«Прекрасный сон» Германии подошёл к концу

Внешнеполитическая судьба Германии в последнее столетие была сродни поездке на американских горках. В начале XX века объединённое немецкое государство стало главным возмутителем мирового спокойствия и развязало два самых кровопролитных конфликта в истории. Затем оно прекратило своё существование в прежней форме, будучи разорванным надвое фронтом холодной войны, а после возродилось из пепла, превратившись в уже совсем другую страну. За какие-то сто лет Германия от бесконечных войн и огромных жертв дошла до пика своего экономического и социального благоденствия, до состояния «прекрасного сна». Именно таким выражением можно было бы охарактеризовать роль на мировой арене, которую Германия получила после распада СССР и окончания холодной войны. Тогда, по мнению известного философа Фрэнсиса Фукуямы, состоялся «конец истории»: полная победа либерально-демократического порядка и стабилизация всей мировой системы, что выразилось в отсутствии крупных конфликтов и острых противоречий между основными акторами международных отношений.

Подъём альтернативных центров силы (в первую очередь КНР) и дестабилизация Ближнего Востока и Северной Африки показали, что история пока ещё не закончилась. Немецкому политическому руководству было продемонстрировано, что отсутствие необходимости влиять на глобальный мировой порядок не всегда является абсолютным благом. Германия оказалась перед лицом следующей ситуации: политические и социальные потрясения в непосредственной географической близости оказывают на неё прямое и косвенное воздействие, однако текущая роль Берлина в мировой системе неэффективна для решения такого рода проблем.

Именно поэтому в последнее время Берлин всё чаще посылает сигналы о росте своей внешнеполитической самостоятельности. К примеру, Германия является одним из пропонентов создания общеевропейской армии, то есть военной структуры, независимой от США и НАТО. Кроме того, Берлин резко выступил против выхода США из иранской ядерной сделки и продолжает настаивать на её сохранении.

Германия начала XX в. ассоциировалась с агрессором, который решает геополитические проблемы путём конфликта: Германия начала XXI в. — это уже совсем другая страна, наученная прошлыми ошибками и изменившаяся до неузнаваемости. Её «прекрасный сон» подошёл к концу. Возникающие геополитические вызовы она теперь решает совсем по-другому.

Внешнеполитическая судьба Германии в последнее столетие была сродни поездке на американских горках. В начале XX века объединённое немецкое государство стало главным возмутителем мирового спокойствия и развязало два самых кровопролитных конфликта в истории. Затем оно прекратило своё существование в прежней форме, будучи разорванным надвое фронтом холодной войны, а после возродилось из пепла, превратившись в уже совсем другую страну. За какие-то сто лет Германия от бесконечных войн и огромных жертв дошла до пика своего экономического и социального благоденствия, до состояния «прекрасного сна». Именно таким выражением можно было бы охарактеризовать роль на мировой арене, которую Германия получила после распада СССР и окончания холодной войны. Тогда, по мнению известного философа Фрэнсиса Фукуямы, состоялся «конец истории»: полная победа либерально-демократического порядка и стабилизация всей мировой системы, что выразилось в отсутствии крупных конфликтов и острых противоречий между основными акторами международных отношений.

Упрощённо роль ФРГ в таких условиях выглядела так: мощная и активная экономическая вовлечённость, но при этом небольшое количество реальных политических рычагов воздействия (и, как следствие, несоизмеримо меньшее присутствие в политическом поле мирового сообщества). В частности, Германии не было предоставлено постоянного места в СБ ООН (и, как следствие, возможности накладывать своё вето). Кроме того, на ФРГ были наложены военные ограничения — численность бундесвера не более 370 тыс. человек, запрет на обладание ядерным оружием. Как следствие у этого государства — не самая активная роль в НАТО: по степени вовлеченности в деятельность альянса Германия уступает Франции и Великобритании.

Владислав Белов:
Германия: жаркое политическое лето 2019 г.

До определённого этапа, такая роль полностью устраивала Берлин. В условиях «конца истории» Германия не испытывала потребности в излишне активных действиях на мировой арене. Более того, второстепенная роль несла с собой очевидные плюсы: к примеру, ФРГ не нужно было тратить значительные ресурсы на поддержание нового либерально-демократического порядка. Данная функция практически единолично выполнялась США — мировым гегемоном и единственным «полюсом» однополярной мировой системы. Германия вполне комфортно себя чувствовала в политическом фарватере Вашингтона, ей можно было сосредоточиться на экономическом развитии и не затрачивать множество средств на содержание больших вооружённых сил и сети военных баз по всему миру. Такое положение дел полностью гармонировало с позицией немецкого общества, в котором царили антиинтервенционистские и антимилитаристские настроения.

