Балтийский регион: интегрирование национальных меньшинств и риски этнополитических конфликтов

За четверть века экспатриации с момента «геополитической катастрофы» в среде прибалтийского русскоязычного национального меньшинства наиболее остро встал так называемый русский вопрос. Проблема самоопределения народов Эстонии, Латвии и в меньшей степени Литвы по большей части связана с двумя ключевыми факторами: построением мультикультурного государства со стороны титульной нации и интеграцией нацменьшинств. Каким образом интеграционная политика прибалтийского истеблишмента формирует национальную идентичность, государство и его институты и способствует зарождению и развитию этнополитического конфликта в Балтийском регионе?

Специфика русскоязычной диаспоры в Балтийском регионе

Во время этапа демократического транзита, последовавшего вслед за распадом СССР, фактор интеграции российской общины в общество прибалтийской титульной нации послужил основной проблемой для образования консолидированных демократий в Латвии и Эстонии. Основным водоразделом в изучении проблемы является статус «негражданина», который лишает около 330 тысяч русскоязычного населения избирательного голоса, но оставляет за ними обязанность уплаты подоходного и социального налогов в государственную казну. Латвия и Эстония — единственные страны в мире, где юридически введен и функционирует данный статус.

Согласно теории культурного многообразия в независимых демократических государствах А. Степана [1], ситуация в Прибалтике наиболее близка к типу государств, в которых присутствует культурное разнообразие, а группы не ставят своей целью отделение и не требуют автономии. Различные этногруппы в силу ряда различных причин по-разному воспринимают общий исторический опыт и современные политические реалии, что усложняет интеграцию нацменьшинств. Политическое поведение Латвии и Эстонии показывает, что страны действуют или желают действовать как мононациональные государства, игнорируя наличие большой этнической диаспоры. Более того, в контексте наличия «ограниченного права» строительство нации-государства и создание демократии вступают в противоречия. По словам Ч. Тэйлора, такая неувязка связана прежде всего с тем, что одна нация начинает занимать статус «привилегированной», в то время как другая ощущает себя непризнанной и даже маргинализированной. Вопрос о наличии статуса апатридов способствует не только разделению общества в ключевых историко-правовых аспектах, но и делает самоидентификации меньшинств более выраженной, а саму диаспору более закрытой и изоляционистской. Обратный эффект можно наблюдать в инклюзивной Литве, где 96% русских и 99% поляков идентифицируют себя как литовцев.

Балтийские стратегии интегрирования национального меньшинства

Согласно типологии стратегий государство-строительства А. Степана и Х. Линца [2], Латвия и Эстония принадлежат к самому недружелюбному по отношению к меньшинствам типу: политика этих стран носит характер исключения и отторжения меньшинств. Если применить такой подход к классификации политических режимов, то мы увидим явную аналогию с этнической демократией, что лишь доказывает не инклюзивность и не консоциативность рассматриваемых стран, а значит, согласно критериям Р. Даля, и отсутствие полиархии. Учитывая факт лишения автоматического латвийского и эстонского гражданства категории населения, рожденной на территории ЛССР и ЭССР, а также родившегося уже в независимых республиках поколения в начале 1990-х гг., есть основания называть режим и Латвии, и Эстонии недемократическим. Наличие нескольких сотен тысяч апатридов приводит к политике расовой сегрегации и нарушению международных прав человека.

Литва же, в свою очередь, относится к типу, поощряющему инклюзивный процесс интеграции, плюрализм и либеральную демократию. Такой путь способен привести Литву к образованию консолидированной мультинациональной демократии. Однако стоит учесть сильное влияние внешнего центра, коим является Россия и, в частности, близость и непосредственные границы с Калининградской областью.

Перспективы развития этнополитического конфликта

Несмотря на отсутствие признаков какого-либо движения за отделение, существует несколько причин, по которым сложившееся положение в Прибалтике можно отнести к этнополитическим конфликтам. Согласно типологии Семененко, Лапкина и Пантина в отношении корреляции доминирующего типа этнополитической конфликтности и формами актуализации конфликта, кейс Балтии примечателен по следующим причинам [3].

Во-первых, разногласия в регионе носят политико-институциональный характер, так как территориальная целостность государств не оспаривается, однако активная сторона не удовлетворена соотношением представительства в правительстве и требует «властного участия» (power sharing).

