Территориальные споры в Центральной Азии: мифы и реальность

Проблема территориальных споров всегда находится в фокусе внимания внешней политики государства, независимо от его географических размеров, экономических возможностей или геополитических амбиций. При этом в современном мире силовой вариант изменения границ в Центральной Азии как возможная опция решения территориальных споров со стороны КНР следует считать практически невозможным. В активизации территориальных претензий и развязывании реального конфликта не заинтересована ни одна из сторон, включая соседние страны. Несмотря на кажущиеся преимущества, гарантированная ответная реакция со стороны международного сообщества нивелирует всю потенциальную выгоду агрессора, например, Пекина, от возможных территориальных приобретений. Кроме того, в регионе при непосредственном участии России сформирована система контроля и мониторинга, гарантами которой выступают, в частности, ШОС и ОДКБ, достаточно надежно сдерживающие возможности региональных игроков проявлять захватнические устремления.

Признавая высокую чувствительность общественности к вопросу о передаче земельных территорий одного государства в счет погашения кредитных обязательств перед другим государством, следует исходить из анализа содержания конкретных международных соглашений, мотивов их подписания действующими властями и национальных интересов участвующих сторон. В противном случае велика вероятность получить искаженную трактовку ключевых событий в рамках популистской риторики неизвестного блогера или же оказаться адресатом информационной пропаганды, которую ведут крупные конкурирующие державы за региональное влияние.

Проблема территориальных споров всегда находится в фокусе внимания внешней политики государства, независимо от его географических размеров, экономических возможностей или геополитических амбиций. При этом в современном мире силовой вариант изменения границ в Центральной Азии как возможная опция решения территориальных споров со стороны КНР следует считать практически невозможным. В активизации территориальных претензий и развязывании реального конфликта не заинтересована ни одна из сторон, включая соседние страны. Несмотря на кажущиеся преимущества, гарантированная ответная реакция со стороны международного сообщества нивелирует всю потенциальную выгоду агрессора, например, Пекина, от возможных территориальных приобретений. Кроме того, в регионе при непосредственном участии России сформирована система контроля и мониторинга, гарантами которой выступают, в частности, ШОС и ОДКБ, достаточно надежно сдерживающие возможности региональных игроков проявлять захватнические устремления.

Вместе с тем в международном пространстве выработана цивилизованная возможность решения территориальных вопросов путем дипломатических переговоров, передачи земель в длительную аренду, формирования совместных юрисдикций и т.п. У Китая есть подобный опыт передачи своих территорий. Это, например, 99-летняя аренда Гонконга Великобританией, или признание Макао «китайской территорией под португальским управлением» с последующим подписанием совместной декларации по вопросу о Макао. После того как КНР превратилась в успешную экономическую державу в Пекине предпочли, чтобы по проблемам территориальных споров говорили китайские дипломаты, а не китайские пушки.

Антон Бредихин:
Аренда земли и территориальные претензии Китая в Центральной Азии и на Южном Кавказе

Следует отметить, что, реализуя свою инициативу «Один пояс, один путь», Китай никогда не заявлял, что это благотворительный проект. Более того, изначально ее цель анонсировалось как развитие Центральных и Западных регионов Китая. Все участвующие в инициативе зарубежные государства самостоятельно выразили желание присоединиться к ней на условиях взаимовыгодного развития. Принимая предложения Китая и соглашаясь на его кредиты и инвестиционные проекты, у любой из стран была возможность оценить риски и не участвовать в них, либо сделать выбор и развивать собственную экономику на условиях других финансовых институтов, например, западных. В данном случае Китай действует в регионе ЦА как большинство крупных держав, заинтересованных в усилении своих позиций и продвигающих свою политическую, экономическую и гуманитарную повестку.

Возможные обвинения Пекина в заключении экономических контрактов на кабальных условиях с равными основаниями следует адресовать и чиновникам «пострадавших» стран, которые соглашались на эти предложения китайской стороны. При этом, если выясняется, что одна из сторон действовала не в своих национальных интересах, то это в большей степени является проблемой внутреннего государственного устройства конкретной страны и ее отношения к работе собственных чиновников, и в значительно меньшей степени — претензией к развитию двусторонних отношений с Китаем.

Также следует отделять официальную позицию государства от заявлений частных лиц, которые часто действуют в своих собственных интересах. Например, статья с заголовком «Почему Казахстан стремится вернуться в Китай», которая приводится в качестве примера в публикации «Аренда земли и территориальные претензии Китая в Центральной Азии и на Южном Кавказе», была написана анонимным блогером с количеством подписчиков чуть более 80 тысяч, что по китайским меркам — мизер. Анализ географического маршрута распространения данной новости международными СМИ, а также содержания высказываний официальных лиц, подтверждает мнение профессиональных экспертов-китаистов, что это была простая попытка блогера «набрать лайков» и репостов и к официальной позиции Пекина не имеющая никакого отношения.

В качестве еще одного примера использования в данном случае внешнеполитической повестки во внутриполитической борьбе, можно привести заявление лидера оппозиционной партии Таджикистана Р. Зойирова с обвинениями Китая в переносе линии разграничения границы на 20 километров глубже на территорию Таджикистана.

Накануне президентских выборов в 2013 году оппозиционные силы Таджикистана в очередной раз попытались «уличать власти республики в сдаче таджикских земель» в рамках соглашения от 2002 г. «О демаркации границы и урегулировании территориальных споров». Китай претендовал на 28 тыс. кв. км территории Таджикистана, однако по итогам переговоров получил чуть более 1 тыс. кв. км высокогорных земель, непригодных для жизни, без доказанных объемов крупных месторождений. Оценивать результаты переговоров можно по-разному, однако каждая страна суверенна, а потому имеет право искать удобные для неё формы разрешения споров и погашения долгов. Кроме того, следует добавить, что данное соглашение было ратифицировано правительством Таджикистана лишь в 2011 году. Официальный представитель МИД Таджикистана назвал заявление оппозиционера провокацией, обусловленные тем, что автор указанных слов преследует корыстные цели. Позже выяснилось, что «виденное» Р. Зойировым относится к 2011 году, как и само заявление, которое было «сделано два года назад и только сейчас опубликовано». Кроме того, по словам Р. Зойирова, расстояние до границы он определял, основываясь на утверждениях местных жителей. Официальные власти Таджикистана и Китая информацию об оккупации Китаем земель Таджикистана проигнорировали как недостоверную, равно как и Россия и все иные региональные державы.

Признавая высокую чувствительность общественности к вопросу о передаче земельных территорий одного государства в счет погашения кредитных обязательств перед другим государством, следует исходить из анализа содержания конкретных международных соглашений, мотивов их подписания действующими властями и национальных интересов участвующих сторон. В противном случае велика вероятность получить искаженную трактовку ключевых событий в рамках популистской риторики неизвестного блогера или же оказаться адресатом информационной пропаганды, которую ведут крупные конкурирующие державы за региональное влияние.