Однако «момент однополярности» продержался недолго. Подъём альтернативных центров силы (в первую очередь КНР) и дестабилизация Ближнего Востока и Северной Африки показали, что история пока ещё не закончилась. Что касается Германии, то главный удар по её месту в прежней однополярной системе был нанесён в 2015 г., когда случился пик миграционного кризиса, вызванного ближневосточными и североафриканскими социальными конфликтами. Можно сказать, что позиция Берлина начала меняться ещё раньше, например, в 2002 г., когда ФРГ отказалась участвовать в военной кампании против Ирака. Однако это событие не было столь глобальным. К тому же тогда решение Германии было во многом продиктовано политическим расчётом канцлера Герхарда Шредера: приближались очередные парламентские выборы и Шредер намеревался получить дополнительные голоса, сыграв на пацифистских настроениях немецкого общества.

Именно миграционный кризис 2015 года наглядно продемонстрировал Берлину недостатки его положения в мировой политике. Безболезненное существование Германии в однополярном мире обеспечивалось двумя условиями: относительной стабильностью мировой системы в целом и неменяющейся ролью США (гегемон, готовый затрачивать свой ресурс на поддержание системы). В 2016 г. Германия максимально почувствовала на себе нарушение первого условия, когда дополнительным осложняющим фактором стало избрание на пост президента США Дональда Трампа, поставившего под сомнение роль США в качестве государства, обслуживающего мировой порядок. Двумя годами ранее случилось ещё одно важное событие, которое также основательно затронуло Германию: конфликт на юго-востоке Украины. Это был ещё один внешний шок, пусть и не столь сильный.

Немецкому политическому руководству было продемонстрировано, что отсутствие необходимости влиять на глобальный мировой порядок не всегда является абсолютным благом. Такая роль хороша лишь в условиях гипотетического «конца истории» Фукуямы. Германия же оказалась перед лицом следующей ситуации: политические и социальные потрясения в непосредственной географической близости оказывают на неё прямое и косвенное воздействие, однако текущая роль Берлина в мировой системе неэффективна для решения такого рода проблем. Фактически, единственным реальным инструментом Берлина в таких условиях могла быть экономическая помощь и инвестиции, направленные на стабилизацию и поддержание устойчивого развития потенциальных и действующих очагов международного напряжения. Германия и сейчас активно инвестирует в страны, являющиеся основными источниками беженцев, однако такого рода помощь является очень трудоёмкой и может принести ощутимые результаты только в долгосрочной перспективе.

Именно поэтому в последнее время Берлин всё чаще посылает сигналы о росте своей внешнеполитической самостоятельности. К примеру, Германия является одним из пропонентов создания общеевропейской армии, то есть военной структуры, независимой от США и НАТО. Кроме того, Берлин резко выступил против выхода США из иранской ядерной сделки и продолжает настаивать на её сохранении. Важно отметить, что вопрос с Ираном косвенно касается и проблемы беженцев, поскольку Исламская республика является одним из главных миграционных узлов региона. В частности, на территории страны находится подавляющее большинство беженцев из Афганистана. Наконец, Германия стала одним из инициаторов «нормандского формата» и одним из двух главных его посредников.

Лекция Наталии Супян «Тридцать лет без стены: что разделяет немцев сегодня?»

Последний из конкретных шагов, обозначивших намерения ФРГ нарастить собственное влияние в мире и, в частности, в ближневосточном урегулировании — недавняя конференция по Ливии в Берлине. Германия едва ли не впервые в своей послевоенной истории стала инициатором и организатором столь важного и крупного саммита. Ливийская конференция — это конкретная заявка ФРГ на новое место в меняющемся мировом порядке, в котором, за счёт немного сдавшего позиции гегемона, появилось окно возможностей для новых центров силы.

Германия созвала за стол переговоров ливийского премьера Файеза Сарраджа и генерала Халифу Хафтара, а также всех поддерживающих их сторон, добившись в результате соглашения о прекращении огня и эмбарго на поставку оружия в Ливию. Однако конференция — лишь первый шаг. Необходимо обеспечить выполнение достигнутых договорённостей, что можно сделать с помощью международных военных сил.

Таким образом, Берлин сталкивается с дилеммой: с одной стороны, именно Германия выступила инициатором мирного процесса, а значит не участвовать в военной миссии она не может. С другой стороны, вопрос военного вмешательства всегда был для современной ФРГ крайне болезненным. Тень вермахта будет преследовать бундесвер ещё долго, и неважно, что современная Германия уже не имеет ничего общего со своим нацистским прошлым. Любая перспектива участия немецкой армии в зарубежной операции всегда вызывает острую реакцию как внутри мирового, так и внутри немецкого сообщества. В Германии протестовали даже против предельно минимального участия бундесвера в антитеррористической коалиции в Сирии и Ираке.