Во-вторых, конфликт перманентно актуализируется посредством обращения к исторической памяти. В частности, огромную роль в этом играют местные элиты и СМИ, которые выносят на публичное обсуждение такие «вечные темы», как оккупация Латвии СССР, шествие легионеров СС, деятельность КГБ в эпоху ЛССР, исторические аспекты (в том числе скептическое отношение к немецкому детскому концентрационному лагерю вблизи Риги «Саласпилсский шталаг»). Как ранее отмечалось, взгляды на общее прошлое кардинально разнятся. В то время как большинство русскоязычных положительно оценивают советское время, а старшее поколение даже ностальгирует, для латышей социалистическая эпоха прежде всего ассоциируется с массовыми сталинскими депортациями, а освобождение прибалтийских территорий от немецких войск в 1944 г. трактуется как восстановление оккупированного режима. Исторические преференции коррелируют и с отношением к государственному режиму: большая часть национального меньшинства положительно отзывается о Советском Союзе, следовательно, чаще всего выражает недовольство положением дел в независимой республике. В свою очередь, титульная нация, считающая пребывание региона в составе СССР оккупацией, довольно высоко оценивает современное демократическое устройство и политическому систему страны.

В-третьих, на фоне различного восприятия исторических событий, культурно-лингвистические противоречия более способствует усугублению взаимоотношений между титульными нациями и русскими переселенцами. Различные менталитет и образ мышления являются помехой на пути к интеграции сообщества. Однако следует отметить, что была достигнута некоторая степень ассимиляции народов. Так, к примеру, титульная нация и русскоязычная диаспора разделяют общие ценности на такие вопросы, как узаконивание нетрадиционных браков, миграционные потоки, фискальная политика стран и т. д. Более того, в условиях иммиграции выходцев из стран Ближнего Востока и Северной Африки, беженцы стали неким объединяющий фактором. Появление сотни беженцев иной расы стало более нежелательным и пугающим явлением, нежели сотни тысяч русских.

В-четвертых, помимо политико-институционального фактора конфликта, имеет место быть политико-управленческий тип в качестве дополняющего. Это напрямую связано с двумя факторами. Первый — статусом «негражданина», который исключает группу лиц из участия в политической жизни и лишает оную представительства в государственных структурах, что в данном случае можно выделить как отсутствие механизмов построения консоциативной демократии. Второй — разные подходы к государственной политике, в частности, внешнеполитическим приоритетам, вопросам религии и культуры. Русскоязычная сторона выступает за пересмотр публичной политики в пользу поддержки нацменьшинств и их равноправия.

В-пятых, интенсификация конфликта. Согласно типологии Лапкина и Пантина, еще одним параметром наличия прибалтийского этноконфликта является латентность, которая потенциально стремится перейти в активную фазу. То есть на данный момент мы имеем дело с замороженным конфликтом, так как стороны в целом соблюдают принципы современной политики, и их действия остаются в рамках конституционно-правового поля. В то же самое время можно выделить достаточно прецедентов, целью которых была провокация бытовых конфликтов на национальной почве: распятая кукла Путина, выставка «Люди Майдана», демонтаж памятника Бронзовому солдату, многочисленные запреты на вещание российских телеканалов, ликвидация русских школ и т.д. Подобные действия со стороны титульной нации не способствует интеграции, а наоборот, демонстрируют русскоязычному населению свое пренебрежительное отношение. Кроме того, каждому действию находится противодействие, что вызывает негативную ответную реакцию, а в некоторых случаях — целую волну негодования и серию акций протестов, как это периодически происходит с переводом русских школ на обучение на латышском языке.

***

Таким образом, налицо этнополитических конфликт, находящийся на данном этапе в латентной форме. Ядром конфликта являются две категории русскоязычной диаспоры: неграждане как основа политико-институционального конфликта и меньшинства, которые, несмотря на обладание правом голоса, требуют равноправия и уважения в бытовых аспектах, так как в силу специфики устройства избирательной системы они не способны сформировать коалицию в парламенте и поэтому исключены из законотворческого процесса. Этнополитический конфликт является одним из самых опасных рисков в государство-и нациестроительстве, именно поэтому, несмотря на то, что в странах нет сепаратистских настроений и организованного движения сопротивления, для пресечения прямых или косвенных столкновений, титульным элитам необходимо выработать сбалансированную стратегию интегрирования русскоязычной категории населения в прибалтийское общество.

1.Stepan A. Comparative Theory and Political Practice: Do We Need a ‘State-Nation’ Model as Well as a ‘Nation-State’ Model? / Government and Opposition, Vol. 43, No. 1, pp. 1–25, 2008.

2.Linz J. Problems of Democratic Transition and Consolidation. Southern Europe, South Africa and Post-Communist Europe. / J. Juan Linz, Alfred Stepan. - Johns Hopkins University Press, 1996. - p. 504.

3.Семененко И.С. Типология этно

политических конфликтности: методологические вызовы “большой игры”// И.С. Семененко, В.В. Лапкин, В.И. Пантин - Москва: ИМЭМО РАН, 31.08.2016.