Прошедшая неделя отметилась в истории международной политики двумя важными событиями и одним юбилеем, позволяющим лучше понять значение того, что происходит в наши дни. Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, подписанный ровно 50 лет назад в Хельсинки – это символ эпохи, когда безопасность в Старом Свете была эквивалентом глобальной. Эта эпоха закончилась – и уже не вернется.
Отказ Индии подчиниться требованиям США в том, что касается торговли с Россией – символ уже новейшего этапа развития мира, где крупные развивающиеся державы самостоятельно принимают решения по наиболее фундаментальным вопросам. Теперь мы можем быть уверены только в том, что они будут следовать своим интересам, а не логике отношений между военными сверхдержавами.
И наконец, эмоциональная реакция президента США Дональда Трампа на интернет-перепалку с заместителем секретаря Совета безопасности России Дмитрием Медведевым олицетворяет собой наступление эпохи, когда неопределенность опять становится важнейшим признаком мировой политики. Во всех ее измерениях – даже самых фундаментальных с точки зрения выживания человечества.
Прошедшая неделя отметилась в истории международной политики двумя важными событиями и одним юбилеем, позволяющим лучше понять значение того, что происходит в наши дни. Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, подписанный ровно 50 лет назад в Хельсинки – это символ эпохи, когда безопасность в Старом Свете была эквивалентом глобальной. Эта эпоха закончилась – и уже не вернется.
Отказ Индии подчиниться требованиям США в том, что касается торговли с Россией – символ уже новейшего этапа развития мира, где крупные развивающиеся державы самостоятельно принимают решения по наиболее фундаментальным вопросам. Теперь мы можем быть уверены только в том, что они будут следовать своим интересам, а не логике отношений между военными сверхдержавами.
И наконец, эмоциональная реакция президента США Дональда Трампа на интернет-перепалку с заместителем секретаря Совета безопасности России Дмитрием Медведевым олицетворяет собой наступление эпохи, когда неопределенность опять становится важнейшим признаком мировой политики. Во всех ее измерениях – даже самых фундаментальных с точки зрения выживания человечества.
Все это в совокупности озадачивает тех наблюдателей, кто все еще надеется на восстановление некоего «порядка» в глобальных делах. Нам легко согласиться с тем, что мировая политика перестала быть продолжением европейской, делаем это даже с удовольствием. Но намного труднее признать, что перестают быть уместными именно философские основы этой политики, корни которых находятся в Европе.
Хельсинкский акт 1975 года стал высшей точкой холодной войны 1947–1991 годов и одновременно моментом наибольшей упорядоченности в международных отношениях. Статичная эпоха, в центре которой находилось противостояние СССР и США, берет свое происхождение в классической европейской политике. На протяжении столетий ведущие державы Европы стремились к тому, чтобы положение дел в регионе определялось правилами, выработку которых они оставляли за собой.
Разумеется, эти правила были олицетворением несправедливости, поскольку в основе лежало соглашение внутри узкой группы государств. Но все остальные страны и цивилизации были слишком слабыми для того, чтобы протестовать. В результате возникало то, что принято называть «международный порядок»: ощущение некой предсказуемости в поведении государств, позволявшее знать, кто и что может себе позволить.
Принятые полвека тому назад в Хельсинки решения доводили такую логику до совершенства, поскольку на бумаге фиксировали сделку между сильнейшими государствами и их союзниками. И даже сейчас для многих Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе, как наследник Хельсинки, остается символом способности государств миром урегулировать свои противоречия.
То, как повели себя страны Запада после холодной войны, в принципе, также укладывается в классическую европейскую логику: они были сильнее и определяли правила игры. А Россия, Китай, Индия и все прочие должны были этим правилам следовать. Однако уже скоро стремительные изменения – ослабление Запада и рост возможностей остальных – сделали такой подход не просто неуместным, а совершенно малоэффективным.