В том числе и поэтому немецкое правительство пока не сформулировало чёткой позиции по военному вмешательству в Ливию. Однако Берлин вполне может решиться на такой шаг, поскольку он вписывается во внешнеполитическую логику Германии последних трёх-четырёх лет. ФРГ стремится к большей независимости и всё активнее проявляет внешнеполитическую инициативу — то есть делает всё то, от чего она воздерживалась на протяжении почти двадцати лет. Запуск процесса ливийского урегулирования стал ещё одним доказательством того, что в Берлине осознают изменения мировой структуры и пытаются на них отреагировать. Другое дело, что дипломатия и военная миссия отличны по своему характеру примерно также, как в мире медицины различаются терапия и хирургия. У нынешней ФРГ крайне мало опыта в обращении с геополитическим «скальпелем», а ведь цена ошибки и ответственность здесь очень велика. Проводящая военное вмешательство страна и вправду схожа с хирургом на сложной операции: одно неверное движение — и последствия могут оказаться фатальными.

Пока трудно сказать, обернутся ли немецкие усилия успехом. В ливийском вопросе в пользу Германии говорит тот факт, что она не участвовала в интервенции 2011 года, а значит пользуется доверием у всех сторон конфликта. Кроме того, очевидным преимуществом ФРГ всегда будет являться её богатство и экономическая мощь, делающие Берлин привлекательным партнёром, особенно для стран, испытывающих инфраструктурные и финансовые трудности. Кроме того, у Германии нет имиджа колонизатора, что также повышает её авторитет в регионе. Несмотря на это, достичь искомых целей будет трудно. Пока неясно, какой компромисс могут заключить ливийское правительство национального согласия и Халифа Хафтар. Сама Германия держит нейтралитет, что логично, поскольку Берлину не важно, кто именно стабилизирует Ливию и предотвратит возможные миграционные кризисы. Однако как внутри ЕС, так и в арабском мире и за его пределами есть страны, для которых антагонизм ливийской гражданской войны является куда более принципиальным вопросом. Очевидно, что Германии предстоит приложить ещё немало дипломатических усилий по достижению консенсуса между всеми стейкхолдерами ливийского противостояния — и, скорее всего, эти усилия потребуют подкрепления в лице военного вмешательства.

Андрей Кортунов:
Ливийский цугцванг: шансы на ничью

Впрочем, даже сейчас, когда решение о возможной отправке бундесвера в Ливию ещё не принято, можно уверенно заявлять о том, что Германия активно ищет новое место в меняющейся палитре международных отношений. По объективным причинам, на роль гегемона ФРГ претендовать не может. Более того, вклиниваться в гонку супердержав Берлин и не рассчитывал. Германия хочет защититься от внешних шоков, и это касается как ситуации на Ближнем Востоке, так и ситуации на Украине. Примечательно, что в обоих случаях линия поведения Берлина схожа: Германия активно включается в процесс урегулирования, обозначая себя в роли одного из основных посредников между сторонами конфликта.

«Прекрасный сон» немецкого государства, длившийся почти тридцать лет, закончен, и теперь на самых границах германской экономической ойкумены вспыхивают очаги нестабильности. Годы, проведённые в условиях относительной мировой стабильности, вознесли ФРГ на пик благосостояния и расставаться с таким положением вещей в Берлине не хотят. Корону гегемона Германия примерить не сможет, но ей это и не нужно: зато вот роль глобального модератора, который одной рукой сумеет урегулировать ситуацию на Ближнем Востоке, а другой — разрешить конфликт на Украине, Берлину очень привлекательна. И нельзя сказать, что у Германии нет оснований на такие притязания. ФРГ не случайно оказывается в роли посредника «меж двух огней»: ей есть что предложить всем вовлечённым в противостояние сторонам — как в случае с Ливией, так и в случае с Украиной. У ФРГ в активе имеется внушительный капитал «мягкой силы», квалифицированный и взвешенный дипломатический корпус, а также мощный стимул: пожалуй, никто в Европе не заинтересован в сохранении стабильности столь же сильно.

С такими исходными данными немецкое правительство вполне способно принять возможные жертвы, такие как холодная реакция немецкого общества на военное вмешательство в дела других стран. Отягчающим обстоятельством здесь может выступить не самое уверенное положение немецкой правящей коалиции, которой сейчас совсем не нужна потеря политических баллов. Быть военной операции бундесвера в Ливии или нет — скорее всего, это вопрос консенсуса между правящей коалицией и оппозицией. Если мандат оппозиционных партий будет получен, то многие сомнения Берлина по поводу участия бундесвера в международной миссии отпадут. Классический пример влияния внутренней политики на внешнюю, который может стать ещё глобальнее, поскольку гипотетическая ливийская операция рискует стать проверкой на прочность для нынешнего министра обороны ФРГ и одного из главных кандидатов в сменщики Ангелы Меркель — Аннегрет Крамп-Карренбауэр.

Германия начала XX в. ассоциировалась с агрессором, который решает геополитические проблемы путём конфликта: Германия начала XXI в. — это уже совсем другая страна, наученная прошлыми ошибками и изменившаяся до неузнаваемости. Её «прекрасный сон» подошёл к концу. Возникающие геополитические вызовы она теперь решает совсем по-другому.