мира и безопасности. И если военная составляющая была достаточно эффективной, то идейная принесла противоположный результат. Инструментализация, по сути, обессмыслила понятие «демократия».
Вашингтон полагал, что борьба против террористического зла способна стать новым стержнем мировой политики, а террористы заменят почивший в бозе Советский Союз в роли системной угрозы. И вначале казалось, что так и будет – осенью 2001 года в ряды международной контртеррористической коалиции удалось мобилизовать буквально весь мир.
Но отстранение от власти талибов стало единственным свершением этой коалиции, как только естественное отмщение свершилось, единение рассыпалось.
«Международный терроризм» оказался слишком разнообразным, аморфным и искусственным явлением, чтобы зафиксировать раздел по новой линии.
И преодолеть неизбывные противоречия между крупными странами.
Была ли 14 лет назад чистосердечной надежда на то, что осознание опасности радикализма сплотит человечество? Вероятно, да, во всяком случае, многие в это верили. Однако за первым порывом последовала попытка использовать его для закрепления американского доминирования. Что было вполне логично – удар по порядку, установившемуся после «холодной войны», попытались купировать за счет более жесткого утверждения этого самого порядка.
Противодействие, как и положено, оказалось равным действию, и США пришлось начать отступать – еще при Буше. Барак Обама делал это уже вполне сознательно, понимая, что мир изменился и в прежней парадигме насильственного навязывания своих представлений Соединенные Штаты ничего не добьются.
Ставшие общим местом слабость и нерешительность Обамы – это не только и не столько свойства его характера, сколько вполне рациональный выбор, хотя и затратный с точки зрения имиджа.
Нынешний президент США, судя по всему, убежден в том, что на Ближнем Востоке, жаргонно выражаясь, нечего ловить. На годы, если не десятилетия, регион превращается в кипящую лаву.
Но и за его пределами – американское лидерство в мире нужно обеспечивать другими способами, опираясь на по-прежнему гигантскую фору Соединенных Штатов в мировой экономике и финансах, способности регулировать эту сферу и принуждать остальных игроков следовать американским правилам. Успех с соглашением о Транстихоокеанском партнерстве, которое многие воспринимают как прообраз нового типа организации глобальной экономики, перевешивает неприятные для Америки итоги ее ближневосточной политики. И в этом смысле курс Вашингтона – попытка закрыть неудачную главу, которая была открыта в сентябре 2001-го.
А что же с единением против террористической атаки? Эмоциональное воздействие «черной пятницы» в Париже очень велико, тон изменился радикально. Российское руководство, кстати, умело использовало перемену атмосферы, признав именно в этот момент, что самолет над Синаем погиб в результате теракта.
Тем самым Кремль подчеркнул свое моральное право перейти в жесткую контратаку и играть ведущую роль в операции возмездия.
Тем более что Париж сам лидировать не может. «Исламское государство» в одночасье оказалось в положении талибов-2001 – ни у кого, даже у тех, кто ему втайне симпатизирует, не повернется язык возражать против резкой интенсификации ударов. Интересы Франции, США, России (а также Тегерана и Дамаска) объективно совпали, прочим же остается с этим согласиться. Скоро увидим, какой политический эффект смогут (или захотят) выжать из этой ситуации основные действующие лица. Иными словами – насколько такое совпадение будет использоваться для пропаганды идеи именно совместной борьбы.
Сирия-2015 – феномен куда более сложный, чем Афганистан-2001.
Тогда для объявления победы было достаточно низложить правительство муллы Омара и оккупировать страну для построения там демократического государства. Сейчас всеобщее отторжения «Исламского государства» не означает согласия по будущему Сирии. И пусть в эти дни Франсуа Олланд, еще неделю назад едва ли не самый непримиримый враг Башара Асада, вдруг «прозревает» относительно более опасных угроз, схватка за то, кто будет доминировать в Сирии, обещает быть жестокой.
Примечательно, что Россия – если уж проводить параллели с 2001 годом – попала в положение США. Москва – правофланговый военной кампании против ИГ. Легко предположить, что одной из конкретных целей России является сохранение военного присутствия в Сирии по той же модели, как Соединенные Штаты надолго закрепились в Афганистане. Но если с американскими базами там все более или менее смирились (а Россия в свое время даже способствовала закреплению Вашингтона в регионе), то российское базирование в Сирии обещает стать огромным камнем преткновения.
Уроки 2001 года: единство против терроризма продолжается недели, максимум – месяцы. А военная победа над теми, кто в данный момент этот терроризм олицетворяет, способна принести моральное удовлетворение, но не решает вопроса в принципе.
И если уж пришлось втянуться в эти проблемы, нужно ставить предельно конкретные и достижимые цели. Роковую динамику событий в той части мира изменить в ближайшие годы не удастся никому.
Источник: Газета.Ру
