По Толстому: после постановочного химинцидента — постановочный удар по Сирии. Что дальше?

Наблюдая то, как конфликт между Западом и Россией в последние годы решительно перекочевал в область виртуальной реальности и, похоже, там застрял, начинаешь задаваться вопросом: неужели это всё, и мы обречены на дипломатию театральных постановок?

Трудно судить, как долго нашим западным коллегам будет удаваться действовать в подобном режиме и при этом не терять доверие к своей политике внутри собственных стран и вовне. К миру постправды добавляется мир постдоказательств: риторика и откровенная пропаганда, как, собственно, и склоки Д. Трампа со своим окружением, заменяют и то, и другое. Нам остается только ждать и надеяться на общее ускорение всего происходящего в мире в рамках наступившего эндшпиля геополитической ситуации, сложившейся после окончания холодной войны.

В одном из своих гениальных произведений — «Смерти Ивана Ильича» — Толстой поставил мрачный экзистенциальный вопрос: после глупой жизни глупая смерть — неужели это все?! Наблюдая то, как конфликт между Западом и Россией в последние годы решительно перекочевал в область виртуальной реальности и, похоже, там застрял, тоже начинаешь задаваться вопросом: неужели это всё и мы обречены на дипломатию театральных постановок?

Пристрастие (и талант) англичан к театру общеизвестно. Короткий, протяженностью в 40 лет Елизаветинский ренессанс, символом которого по праву стал Шекспир (или те, кто скрывается за этим именем), снял сливки с континентального — от Данте и Джотто до Петрарки и Рафаэля, после чего страна погрузилась в атмосферу религиозной розни и войны, вошедшей в историю как Английская революция. Но дело было сделано: модернизация языка состоялась и стала отложенным во времени прологом к Британской империи. Во Франции облагораживание языка произошло раньше, при Франциске I, и предвещало континентальное доминирование Парижа вплоть до падения Наполеона. Только после этого Англосфера смогла заявить о себе в глобальном масштабе, причем не без помощи американской Войны за независимость, ставшей третьим актом Английской революции, значение которого в Лондоне смогли вполне осознать только после Второй мировой войны. Но вряд ли кто мог предположить, что геополитика заката глобальной империи США, поглотившей в свое время Британскую, востребует общее театральное наследие англосаксов.

Далеко не случайно разлад Вашингтона и Лондона с Москвой из-за Войны в Ираке был закреплен постановочной, под камеры смертью А. Литвиненко, которая обслуживала антироссийскую политику Запада на протяжении целых 10 лет. Теперь темпы развития событий ускоряются, причем не по вине России (хотя хорошо, что мы за ними успеваем, будь то в кризисах на Украине или в Сирии) — отсюда цепочка «химии» от «дела Скрипалей» до инцидента в Думе (Восточная Гута). Обе постановки разваливаются буквально на глазах, в том числе благодаря «утечке» заключения химлаборатории швейцарского Шпица и направлению миссии ОЗХО в Думу. Об этом убедительно свидетельствует и резкий рост числа подписчиков Твиттер-аккаунта Посольства России в Лондоне — почти на 20 тысяч человек, или на одну треть, за период с 5 марта этого года. Как в свое время заметил Тютчев, злейшие враги России в наибольшей мере способствовали ее величию и, похоже, продолжают делать это в наши дни.

Постановка с ударом США и их союзников по Сирии 14 апреля — более сложный вариант, поскольку все происходит за пределами национальной территории этих стран и «управлять» ситуацией значительно труднее. Поэтому все делается ночью, якобы из гуманных соображений, а в качестве целей выбираются пустыри и заброшенные после химразоружения Дамаска производственные помещения и иные объекты. Под покровом темноты труднее судить и об эффективности нанесенных ударов, а значит, и систем оружия, создававшихся в эпоху отсутствия конкуренции в силовой политике. Поэтому реальная эффективность американского оружия, будь то «Патриот» или F-22/35, стала предметом жарких дебатов экспертов. Впрочем, это относится и к нашим противоракетным и иным системам, реальным тестом которых может быть только вооруженный конфликт с западными странами.

Западные постановки на поле боя, по сути, заметают под ковер оба вопроса, что позволяет продолжать конфликт в виртуальной реальности, а главное, скрывать от общественности, усилиями прежде всего самих американских военных, реальное положение дел и реальные риски в случае конфликта с применением обычных вооружений между Западом и Россией. Именно ведение обычных войн против России и Китая предусмотрено Стратегией национальной обороны администрации Д. Трампа, и, кажется, логика подсказывает, что региональные конфликты как раз и предоставляют возможность примериться к противнику без особых обязательств и риска «потери лица» и уяснить для себя массу полезных «известных неизвестных» (по Дональду Рамсфельду). Но пока на место традиционной гонки вооружений приходит гонка развертывания уравнивающих шансы потенциалов.

Трудно судить, как долго нашим западным коллегам будет удаваться действовать в подобном режиме и при этом не терять доверие к своей политике внутри собственных стран и вовне. К миру постправды добавляется мир постдоказательств: риторика и откровенная пропаганда, как, собственно, и склоки Д.Трампа со своим окружением, заменяют и то, и другое. Нам остается только ждать и надеяться на общее ускорение всего происходящего в мире в рамках наступившего эндшпиля геополитической ситуации, сложившейся после окончания холодной войны. Прояснение неизбежно. В одну реку нельзя войти дважды: это значит либо фарсовый вариант холодной войны, либо ее сочетание с войнами XVIII века, которые не носили экзистенциального характера, велись за пределами территории великих держав и были частью повседневной реальности международной жизни.

Возвращаясь к языку как индикатору геополитических перемен. Немецкий, застряв в романтике и дебрях немецкой классической философии («сумрачный германский гений»), в конечном счете явил себя миру как язык войны и прусского милитаризма. Наряду с другими и не только европейскими языками он обогатил русский язык, модернизация которого стала прямым следствием реформ Петра и создала Великую русскую литературу XIX века, взявшую на себя миссию утверждения христианских ценностей в мире, ставшем постхристианским после Французской революции. В ХХ веке он указывал на миссию России в рамках устойчивой биполярности как альтернативы германскому доминированию на континенте, что было бы чревато уже ядерной внутризападной конфронтацией, которая и так привела к двум мировым войнам (см. «Геополитика Русской революции»).

Английский против русского вновь вышел на острие глобальной политики, но уже в условиях, когда о себе заявляют языки других регионов мира. От англосаксов, и прежде всего «ненастоящей (phony) Америки» (диагноз поставил Сэлинджер), которая с убийством Джона Кеннеди упустила шанс стать настоящей, зависит, сольются ли ручьи Европейской цивилизации в общеевропейском море-доме, минуя эпизоды реального силового противостояния.