И нам в России было бы ошибочно думать, что будущая договоренность с Западом по поводу европейских дел сможет стать центральной частью всего мирового порядка. Просто потому, что мало остается в мире стран, готовых признавать положение в Европе как то, с чем должна соотноситься их собственная внешняя политика. Та же Индия, отказываясь выполнить ультиматум США по поводу покупки у России энергоресурсов, совершенно не стремится следовать в фарватере российской политики. У двух стран прекрасные отношения, но в своих практических действиях Дели руководствуется исключительно национальными интересами. И что самое важное, такая страна, как Индия, вообще, похоже, не считает положение в Европе центральным для мировой политики.
Разрушается система международных отношений, в которой был возможен один центр, в зависимости от которого отстраивалось все остальное. И заменить Европу в этом смысле совершенно некому. Даже Азия, где все больше сталкиваются интересы США и Китая, слишком многообразна, не способна к созданию четкой и структурированной системы противостояния, к которой остальной мир мог бы «привязывать» свою внешнюю политику и дипломатию.
А это значит, что уходит в прошлое любая определенность, источником которой была четкая расстановка сил. Заявление Трампа о том, что в ответ на замечания со стороны российского представителя он приказал выдвинуть на новые позиции подводные лодки с ядерным оружием, удивило и даже несколько насторожило многих. Оно было воспринято как «стратегическая фривольность» – способность создавать рискованные ситуации для решения мелких задач. Напомнило о событиях более чем вековой давности, когда европейские монархи легкомысленно привели свои державы к Первой мировой войне (1914–1918). В наши дни признаки подобной легкомысленности увидели у эксцентричного главы американского государства.
Главная причина таких оценок – устоявшееся отношение к фактору ядерного оружия в мировой политике. На протяжении десятилетий считается, что именно он остается главным стабилизатором поведения государств. Просто в силу масштабов потенциальных разрушений, грозящих гибелью всего человечества. Иными словами, в мире, где старая европейская система правил перестала действовать, а государства все больше стремятся поступать по своей воле, ядерное оружие стало восприниматься как последняя точка опоры: нечто сакральное и поэтому защищенное от любых проявлений импровизации.
Поведение США и Запада в целом после начала специальной военной операции на Украине только укрепило нас в такой точке зрения, поскольку правительство демократов очень следило за тем, чтобы не создавать даже подозрений по поводу возможности прямого конфликта России и США. Президент Джо Байден был все-таки политиком эпохи холодной войны и четко следовал всем созданным тогда правилам поведения. И это успокаивало. Сейчас мы стали свидетелями того, что последняя грань пройдена, пусть даже на риторическом уровне. И это вызывает вполне обоснованную тревогу по поводу будущего.
Можно вместе с тем допустить, что импровизация Трампа – это только одно из проявлений нового состояния мировой политики, где упорядоченность стала достоянием прошлого. Вместе с Европой, которая и породила несколько столетий назад идею о необходимости «международного порядка». Прощание с Европой означает и прощание с ее философскими концепциями, нравится нам это или нет.
Если в мире пошел процесс отмены всех и всяческих правил, формальных или негласных, то он должен дойти до самого главного – отношения к наиболее убийственному оружию в человеческой истории. Это совершенно не обязательно означает, что политики будут теперь так же легко относиться к использованию ядерного оружия. Хотя еще несколько недель назад некоторые наблюдатели допускали его применение, например, Израилем против Ирана. Но это значит, что в мире теперь даже теоретически невозможно что-то полностью неизменное.
В таких условиях перед политиками и дипломатами будут стоять намного более сложные, чем когда-либо раньше, задачи. Во-первых, потому что не остается сфер, где можно быть полностью уверенным в реакции другой стороны. Во-вторых, поскольку понимать поведение других государств теперь нужно только через призму их собственных интересов и обстоятельств. А не исходя из их положения в международном порядке, которого больше не существует.
Думается, что российская внешняя политика и дипломатия в силу нашей привычки действовать «по обстоятельствам» имеет здесь некоторые очевидные преимущества.
Источник: Взгляд
